— Хочешь сказать, мы не должны вмешиваться?
— Да, хочу. Теперь он — враг. А мы должны доказать свою преданность братству вампиров.
— Доказать? — непонимающе переспросил приятель.
— Судьбу охотника должен решить Даулет. Захочет сгноить в сырости или поджарить на солнце — его дело. Мы не вправе мешать.
Я нетерпеливо посмотрел на Димку. Тот, в свою очередь, уставился на меня. Ну, соображай же! Работай головой!
— Совсем не мешать? — зачем-то уточнил товарищ.
— Именно! — я задрал голову вверх.
Дима посмотрел на светлеющее небо. Взглянул на меня. Я кивнул.
— Ты прав, — заключил смертный. — Охотник — законная добыча вампира.
— Вот-вот! Про то и толкую!
— Что вовсе не означает, что нам запрещено на эту добычу смотреть! — как бы мимоходом заметил Димка. Ох, и ушлый ж парень!
Я заколебался. Это должна была быть ловушка. Стопроцентно!
— Нет!
— Почему? — набычился Дима. — Вампир сказал не вмешиваться — мы и не вмешиваемся. Я только посмотрю… — он кинул в рот дольку чеснока.
По-своему Дима прав. Я развернулся к востоку: еще немного — и у вампиров не останется сил…
Из-за домов вынырнул Даулет. Старательно делая вид, что не замечает нас, опустился у заветного погреба. Спрыгнул вниз.
Мы ждали.
Старейший вылетел вместе с Дроботецким. Неужто собрался его перепрятать? Где ж потом искать?.. Нет, опустился на землю!
Сергей Викторович был без сознания. Лицо бледное, глаза ввалились. Дышал редко и так тихо, что даже мне приходилось напрягать слух.
Даулет медленно расстегнул ему ворот, открыв поджившие ранки на шее. Явно красуясь, откинул голову Дроботецкого в сторону; величаво обнажил клыки.
Дима прыгнул вперед.
На сей раз я не стал мешать. Бросился следом.
Радостно осклабившись, Даулет отпустил охотника, развернулся к нам. Плавно согнул руки в локтях.
Догнав приятеля, я вырвался вперед, справедливо полагая, что у меня больше шансов в единоборстве.
Старейший ничуть не расстроился. Выбросил вперед кулак, метясь мне в лицо. Я поднырнул под руку, собираясь выпрямиться за спиной Даулета. Однако тот оказался быстр, невероятно быстр — если честно, я и не подозревал, что у кого-то может быть такая реакция! — локоть Старейшего врезался в голову, отправив меня в горизонтальный полет, закончившийся скольжением по земле. Схватку Даулета с Димой я уже не видел.
Да и Старейший ничего толком не мог разглядеть, потому что, пока он на меня отвлекался, Дима пшикнул ему в лицо самодельной настойкой на чесноке. Ядреннейшей, судя по запаху.
Как-то вампир пережил такую атаку? Однажды я свалился от простого рукопожатия.
Рассвет приближался. Уже начали неметь мышцы.
Даулет сбежал. Встав на одно колено, я следил, как он стремительно исчезает за крышами домов. Мощные эти Старейшие, ничего не скажешь. Я-то двигался-то уже с трудом.
Качнувшись на ослабевших ногах, я неловко повалился набок. Пардон, уже не двигаюсь.
— Кеш, ты как?! — встревожено спросил Дима, переворачивая меня на спину.
— Спрячь меня куда-нибудь, — ответил я. Потом спохватился и добавил. — И Сергея Викторовича…
Что-то сопело.
Первое, что я увидел, открыв глаза, это грязную, порытую потеками стену с облупившейся кое-где штукатуркой. Здесь пора делать ремонт. Здесь — это где?
Иной раз, просыпаясь в своей комнате, не сразу вспоминаешь, кто ты и где находишься. Тут же — подобная задача усложнялась многократно: место было совершенно незнакомым.
Ведя взглядом по стене — по той ее части, которую мог рассмотреть, я «радовал» себя полным отсутствием мыслей. Вид, открывшийся глазам, тоже нес мало информации — может быть, потому, что стена возвышалась на расстоянии десяти сантиметров от моего носа.
Потом я сообразил, что голову можно поворачивать. А заодно и все остальное тело. Кстати, такие звуки обычно издает спящий человек. А откуда может взяться спящий человек в моей комнате? Надька спит отдельно…
Я вспомнил, кто я. Теперь бы разобраться, куда меня занесло. Может, в гости к знакомым приехали? И что, у них дом разваливается? Почему стена такая? И почему я в одежде? Я озадачился настолько, что перестал переворачиваться. Серый, невзрачный потолок только добавлял загадок.
Сопение продолжалось с внушающей уважение силой. Пора, в конце концов, выяснить что происходит! Я повернул голову. Рядом обнаружились чьи-то ноги. Приподнявшись, я всмотрелся в их обладателя. Дима.
И будто дожидаясь сигнала, память услужливо предоставила мне список недавних событий. Так-с, а где Сергей Викторович?
Дроботецкий лежал у соседней стены с закрытыми глазами, но не спал. Живой. Бледный, наверняка голодный, но живой. Хорошо…
Я обвел глазами подвальное помещение, в котором мы оказались, остановил взгляд на Диме. Намаялся, бедолага. Провести без сна около тридцати часов — уже тяжело, а если учесть все передряги, которые выпали на нашу долю… Пусть спит. Рядом с лаборантом лежал пакет. Что внутри? Если доверять обострившемуся обонянию, хлеб есть точно. Может, пара пакетов кефира тоже найдется — чтобы подкрепить шефа. В крайнем случае, сам сбегаю в магазин.
Я тихонько поднялся. Веки Дроботецкого чуть дрогнули, но глаза остались закрытыми. Хочет полежать спокойно? Да ради Бога!
Тихонько переставляя ноги, я пошел обозревать наше временное убежище. Собственно, подвал был невелик, но всегда полезно знать, где ты очутился. Шарканье обувью о пол разнеслось во все стороны, отразилось от голых стен, заполнив подвал оглушительным шумом. Так мне показалось.
Наверное, Дроботецкий был со мной солидарен, потому что, протяжно зевнув, он потянулся, открыл глаза. Их спокойное выражении подсказало мне, что, по крайней мере эмоционально, шеф находится в форме.
— Здрасте, — сказал я, останавливаясь.
— Привет! — он улыбнулся. — Похоже, я теперь твой сын?
Чего-о?? Я до безобразия неприлично вытаращил на охотника широко открытые глаза. В голове замелькали места психиатрического профиля. Осталось определиться какое из них лучше.
— У одного из так называемых неразвитых народов, — флегматично поведал Сергей Викторович, — есть любопытное поверье, или точка зрения — как угодно. Суть такая: если кто-то спасает человека от неизбежной смерти, этот человек становится спасителю сыном или дочерью. Происходит это потому, что, спасая, мы даем возможность прожить еще одну жизнь. И несем за нее ответственность — за все, что говорит, делает и даже думает спасенный отвечает и тот, кто спас.
— На самом деле благодарить надо не меня, а Диму, — сказал я, радуясь возможности освободиться от нежданного отцовства. Пусть теперь его заботит, чего происходит в голове у Дроботецкого.
