Сажусь рядом со спящей девушкой и с умилением гляжу, как шевелится от легкого дыхания выбившийся локон. Не сосчитать, сколько раз мне приходилось сидеть вот так и караулить ее сон, когда она металась в горячке, да и ей не меньше, когда болел я. Сейчас все хорошо, ни лихорадки, ни выматывающего ночного холода зимней чащи. Моя рана давно зажила, живот не болит и не бурчит от голода. Долгой мучительной зиме пришел конец, на лугах кое-где уже появляются первые цветы. Один я сорвал, он у меня в тайном кармашке плаща. Я сорвал его для Виргинии, чтобы, проснувшись, она увидела алый гемантус возле своих губ. Достаю цветок, смотрю на него… В сердце вспыхивает боль, как от удара кинжалом. Перед глазами лицо Эо. Эта боль никогда не пройдет, да и не должна, наверное. Боль и чувство вины – заслуженной или нет, не знаю. Целую цветок и убираю обратно. Еще не время.
Ласково прикасаюсь к плечу девушки.
Она улыбается, еще не проснувшись, как будто уже знает, кто пришел. Зову ее по имени, глажу по волосам. Как странно видеть рядом с моими мозолями и обломанными ногтями золотое мерцание этих прекрасных глаз с трепещущими ресницами. Виргиния прижимается щекой к моей руке, садится и зевает. Озирается, вспоминая, что произошло.
– Я видела сон, там были драконы, – вдруг говорит она. – Такие красивые, пурпурно-фиолетовые, и пели песни… Ого! – Она звонко щелкает пальцем по моей броне. – Выпендриваешься передо мной? Придурок. Что стряслось?
– Я сошел с ума.
– Выходит, я теперь твоя дама сердца, а ты – мой отважный рыцарь? – фыркает Виргиния. – Фу, какая пошлятина!
Рассказываю последние новости. Войско Шакала осаждает крепость Марса, в то время как он сам отсиживается с Лилат в горных катакомбах. Там мы его схватим без особых проблем.
– Хочешь, – говорю, – сама бери людей и дави эту мразь.
– Серьезно? – Виргиния поднимает бровь. – Не боишься, что я сама захочу стать примасом нашего небывалого войска?
– Тебе я верю.
– С какой это стати? – хмыкает она.
И тут я целую ее. Цветок подарить не могу, этот марсианский реликт – часть моего сердца, которое принадлежит одной только маленькой Эо… хотя, видят боги, я готов был на что угодно, чтобы спасти Виргинию, когда враги забрали ее. Готов был вывернуться наизнанку, только бы снова увидеть ее улыбку. Может быть, и настанет день, когда мое сердце сумеет раздвоиться.
Вкус ее губ такой же, как и запах. Дым и голод. Прижимаю ее к себе, зарывшись пальцами в золотые волосы и ощущая ее ласковые руки у себя на затылке. Кровать рядом, времени у нас достаточно, а голод куда сильнее, чем тот, что я чувствовал, целуя Эо. И все же я не могу забыть слова Даго, проходчика Гаммы, когда он показал мне окурок сигареты, которую высосал в две затяжки: «Это ты».
Я слишком нетерпелив и подвержен страстям – ярость, печаль, чувство вины смешиваются и бурлят во мне, подавляя разум и управляя поступками. Так бывает часто, но не сейчас и не здесь. Страсть и горе привели меня на виселицу, а чувство вины оставило лежать в грязи с пропоротым животом. Ярость могла заставить кинуться на Августуса и погибнуть в схватке, но разум удержал, и вот я здесь. Мне мало известно об истории училища, но я точно знаю, что превзошел всех до меня, совершил невозможное – с помощью гнева и хитрости, ярости и натиска. Я взял Олимп, но брать Виргинию таким же образом, с налету, не собираюсь. Любовь и война – два разных поля боя.
Вздохнув, отстраняюсь, подавляя свой голод. Виргиния без слов понимает меня, и я окончательно убеждаюсь, что прав. Последний поцелуй, долгий и страстный, и мы поднимаемся на ноги. Идем, не разнимая рук, к выходу из спальни, в дверях я поворачиваюсь и произношу сухим командным тоном:
– Принеси мне штандарт Шакала.
– Будет сделано, Жнец. – Едва заметно подмигнув, она уходит.
Замок Олимпа уже наполовину разграблен, повсюду царит хаос. Севро нашел передатчик и сервер, где хранятся записи, предназначенные для правления братств и выборщиков. Как и ожидалось, они не посылаются автоматически, а с задержкой на полдня. Сегодняшних никто из начальства еще не видел. Получив мои инструкции, малыш приступает к редактированию, чтобы подтвердить мою версию событий. Никому другому я бы этого не доверил.
* * *По моему приказу из замка Аполлона доставлен Фичнер. Развалившись в кресле за столом в пиршественном зале Олимпа, он машинально потирает лицо, с которого еще не сошел пурпурный синяк от моего удара. Вместо пола в зале сжатый воздух, стол и кресла висят над двухкилометровой пропастью. Водрузив ноги на стол, Фичнер криво усмехается:
– А вот и наш маньяк-убийца! Я-то с первой встречи понял, чего от тебя ждать.
– Врешь. – Я показываю средний палец.
– Вот засранец, – одобрительно ухмыляется он, возвращая жест, потом приподнимается, пожимая мне руку. – Только не говори мне, что сделал это все из-за испорченной еды, подставы с Кассием, медведей в лесу, шпионов, паршивой техники и гнусной погоды.
– Шпионов?
– Ха! Вот и говори с вами после этого как со взрослыми. Засранцы, молокососы! Кстати, чем заняты сейчас твои славные победители? Жрут, пьют, преют в банях, кувыркаются с розовыми? Это место – классическая ловушка, дружок. Любая армия превратится здесь в дерьмо.
– Вижу, ты в хорошем настроении.
– Мой сынок уцелел, – подмигивает он. – Ладно. Что теперь, какие планы?
– Только что отправил Виргинию разбираться с Шакалом. Потом идем брать Марс… ну и все.
– Все? Как бы не так, – хохочет он. Выдувает изо рта пузырь и болезненно морщится.
Я усмехаюсь – удар получился что надо, – хотя, вообще-то, мне не до смеха. После схватки с Юпитером ногу дергает дико, несмотря на обезболивающее, на нее едва можно наступать.
– А если без шуток? Что еще осталось? – Хватит с меня загадок.
Фичнер поднимает три пальца:
– Три вещи. – Он делает паузу, вглядываясь мне в лицо. – Не пойму я тебя, парень… и Шакала тоже. Странные вы ребята. Выиграть хочет каждый, но вы… Золотой не станет ради выигрыша рисковать жизнью, мы слишком ценим себя. Вы же готовы на все. Откуда это в вас? Что вами движет?
Раздраженный его недомолвками, напоминаю, что вопросы здесь задаю я. Вздохнув, он продолжает:
– Итак, три вещи… Сейчас скажу, только и ты уж ответь на мой вопрос, лады? – Он снова вздыхает. – Первое, патриций, это Кассий. Теперь ему придется драться с тобой, пока один из вас, засранцев, не откинет копыта.
Этого я и боялся. Теперь моя очередь отвечать.
Я замечаю, что Шакал тоже хотел знать мои мотивы. Что мною движет? Пожалуй, гнев, ярость – в первую очередь. Всякий раз, когда случается что-то непредвиденное, я выхожу из себя. Животная реакция. Однако такой ответ слишком прост, он лежит на поверхности. Если же копнуть поглубже… то, пожалуй, любовь. Но так тоже отвечать нельзя, придется соврать.
