— Так и это тоже вроде мельницы… только не на воде, а на… на другой жидкости. Сейчас вот мысок пройдем… потом свернем на север, потом — еще один мыс, а там уж часика три, три с половиной, останется.
— Ась?
— К полудню, говорю, будем!
И тем не менее Олекса косился на мотор со страхом — все ж таки средневековые люди были весьма косными, а страх — это основное, что имелось в их жутковато-беспросветной жизни. Страх перед Господом, перед всем новым, непонятным, перед чужаками, перед самим собой — необходимостью самолично отвечать за что-либо, ну и, наконец, страх перед властью. Привычный все поглощающий страх, который, однако, можно было значительно ослабить ощущением стаи — «мы» — «наши», «они» — «чужие», тупостью и — как вариант — бесшабашностью, этаким весельем, пиром во время чумы. Олекса, между прочим, многих этих страхов уже не имел, потому как относился к типу бесшабашному и в последнее время добывал средства к жизни тривиальным разбоем на пограничных территориях Тевтонского ордена. Или Ливонского. Еще точнее — отделения Тевтонского ордена в Ливонии — бывших меченосцев.
И вот этакий-то юный башибузук опасался обычного лодочного мотора. Вовсе не потому, что движок был такой страшный… он просто был насквозь непривычным, иным. А иное — тем более непонятное — всегда пугает.
Пройдя последний мыс, выбрались на просторы Чудского озера, широкого, привольного, этакого озера-моря, как и другое, северное озеро — Нево — Ладога. Хорошо, повезло с погодой — тишь стояла да гладь, а в небе ласково сверкало солнышко. Моторная лодка шла ходко, видать, двигатель был отлажен, да и волн особых на горизонте не виднелось, так вот и шли, спокойно-уныло, Олекса — видно было — затосковал и, похоже, совсем уже привык к мотору, даже затянул какую-то бесконечную песню, муторную и монотонную, чем-то похожую на религиозный гимн.
Время от времени Ратников сверялся с картой, корректируя по компасу курс. Вдали, слева показался какой-то большой остров — эстонский, — к нему приближаться не следовало, и Михаил взял ближе к берегу, низкому, болотистому, чуть дальше от озера покрытому непроходимой чащей, наполовину, впрочем, выпиленной «черными лесорубами». Там же, куда мог пройти лесовоз, уже ничего не было.
Миновав хорошо видные с озера поселки, Подборовье и Подолешье, Миша еще раз сверился с картой и пошел точно на север. По пути встречались рыбацкие баркасы и лодки, даже один раз показался на волне пограничный катер, правда, близко не подошел, исчез где-то за мысом. Ну и неплохо…
Островок показался из воды внезапно, а может, это Михаил просто его не сразу заметил, поглощенный двигателем. Как-то не так тот стал работать… стучал или так показалось? Не показалось — фыркнул и едва не заглох! Черт, этого еще не хватало! А Горелухин-то божился, мол — мировой движок, лично не один раз перебранный. Вот именно что не один раз. Может, горючее на исходе?
Открутив крышку, Ратников заглянул в бак… ага, увидел, как же! Да и чего смотреть-то, он же самолично перед отправкой залил десятилитровую канистру… и еще такую же прихватил с собой. Так что не в горючем дело.
— Остров, господине!
Вот тут-то он и возник. Остров — крутой, обрывающийся прямо в озеро, холм, густо поросший лесом. Ель, сосна, осина, кое-где — белоствольные пятна берез. Сосна и береза — деревья сорные — значит, тут некогда была вырубка… люди жили. Ну, ясно — жили, иначе бы откуда мыза-то? Та самая, что прозвали Проклятой… а еще — Горелой? Горелая, это потому что сгорела… или сожгли? А вот почему — Проклятая? По этому поводу никто ничего конкретного не сказал, да и далековат островок от поселка, могли не знать. Это раньше, в пятидесятые-шестидесятые, когда колхоз был, рыболовецкие баркасы на островок частенько захаживали — шторм переждать, да и так, перегрузиться. Горелухин сказал, тут где-то причал должен быть… Вот только где?
Подойдя ближе, Михаил заглушил двигатель. На всякий случай — а вдруг мель?
— Давай-ка на весла, Олекса! Вон на тот мысок греби… да возьми мористее.
Наверное, в данном случае следовало бы сказать — «озеристее», все-таки Чудское озеро — не море.
Миновали мыс. Ратников велел повернуть к берегу и как раз увидел причал. Облезший, с ржавыми, давно не крашенными кнехтами. К нему и поплыли, к нему и причалили, не обратив никакого внимания на предостерегающую надпись — «Частная собственность». Прямо на причале, крупными красными буквами. Ага, собственность, как же… Прикалывался кто-то. Слава богу, до островов еще не добрались.
Накрепко привязав лодку с подветренной стороны пирса, путники выбрались на берег и озадаченно завертели головами. Куда теперь идти-то? Та девочка, Светка, про дуб какой-то рассказывала. Вот его и нужно искать — дуб с дуплом. И где тут могут расти дубы? Явно не слишком далеко… так тут нет такого понятия — далеко — островок-то не шибко большой, может, два на три километра всего лишь.
— Гляди-ка, боярин… вроде как дорога.
И в самом деле — дорога. От причала и куда-то в лес. Миша посмотрел под ноги, увидев на песке свежие следы шин. Интересно, откуда они здесь могли взяться? Ратников нагнулся, потом присел на корточки, даже понюхал песок. В общем-то следы как следы — явно не грузовик и не трактор. Легковушка, только протектор такой, необычный… Расстояние между колеями слишком уж широко для обычной машины, даже для «Волги». Что же это за авто такое? И откуда оно здесь взялось? Наверняка с корабля какого-нибудь — с баркаса, буксира — ну, не с воздуха же! Остается понять — зачем? За какой такой надобностью?
А, что голову ломать, когда можно пойти да взглянуть, что там да как. Вот прямо по этому шоссе и пойти, в конце концов, ежели что, всегда можно сослаться на пограничного капитана. Или сказать, что заблудились…
Поднявшись на ноги, Миша стряхнул прилипший к старым джинсам песок:
— Пойдем, Олекса, глянем.
Идти пришлось недолго, нырнув в лес, дорожка метров через двести упиралась в ржавые широко распахнутые ворота, за которыми виднелись какие-то развалины. Черные, на фундаменте из больших гранитных валунов.
Ратников невольно замедлил шаг: ну вот она, пресловутая Проклятая мыза. Когда-то двухэтажное, здание теперь наполовину осыпалось, лишь кое-где на уровне второго этажа угрюмо торчали стены. Черные стены — точнее то, что от них осталось — черные глазницы давно выбитых окон. Жуть. Самое подходящее место для обиталища какого-нибудь вампира, оборотня или прочей, подходящей к случаю нечисти.
Даже Олекса поежился:
— Вот так дубрава!
Ну, дубрава — слишком уж громко сказано. За развалинами мызы, примерно в полсотне шагов, виднелся запущенный сад — густые, вымахавшие в полтора человеческих роста акации, тополя, рябины. Тут же, у небольшой, когда-то заасфальтированной, площадки, росли и дубы. Ну да, где еще играть в мяч, как не здесь? Разве что на дороге. А вон и тот самый дуб, дуплистый…
— Господине, это ты искал?
Это, это. Миша уже подбежал к дубу. Прежде чем сунуть руку, отыскал какую-то корягу, пошевелил ею внутри — вдруг гадюка какая? Укусит — местные говорили «жикнет» — и как зовут, не спросит. Бегай потом, причитай!
Увы, никаких браслетиков Ратников в дупле не нашел, как, впрочем, и их обломков. Правильно, на что надеялся-то? На случай да на удачу? Так-то оно так… Зато дупло оказалось прямо напичкано гильзами — похоже, что пулеметными. Миша нагреб целую горсть, высыпал в песок, подкинул одну гильзу в руке — просто так, машинально… Что-то вылетело… Записка? В войну так делали наши бойцы: помещали в гильзу записку со своими данными, на случай почти неминуемой гибели. И здесь, похоже, тот же случай… только записки какие-то странные… не бумага… целлулоид, что ли? Ха! Тридцатипятимиллиметровая кинопленка! Вон и перфорация… Кадры какие-то… и что-то наколото… Вернее, выцарапано иглой.
Михаил поднял пленку над головой, посмотрел… Что за черт?
— «Бр-т во фл. кино — звезда по…».
Такая вот оказалась забавная надпись. И в другой гильзе — точно такая же. И в третьей. А всего таких записок было семь. Абсолютно одинаковых…
«Бр-т»… Может, это значит — «браслет»? Кто-то хочет помочь… хотел… оставил знак, где искать. Но, черт побери, кто? Ладно, об этом и потом можно будет подумать. А если и действительно кто-то оставил знак, где искать браслеты? Тогда что значит — «фл»? Флигель?
— Олекса! А ну-ка, парень, осмотрим тут все.
— Как скажешь, боярин.
Заколебал он уже своим «боярином». Впрочем, Миша старался не обращать внимания — привык.
Вдвоем, они обошли всю мызу, обнаружив дальнее крыло — пристройку, пострадавшую чуть меньше других, и за разросшимися зарослями рябины и ивы — отдельно стоящее здание, старинное, одноэтажное, на массивном фундаменте из темно-серых тесаных плит. Флигель! Деревянный, обшитый добротными досками с остатками зеленой краски. Окна плотно прикрывали тяжелые ставни. Дверь — тоже надежная, обитая ржавым железным листом… с замком. Да-да, в петлях торчал амбарный замок… Похоже, им пользовались! Михаил не поленился, наклонился, понюхал — отчетливо пахло маслом. Смазывали… и судя по запаху, совсем недавно.
