джинсовый штабель взял и развалился… а за ним нарисовался товарищ в полосатой пижаме, который стоял, прижимаясь к стенке, и держал палец перпендикулярно губам…
Я быстренько восстановил состояние штабеля до первоначального уровня, и мы дружно выскочили в коридор, прижимая заветные джинсы к груди.
— Ты что-нибудь видел там? — спросил я у Аскольда.
— Я нет, — ответил он, моргая честными глазами, — а ты?
— И я тоже, — так же поморгал я, — но давай сваливать отсюда поскорее, во избежание…
Кроссовки мы уж не стали присматривать — поторговались для виду с Готлибовичем, отдали по 200 рэ, да и покинули это заведение.
— Я второй раз туда не пойду, — честно признался я Аскольду, — хватит с меня приключений на картошке…
— А может заложим гада? — предложил он, — он же сбежит, как пить дать сбежит…
— А если его отловят, он же на нас подумает, как пить дать подумает, — возразил я, — а эти ребята очень злопамятные, так что ну его — не видели мы ничего и не слышали… и вообще там никогда не были… какой с нас спрос?
— И то верно, — нехотя согласился Аскольд, а потом добавил, — ну Шифман, блять, он хоть и башковит, но предвиденья у него ни разу нет…
— Правильно, — подтвердил я, — после такого что-то не тянет контакты с ним поддерживать — может ну его, этот видик?
— До завтра подумаем, — ответил Аскольд, — время у нас ещё есть.
А по дороге к автобусной остановке я наткнулся… ну на кого бы вы подумали?… правильно, на девочку Вику из кадров — она выскочила на улицу, когда я проходил мимо их конторы.
— Привет, Петя, — расцвела она в улыбке, — а нас из колхоза пораньше отпустили.
— Очень рад за тебя, — хмуро отвечал я, заранее представив, как буду разруливать ситуацию между Ниной и Викой, — что там Пугачёв, живой?
— Живее всех живых, — она между делом взяла меня под руку, — про тебя вспоминал пару раз.
— Надеюсь, только хорошее вспоминал? — вздохнул я.
— Разное, — неопределённо покрутила она свободной рукой в воздухе, — но больше хвалил… с ураганом, конечно, у тебя очень эффектно получилось — как же ты там уцелел-то?
— Само собой вышло, — отвечал я, — бутыль самогона меня спасла.
— Это как? — заинтересовалась она.
— Я её спасти захотел от этого урагана, целую пятёру за неё отвалил как-никак, — быстро соврал я, — и за деревом спрятался, вот он меня и обошёл стороной, ураган этот.
— Меня бы он точно утащил, — сообщила она, — и лежала бы я сейчас на кладбище, как этот… ну немец этот…
Она и про Осипа знает, пронеслось у меня в голове…
— Вы, говорят, там хорошие деньги заработали у Пугачёва? — перепрыгнула она на другую тему.
— Ну да, приподнялись чуток, — не стал отпираться я.
— А это что у тебя в пакете?
— Так джинсы, на заработанное бабло и прикупил, — я приоткрыл пакет, чтоб показать содержимое.
— Здорово, — отвечала она, — я всю жизнь хотела именно Вранглеры…
Тут уж я ничего говорить не стал — на такие дешёвые разводы я давно не ведусь, а тут и автобус подкатил, на удивление полупустой. По дороге она болтала о чём-то, я не особо вслушивался, а размышлял только, как её бортануть, чтобы без эксцессов все обошлось… так и не придумал. Расстались в кольце 60-го, а далее я вынес отремонтированный Романтик дворовому хулигану Димону и сопроводил передачу техники следующим:
— Купи нормальную плёнку, Сони, БАСФ, Агфа, Филипс. А со Свемой он у тебя так и будет зависать раз в месяц, в два…
— Да где ж я её возьму-то? — взволновался Дима, — эту Агфу? Она в наших магазинах не продаётся.
— У спекулей бери, — посоветовал я, — на книжно-пластиночном рынке точно такое добро бывает, знаешь, где это?
— Слышал, — буркнул тот, — в садике Пушкина вроде…
— Точно, по субботам и воскресеньям, стоит кассета подороже, конечно, чем наша, но зато качество гарантировано.
А мама опять начала меня пытать на предмет командировок — куда и когда меня пошлют и что я там буду делать, да как я там буду питаться…
— Пока всё в воздухе висит, — успокоил её я, — ничего конкретного нет, через месяц, возможно, будет конкретика, тогда я тебе первой всё сообщу. А насчёт питаться… ну накормят, наверно, с голоду не помру. Рыбы там, говорят, море, причём такой, какую у нас и не видели никогда, вот ей и буду питаться.
— И что там за рыба? — заинтересовалась она.
— Красная, — отвечал я, — из семейства лососевых. Если Мурманск, то там только лосось и сёмга, а если Камчатка выпадет, то выбор сильно больше будет — там кроме обычной горбуши, которую местные сорной считают, водятся ещё такие штуки, как кижучи, нерки, чавычи и кета.
— И чем они отличаются от той же горбуши? — продолжила она пытать меня.
— Нерка поменьше размером и в брачный период… ну когда на нерест идёт… становится ярко-красной, как помидор… и икра у неё самой ценной считается и самой яркой из всех. У кижучей мясо жгуче-красное, почти как у тунца, а сами они при нересте становятся малиновыми, а так-то обычный цвет у них серебристый. Кета имеет самое бледное мясо из всех и по размеру побольше. Что там ещё осталось? А, чавыча — эта самая здоровая рыба из лососей, до 2 метров попадаются экземпляры, считается самой вкусной, но поймать её сложновато, обычно она одна из сотни наверно в неводе. Ничего не забыл? Аааа, ещё гольцы такие встречаются — это речной лосось, самый маленький по размеру из всех и вытянутый в длину. Толку с них, как с козла молока, промысловой ценности не имеют, но если нерест ещё не начался, май-июнь, то ловят и этих гольцов, они всегда под рукой. При нересте этих лососей можно сачком зачерпывать прямо из речки, настолько плотной массой они прут в верховья. Там же обычно и медведи камчатские столуются, рядом с рыбаками сидят по берегам.
— Страшно же, наверно, если медведь рядом, — сказала она.
— В этот период медведям не до людей — столько бесплатной еды кругом, зачем им отвлекаться на другие предметы… но близко к ним, конечно, подходить не стоит, как говорят на Востоке, на аллаха надейся, а ишака всё же к забору привязывай.
— И откуда ж ты всё это знаешь? — поинтересовалась мама, — ты же ни в Мурманске, ни на Камчатке ни разу не был.
— Что я, один в нашем отделе работаю? — отговорился я, — коллеги и там, и там побывали не по одному разу, они и рассказали…
— Я буду волноваться за тебя, — сообщила она мне, а я, чтобы разрядить обстановку, перевёл стрелки на более близкую ей тему:
— Как там в школе-то? Физрук больше не пристаёт?
— Всё хорошо в школе, сынок… а физрук после твоего разговора, наверно, сильно изменился.
— Ну и ладушки, — ответил я и занялся починкой нашего телевизора, что-то у него со строчной развёрткой не в порядке было…
82 год, командировка
А утром меня вызвал в свой отсек товарищ Бессмертнов. Александр Сергеич. У нас на антресолях отдельных же кабинетов не было, были отгороженные занавесочками помещения, вот в одном из них и обитал начальник.
— Как дела, Камак? — так содержательно начал он нашу беседу.
Про белую сажу и что контора пишет, я уж не стал ему говорить, ограничился коротким «нормально дела идут», и он тогда продолжил.
— Надо в Москву сгонять, передать бумаги в одно ведомство и забрать у них кое-что. Есть мнение тебя послать…
— Всегда готов, Александр Сергеич, — довольно искренне отвечал я, всё какое-то развлечение от местной рутины.
— Ну тогда оформляй командировку, бери в кассе аванс, покупай билеты и вперёд — на дневной поезд вполне успеешь.
От нас в Москву тогда аж три железнодорожных рейса было, ранним утром, в обед и поздно вечером. Не совсем я понял, почему меня выпихивают средним из них — под вечер же мало чего в Москве успеешь сделать, но Бессмертнов тут же пояснил этот момент:
— Дневной поезд прибывает в шесть вечера — до восьми вполне управишься с делами, они там допоздна работают в этой конторе. А потом обратно ночным, не надо болтаться по городу.
— Всё понял, Александр Сергеич, а что надо передавать и что забирать?
Нужные бумаги он мне тут же выдал — файл А4 с лиловыми актами приемки-передачи и увесистую папку с описанием чего-то железного.
— А заберёшь всё вот согласно этого списка, — и он передал мне листочек, где даже не ручкой, а карандашом были накорябаны строчки цифр и латинских букв.
— Микросхемы что ли? — уточнил я.
— Они самые, — подтвердил он, — чего сидим — дуй в бухгалтерию, а то не успеешь.
Я и дунул в бухгалтерию, она у нас на втором этаже сидела в старом корпусе. Проблем никаких
