— Тогда целесообразно установить ловушку в одном из шлюзов. «День гнева» — судно класса «Панамакс[62]», помещается в шлюзы впритык. Тогда нам достаточно натянуть нити всего в тридцать два метра длиной. Будет легче и столбы ставить, и нити натягивать…
— Нет. В шлюзах и на подходах к ним всегда слишком много суеты. Кроме того, судно тянут через шлюзы четыре «мула» — электровоза, едущих по рельсам. Они движутся медленно; к тому же когда судно проходит шлюзы, команда всегда начеку. Нашу ловушку наверняка быстро обнаружат.
— А как насчет «Моста двух Америк», сразу за шлюзами Мирафлорес? Мы можем натянуть нити между его опорами.
— Не годится. Расстояние слишком велико. Материала не хватит.
— Тогда решено: операцию надо провести в самом узком месте — в Кулебрской выемке[63], ширина там сто пятьдесят метров. Ну, прибросить еще немного для столбов… Итого, скажем, сто семьдесят метров.
— При таком раскладе, — заметил Ван, — расстояние между нитями будет пятьдесят сантиметров. Для более тесной сети у нас нет материала.
— Иными словами, нужно подгадать так, чтобы корабль прошел там днем, — заключил Да Ши, изрыгая очередной клуб дыма.
— Почему?
— Потому что ночью большая часть команды дрыхнет, то есть находится в горизонтальном положении. А у нас пятьдесят сантиметров между нитями. Зато днем, даже если они сидят или лазят на четвереньках, этого расстояния достаточно.
Раздалось несколько смешков — так присутствующие, все под тяжелым стрессом, несколько выпустили пар, хоть он явно имел запах крови.
— Капитан, вы просто демон какой-то! — ужаснулась представительница ООН.
— А невинные люди могут пострадать? — дрожащим голосом спросил Ван.
Ему ответил офицер-моряк:
— Во время прохождения через шлюзы на борт поднимается десятка полтора рабочих, но как только судно минует шлюз, они все сходят на берег. Лоцман будет сопровождать судно все восемьдесят два километра. Им придется пожертвовать.
Служащий ЦРУ добавил:
— И наверняка не все в команде знают об истинном назначении судна.
— Профессор, — обратился генерал Чан к Вану, — выбросьте эти мысли из головы. Информация, которую мы собираемся получить, необходима для выживания всего человечества. Другого выбора нет.
После окончания совещания полковник Стентон подвинул ящичек с сигарами к Ши Цяну.
— Держите, капитан. Лучшие гаванские.
* * *
Четыре дня спустя, Кулебрская выемка, Панамский каналВан не ощущал, что находится в другой стране. Он знал, что на западе, не очень далеко отсюда, расположено красивое озеро Гатун, а на востоке — величественный «Мост двух Америк» и город Панама[64]. Но у него не было ни малейшей возможности увидеть хоть что-либо из этого.
Позавчера он прибыл прямым рейсом из Китая в Токумен — международный аэропорт Панамы — а оттуда вылетел на вертолете. В пейзаже, расстилающемся перед ним, не было ничего примечательного: стройка как стройка. На канале велись работы по его расширению, и тропический лес по обоим берегам был вытеснен обширными участками голой желтоватой почвы. Родной Вану цвет. Сам канал тоже не казался чем-то выдающимся, возможно, потому, что был в этом месте очень узок. Тем не менее, в прошлом веке сто тысяч человек выкопали его обычными кирками и лопатами.
Ван и полковник Стентон сидели в шезлонгах под навесом, устроенном на середине отлогого берегового склона. В просторных цветастых рубашках, с панамами, валяющимися рядом на земле, они могли бы сойти за праздных туристов.
Внизу, по одному на каждом берегу, лежали на земле параллельно каналу два столба длиной в 24 метра. Между ними были натянуты пятьдесят сверхпрочных «парящих лезвий» в 160 метров длиной. На восточном берегу каждая нить прикреплялась к обычной стальной проволоке — так нитям добавили длины и с помощью дополнительных грузов опустили на дно. Такое решение давало возможность другим судам беспрепятственно проходить по каналу. К счастью, движение здесь оказалось не таким интенсивным, как ожидал Ван. В среднем за сутки здесь следовало около сорока больших судов.
Операция носила кодовое наименование «Гучжэн»: конструкция походила на древнюю китайскую цитру с тем же названием. Поэтому и сами натянутые нити называли просто «цитрой».
Час тому назад «День гнева» вошел в Кулебрскую выемку со стороны озера Гатун.
Стентон спросил Вана, бывал ли тот в Панаме раньше.
— Нет, — ответил Ван.
— А я был. В 1989-м году.
— Тогда здесь, кажется, шла война?
— Да, и это была одна из тех войн, что не оставили по себе особых воспоминаний. Помню только, как стоял перед посольством Ватикана, где в то время скрывался Норьега, а репродукторы орали «Nowhere to Run»[65]. Кстати, моя идея.
Внизу по каналу плыл белоснежный французский круизный теплоход. Несколько пассажиров в яркой одежде беспечно прогуливались по застеленной зеленым ковром палубе.
— Второй наблюдательный пост докладывает: перед целью нет других судов, — проскрипела рация Стентона.
Полковник скомандовал:
— Поднять цитру!
На берегах появились мужчины в защитных касках, вроде тех, что носят ремонтники. Ван привстал, но полковник потянул его вниз.
— Не волнуйтесь вы так, профессор. Они свое дело знают.
Ван наблюдал, как рабочие на восточном берегу быстро накручивали на барабаны стальные провода, соединенные с «парящими лезвиями», а потом закрепляли нити на столбе. Потом, медленно-медленно, оба столба поставили на шарнирах вертикально. Для маскировки на них повесили навигационные знаки и указатель глубин. Рабочие трудились не торопясь, как будто выполняли самую что ни на есть рутинную, скучную работу. Ван во все глаза смотрел в пространство между столбами и ничего не видел. Казалось, что там ничего нет, однако смертоносная цитра уже заняла свою позицию.
— Расстояние от объекта до цитры четыре километра, — протрещала рация.
Стентон отложил ее в сторону и продолжал вспоминать:
— Второй раз я приехал сюда в 1999 году, чтобы присутствовать на церемонии передачи Панамского канала. И знаете что — к тому времени, когда мы прибыли к зданию администрации, «звезды и полосы» уже исчезли. По предположениям, правительство США приказало убрать флаг на сутки раньше, чтобы его не пришлось спускать на глазах у всего честного народа. Тогда я считал себя свидетелем великого исторического события. А сегодня оно кажется таким незначительным…
