– Я просто хотел убедиться, что вы понимаете...
– Ради бога, Эл! – Терпение Лейграфа начало истощаться. – Что тут понимать?!
– Смотрите. – Гаррод открыл шкафчик и достал кусок на вид обычного, хотя и довольно толстого стекла. – Термогард.
Гаррод поднес его к столу со схемой и поставил вертикально – перед одной из ламп.
– Ну, как там себя ведут лампы? – не глядя, спросил он.
– А как они могут себя вести, Эл? Вы ничего... О боже!
– Вот именно.
Гаррод наклонился и посмотрел на лампочки сбоку, примерно под тем же углом зрения, что и Лейграф. Лампочка за стеклом все так же вспыхивала с интервалом в одну секунду, но несинхронно с другой. Гаррод убрал стекло, и лампы стали вспыхивать одновременно. Снова поставил – появился разнобой.
– Я бы не поверил, – произнес Лейграф. Гаррод кивнул.
Помните, я говорил, что термогард не должен был быть прозрачным? Очевидно, свет проходит сквозь него с трудом – с таким трудом, что на сантиметр пути требуется чуть ли не секунда. Вот почему у водителей «стилетов» столько аварий, вот почему пилот практически вогнал «Аврору» в землю. Они сбились с шага времени, Карл. Они видели мир таким, каким он был секунду назад!
Но почему же эффект особенно проявляется при поворотах? – Он сказывается и в иных обстоятельствах, вызывая неправильную оценку дистанции и, вероятно, слабые столкновения машин, едущих в одном направлении. Но в этих случаях относительная скорость мала, оттого и повреждения незначительны. Только когда водитель пересекает полосу встречного движения – а просто удивительно, как тонко мы чувствуем доли секунды при таких поворотах, Карл, – относительная скорость достаточно высока, и в результате – авария.
– А повороты направо?
– Их обычно делают медленнее, да и перекресток не летит навстречу со скоростью шестьдесят миль в час. Кроме того, водитель посматривает и в боковое стекло, и машинально компенсирует погрешность. А при пересечении встречной полосы его внимание целиком сосредоточено на приближающихся машинах – через ветровое стекло, – и он получает ложную информацию.
Лейграф потер подбородок.
– Вероятно, все это относится и к авиации?
– Да. В полете по прямой задержка сказываться не будет. – И не забудьте, что «Аврора» находилась на небе одна, – но поворот усиливает проявление эффекта.
– Каким образом?
– Простая тригонометрия. Если за сто миль до горного пика пилот изменит курс хотя бы на два градуса, то пик останется в стороне на расстоянии... Ну, Карл, вы же математик.
– Э... Трех или четырех миль.
– Таким образом, пилот может очень точно судить о степени маневренности самолета. И разумеется, при посадке, всего в нескольких футах от земли и все еще на скорости двести миль в час...
Лейграф задумался.
– Знаете, если удастся усилить эффект, у вас в руках окажется нечто фантастическое.
– Как раз это я и собираюсь выяснить, – ответил Гаррод.
– И этим ты занимался все последние недели? – Эстер с недоверием смотрела на прозрачную прямоугольную пластинку, закрывавшую правую руку мужа. – Обыкновенное стекло.
– Так только кажется. – Гаррод испытывал детское удовольствие, оттягивая момент торжества. – Это... Медленное стекло.
Он пытался прочесть выражение ее холодного, словно из камня высеченного лица, отказываясь признавать в нем неприязнь.
– Медленное стекло... Хотела бы я понять, что с тобой случилось, Элбан. По телефону ты заявил, что принесешь кусок стекла в два миллиона миль толщиной.
– Он и есть в два миллиона миль толщиной – по крайней мере, для луча света, – Гаррод понимал, что выбрал неверный подход, но понятия не имел, как исправить положение. – Иными словами, толщина этого куска стекла почти одиннадцать световых секунд.
Губы Эстер беззвучно задвигались. Она отвернулась к окну, за которым будто факел горело в закатном сиянии солнца одинокое буковое дерево.
– Смотри, Эстер, – напряженно проговорил Гаррод. Он перехватил пластинку стекла левой рукой и быстро отвел правую. Эстер простелила за движением и вскрикнула, увидев еще одну руку за стеклом.
– Прости, – виновато произнес Гаррод. – Глупый поступок. Я забыл, каково это увидеть в первый раз.
Эстер не сводила глаз со стекла, пока рука, живущая своей жизнью, не исчезла, скользнув вбок.
– Что ты сделал?
– Ничего, дорогая. Просто держал руку за стеклом, пока не возникло ее изображение, то есть пока отраженный свет не прошел сквозь стекло. Это особый вид стекла, свет идет сквозь него одиннадцать секунд, так что изображение было видно еще одиннадцать секунд после того, как я убрал руку. Здесь нет ничего сверхъестественного.
Эстер покачала головой.
– Мне это не нравится.
Гаррод почувствовал, как в нем зарождается отчаяние.
– Эстер, ты будешь первой в истории человечества женщиной, увидевшей свое лицо таким, какое оно на самом деле. Посмотри в стекло.
Он поднес к ней прямоугольную прозрачную пластинку.
– Что за глупость... Я пользуюсь зеркалом...
– Это не глупость – смотри. Ни одна женщина не видела по-настоящему своего лица, потому что зеркало меняет стороны местами. Если у тебя родинка на левой щеке, то у отражения в зеркале родника на правой щеке. Но медленное стекло...
Гаррод повернул пластинку, и Эстер увидела свое лицо. Изображение, беззвучно шевеля губами, держалось одиннадцать секунд, пока свет проходил сквозь кристаллическую структуру материала, – и исчезло. Гаррод молча ждал.
Эстер усмехнулась.
Это должно меня поразить?
– Честно говоря – да.
– Увы, мне жаль, Элбан...
Она отошла к окну и устремила взгляд на расстилающуюся за ним зелень. Глядя на ее силуэт, Гаррод видел, как беспомощно повисли ее чуть согнутые в локтях руки. Из антропологии он помнил, что такое положение рук естественно для женщин. Но в его воображении фигурка Эстер казалась напряженной, готовой насаждать свою волю. Гаррод почувствовал, как внутри разгорается холодное пламя ярости.
– Тебе жаль, – резко повторил он. – Что ж, мне тоже жаль. Жаль, что ты не в состоянии понять значения этого материала для нас и для всего остального мира.
Эстер повернулась к нему лицом.
– Я не хотела говорить об этом сейчас, когда мы оба устали, но раз уж ты начал...
– Продолжай.
– Маусон, из финансового отдела, сказал мне на прошлой неделе, что ты намерен истратить больше миллиона на исследования своего... медленного стекла. – Она печально улыбнулась. – Тебе, разумеется, ясно, что об этом даже думать нелепо.
– Не понимаю почему.
– Не понимаю почему... – презрительно повторила Эстер. – Такие деньги на детские забавы?!
