Я сел рядом, положил левую руку на ее левое плечо, теплое, с тонкими костями, и сказал:
— Всё в порядке. Просто надо было раньше предупредить меня.
— Я забыла о нем. Для меня он теперь никто, — призналась Алиса, но не удержалась и рассказала подробнее: — Нас познакомил брат. И маме нравился, она учила Луи в младших классах. Говорила, что старательный, усидчивый, многого добьется. Он еще и монегаск, дети будут полноправными гражданами. Мы ходили с ним в кино, на танцы. Одну меня мама не отпускала. Он такой стеснительный! Первое время боялся даже за руку взять!
Я называю таких «запасной игрок». Держат на коротком поводке на тот случай, если не получится выйти замуж по любви или хотя бы по расчету.
История имела продолжения вечером. Я, как обычно, заехал за Алисой, чтобы отправиться в ресторан на ужин. Заметил, что она не в духе.
В машине откровенничать не захотела, но, выпив вина за ужином, раскололась:
— Луи нажаловался маме на меня.
— Она разве не знала обо мне⁈ — удивился я.
— Знала, но думала, что это несерьезно, заполняю время, пока Луи нет, — ответила она. — Ей не нравится, что такого перспективного жениха променяла на какого-то шофера… Ой, это она сказала, я так не думаю!
Мне и самому надоела эта затянувшаяся шутка, из-за которой возникают ненужные ситуации, поэтому сказал:
— Я не совсем шофер…
— Да, я знаю, ты еще на аэродроме можешь работать, — перебила она. — Для меня это неважно. Это мама так думает.
Я понял, что с этой стороны достучаться будет трудно, зашел с другой:
— Если маме не нравится, значит, я именно тот, кто тебе нужен. Пора мне познакомиться с ней.
— Ты так думаешь⁈ — с ноткой тревоги задала она вопрос.
Как догадываюсь, Алисе хотелось оттянуть принятие непростого решения в надежде, что проблема как-нибудь сама рассосется.
— Рано или поздно тебе придется делать выбор между мной и мамой, — ответил я.
— Я уже сделала! — счастливо улыбнувшись, призналась она.
Таков закон природы. А мамы — это инструмент естественного отбора, чтобы пробился самый настырный.
147
Семейство Леруа жило неподалеку от порта в пятиэтажке, которая ночью смотрелась хорошо, а в солнечном свете обшарпанной. Переехали сюда после того, как сын Серж поступил в университет. Раньше, когда был жив отец, снимали в более престижном районе. Теперь по карману только этот. Во дворе ни одной легковой машины, несмотря на то, что воскресенье. Когда я припарковался около второго подъезда, сразу набежала детвора. Как догадываюсь, автомобили во дворе — большая редкость, а дорогие — и подавно. Я выхожу, надеваю поверх белой рубашки с длинным рукавом пиджак светло-коричневого цвета, который лежал на пассажирском сиденье, чтобы не помялся, поправляю узел шелкового желтого в косую широкую белую и узкую черную полоску галстука, купленного в день знакомства с Алисой, забираю с заднего сиденья большой букет красных роз и две бутылки полусладкого шампанского с желтой этикеткой «Вдова Клико».
Подъезд заполнен гастрономическими ароматами, из каждой квартиры свой. Время ужина. Лестница крутая чугунная с толстыми деревянными ступенями, которые поскрипывали, вызывая недобрые предчувствия. Стены обшарпанные, побелка во многих местах обвалилась, и с короткой, нашкрябанной информацией: имена, кого любят, а кого наоборот. Алиса в списках не значилась. Наверное, потому, что перебрались сюда, когда была в старших классах. На площадке четвертого этажа три квартиры. Меня ждали, потому что дверь открылась за миг до того, как я постучал, так и замер с поднятым кулаком.
Алиса была в расклешенном красном платье с раскиданными по всему полю красновато-белыми букетиками, перетянутом в талии красным узким матерчатым поясом, завязанном замысловато на левом боку. На ногах белые босоножки. Сережки прежние, а вот на шее тонкая золотая цепочка с крестиком, которую раньше не видел. Губы накрашены немного ярче, чем платье. Взгляд такой, будто увидела не того, кого заждалась. В приличном костюме я выгляжу не таким раздолбаем, как в рубашке с коротким рукавом и мятых штанах.
— Слишком шикарно для шофера? — подковырнул я.
— Ага! — согласилась она и произнесла явно не радостным тоном: — Ты так сильно изменился…
Я чмокнул ее в щеку, чтобы не размазать губную помаду, вручил букет и следом, достав из кармана пиджака, темно-зеленую бархатную коробочку:
— Эти больше подойдут к твоей длинной шее.
Внутри лежали золотые сережки-висюльки с изумрудами.
— Где ты их взял? — спросила испуганно девушка.
— Я рад, что ты такого хорошего мнения обо мне, но должен тебя разочаровать: купил их в твоем торговом центре. Завтра сходишь в ювелирный отдел, проверишь, — ответил я.
Алиса уставилась на меня с приоткрытым ротиком, пытаясь разгадать ребус, откуда у простого американского шоферюги деньги на такие дорогие подарки⁈
— Нас ждут, — напомнил я.
Квартира была маленькая: гостиная, спальня, кухня-пенал и рядом тесный санузел. Посреди первой комнаты стоял овальный стол, сервированный на семь персон. Кроме пополневшей, но еще привлекательной мамы Елены и длинного худого сына Сержа с угрюмым лицом, не похожего на нее, видать, в папу пошел, присутствовали две пухлые бабушки с остатками былой красоты, Таисия и Евдокия, и довольно бодрый дедок Антуан Фурье с чувственной физиономией гедониста, сожитель первой, которого, как догадываюсь, позвали на всякий случай для физической поддержки. Все были заранее настроены враждебно ко мне, поэтому, после того, как я на отменном французском языке поздоровался и представился, с ними, кроме, может быть, деда, случился когнитивный диссонанс. Видимо, я слишком не похож на тупых американских шоферюг, какими они представляли себе этих типов, ни разу, наверное, не видев.
Принесенное вино я отдал Антуану Фурье, который воскликнул восхищенно:
— О-о, «Вдова Клико»! Прекрасный выбор!
— Взял полусладкое для дам, хотя, по моему мнению, брют лучше, — сказал я.
— Я с вами полностью согласен, молодой человек! Дамы всегда правы! — объявил он, после чего начал перечислять преимущества брюта так подробно, как это делают сомелье.
Поняв, что вот прямо сразу скандала не будет, Алиса ушла с букетом и темно-красной вазой из толстого стекла на кухню. Вернулась еще и в новых сережках, которыми похвасталась, молча крутанувшись перед матерью, когда ставила вазу посередине стола.
— Пора начинать, — подсказала бабушка Таисия и предложила своей дочери Елене: — Помогу тебе накрыть на стол.
Они ушли на кухоньку, и я, несмотря на громкое бухтение Антуана Фурье, услышал шепот первой:
— Он точно шофер⁈
— Откуда я знаю⁈ Эта дурочка так сказала! — ответила вторая.
Дамы принесли тарелки с салатами и главное блюдо — картофельное пюре с котлетами. Монегаская кухня в эту ячейку общества явно не вписалась. У меня появилось подозрение, что оказался в СССР конца шестидесятых.
— Это оливье? — на всякий случай уточнил я об одном из салатов.
— Да, — подтвердила бабушка Дуня, которая, наверное, приготовила его, и спросила удивленно: — Его едят в Америке⁈
— Большая часть американцев даже не догадывается о его существовании, но моя мама готовила по праздникам, — ответил я, набрав себе значительное количество и умяв очень быстро, потому что соскучился по этому блюду.
Подзадоренная моим вниманием к приготовленному ею блюду, бабуля закинула как бы между прочим:
— Алиса сказала, что вы работаете шофером у богатого американца.
— Это был розыгрыш. Машина моя собственная, — признался я и рассказал, почему так сделал, рассмешив слушателей. — Позже пытался сказать правду, но она перебивала: «Это не важно. Я тебе сейчас такое расскажу — и ла-ла-ла-ла-ла…». И я махнул рукой. Все-таки не бедный шофер, который выдает себя за богатого. Обратное как-нибудь простят.
— Надо было остановить меня и досказать! — обиженно заявила Алиса.
— А такое возможно⁈ — шутливо изобразил я удивление.
