когда мы, утомленные страстью, нежились в объятиях друг друга.
Каллисфения никак себя не проявляла, правда, в день рождения Даниэллы я заметила на темном небе настоящий разноцветный звездопад. Уже потом я узнала, что именно так знаменуется приход в мир новой верховной.
Мы рассказали Дэни все за полгода до четырнадцатилетия. Хотели продлить ее детство как можно дольше, но понимали, что нужно заранее подготовить ее к тому, что может проявиться ведовская магия, и к тому, что ей придется на время покинуть родной дом, чтобы научиться обращаться со своей силой. Даниэлла сперва расстроилась и разозлилась, обвинила нас в том, что мы её не любим, раз отправляем в старый одинокий дом в отдаленном лесу к ведьме. Но постепенно, день за днем, нам с Райнхольдом удалось убедить дочь в том, что это вынужденная мера, без которой она не сможет совладать с собственной магией.
Окончательно Дэни смягчилась, когда мы приехали её первый раз навестить. Не знаю, что сказала ей Каллисфения, но Даниэлла даже не заикалась о том, чтобы мы забрали её из лесной глуши, и даже всячески успокаивала, уверяя в том, что года разлуки пройдут так стремительно, что мы даже не заметим.
— Когда ты едешь? — спрашиваю дочь, всовывая малышу в рот очередную ложку пюре.
— Сегодня вечером. Я открою портал, у меня уже получается это делать.
— Помочь тебе собрать вещи?
— Нет, я справлюсь.
Дочь выходит из столовой, так и не притронувшись к завтраку.
— Родная, — Райнхольд мягко отбирает у меня ложку. — Я покормлю Генри. Иди за ней. Мне кажется, что ты ей сейчас необходима.
Меня все еще удивляет, как из бесчувственного ледяного герцога, Райнхолд превратился в чуткого, нежного и заботливого мужа и отца. С благодарностью целую мужа и иду в комнату Даниэллы. Мое сердце сжимается, когда уже в коридоре слышу плач, доносящийся из-за неплотно прикрытой двери.
— Милая, — ложусь рядом с дочерью на кровать и глажу ее по волосам. — Каллисфения прожила долгую насыщенную жизнь. Ты же сама знаешь, что она давно хочет уйти, ей уже невыносимо в нашем мире.
— Знаю, — всхлипывает Дэни. — Но она для меня стала не просто наставницей, а родной бабулей, которую я очень люблю. И еще мне… страшно. Остаться одной, без нее. Я слишком юна, чтобы быть верховной.
— Малышка, я понимаю, что тебе страшно. Но Каллисфения искренне верит в тебя. Она сказала мне, что ты — сильнейшая верховная за последние столетия. И только тебе под силу будет изменить отношение к ведьмам в нашем мире. Ты ведь уже это делаешь, Даниэлла, даже не замечая этого.
— Каким образом? — снова всхлипывает дочь.
Аккуратно вытираю слезы с ее лица и улыбаюсь.
— Живешь в городе, не скрывая, что ты ведьма, не обращаешь внимания на косые взгляды и пересуды. Нашла настоящих друзей, сама поступила в престижную международную магическую академию, сдав экзамены на высший балл. Продолжать?
— И что в этом такого? — дочь хмурится, не понимая, почему я так восхищаюсь, казалось бы, совершенно обычными вещами.
— А то, что к ведьмам относятся предвзято, поэтому сдать экзамены тебе было гораздо сложнее, чем остальным. Найти близких по духу людей в мире, где с младенчества людям внушают неприязнь и страх перед ведьмами, тоже не самое простое дело. Опять же, ты не бегаешь обнаженная по улице, обнимаясь с деревьями, не насылаешь на город ураган, если у тебя выдался неудачный день. Какие там еще домыслы про ведьм все еще живы?
— Не соблазняю молодых юношей, чтобы заманить их в лес и обесчестить? Не пытаюсь лезть со своими советами, даже если мне приходит видение о том, что поступок лучше не совершать? — уже с улыбкой на заплаканном лице вспоминает Дэни еще парочку претензий от магов к ведьмам.
— Если маги поймут, что нужно не соревноваться в силе с ведьмами, а объединяться против общей опасности, то многое поменяется. Не сразу, но шаг за шагом ты сможешь наладить хотя бы худой мир между враждующими сторонами.
— Но это не отменяет того, что уже скоро я останусь совсем одна против целого мира, — грустно говорит Даниэлла, а ее глаза вновь наполняются слезами.
— Милая, ты не одна. Я, папа, Кристер, Кэри, Генри — мы твоя семья, которая всегда будет рядом с тобой, поддержит в любом начинании. Еще тетушки, твои племянники, твои друзья. Смотри, как много любящих людей тебя окружает. Неужели ты считаешь себя одинокой?
Немного поразмыслив, Дэни склоняет голову на бок и отвечает:
— Пожалуй, нет. Я просто только сейчас подумала… Каллисфения всегда говорила мне, что я могу рассчитывать только на себя, что я должна остерегаться предательства, которое непременно произойдет, если я покажу другим свою слабость. Но, если проанализировать, это же просто потому, что ей не повезло в жизни так, как повезло мне, — быстро тараторит дочь, и теперь приходит мое время хмуриться. Что еще за мысли внушила ей эта старая ведьма? — Вы, узнав, что я ведьма, не отправили меня в приют, боясь позора. Растили в любви и заботе, а не шугались от меня всякий раз, когда моя магия непроизвольно вырывалась на волю. Даже не ругали, когда я случайно разгромила центральную гостиную, вызвав в ней смерч.
— Дэни, магия ведьмы — это часть тебя. Как рука или, скажем, нога. Мы любим тебя, потому что ты наша дочь. А ведьма ты, маг или обычный человек, не все ли равно? Главное, чтобы ты была счастлива.
— Спасибо, мама, — дочь крепко обнимает меня. — Спасибо, что помогла мне понять.
— Понять что?
— Что нельзя бояться жить и любить только потому, что тебя могут обидеть или предать. Что не стоит бояться ответственности из-за возможных трудностей. Что не нужно отталкивать близких людей, которые искренне хотят помочь и всегда готовы принять тебя любой.
— Ты слишком быстро выросла, — вздыхаю, целуя дочь в макушку. — Возьмешь с собой пироги для Каллисфении?
— С фруктами?
— И с ягодами. Которые она любит.
Уже позже, оставив дочь за сбором гостинцев для старой ведьмы и вещей, которые могут понадобиться в поездке, поднимаюсь в наши с мужем покои.
— Уснул? — спрашиваю Райнхольда, который стоит над кроваткой.
— Да. Я запихнул в него эти злосчастные овощи.
— И как тебе это всегда удается, — цокаю языком, плавно подходя к мужу. — Наверное, ты волшебник.
— Круче, я — маг, — широко улыбается Райнхольд и обнимает меня.
— “Круче”, — передразниваю его. — И где только таких слов нахватался.
— У своей любимой жены, которая в порыве эмоций не всегда следит за своей речью.
— Ах ты, — шутливо ударяю мужа кулаком в грудь и
