раздолье, — она пододвинула еще одну тарелку с едой, — но без него мы с Анандой — за главных.
Она поставила передо мной большую кружку.
— Попробуй, мы его гоним сами.
— Слушай, давай без меня, — скривился я. — Последние недели стараюсь не пить.
— А ты точно русский?
— Ну извини, медведя с балалайкой дома забыл, он реактор топит ураном.
— Ладно, ладно, — азиатка примирительно помахала рукой. — Не хочешь пить — не надо, но попробовать стоит, штука забористая.
Я вздохнул.
— Ладно, но только чуть-чуть…
* * *
Солнечный луч коснулся глаз, и я со стоном открыл глаза. Башка раскалывалась так, что хотелось взять револьвер и вышибить себе мозги, чтобы не мучаться.
Так…Я в кровати… С перепоя… Не помню, что было… Нет, нет, сука, нет!
Я дернулся в сторону, проверяя соседку по койке…
Пусто!
— Фу-у-уф, слава Богу.
Я с трудом сел и осмотрелся, превозмогая подступающие к горлу волны тошноты и чудовищную головную боль. Уж не знаю кто перенес меня в комнату, но пользоваться беззащитным положением не стал. И то хлеб.
— Смотрю, проснулся, горький ты пропойца? — послышался знакомый голос со стороны окна.
— И тебе не хворать, — простонал я, пытаясь подняться, что выходило крайне плохо — тело отказывало слушаться, а голова намекала на то, что устраивает организму бойкот. — Что вчера было?
— Вы возлиянью предались мерзейшему, как свиньи, — недовольно проворчал архидемон.
— Вот только не втирай мне тут за ЗОЖ, — я наконец-то сумел сфокусировать взгляд и темное пятно в светлом проеме превратилось в черную птицу с алыми глазами. — Иди, давай, на турниках покрутись, если так хочешь.
— Никак вас смертных не понять. Живете — миг, и тот готовы сократить. Влить в тело яд, а после хохотать… Зачем, скажи мне, человече, пить?
— Отстань, мамочка, я уже большой мальчик.
С трудом нацепив штаны, я кое-как поднялся и проковылял к единственной в комнате тумбочке, на которой стоял большой кувшин. Принюхался. Вода, отлично.
Жадно выпил его, разливая по груди и лицу. Отпустило.
— М-ма-ать, ну я вчера и нажрался, — я поставил кувшин на место и пошатнулся. — Айш-нор, объясни лучше, почему моя регенерация не борется с интоксикацией? В прошлый раз ты так толком ничего и не сказал.
— Она слаба, яд побороть не может, лишь плоть срастить, и то не всякий раз.
— Я помню, ты говорил, что один выстрел в голову — и для меня все закончится, — я вернулся на кровать и улегся, откинувшись на подушку.
Целительная влага творила чудеса, и мысли начали помаленьку собираться в одну кучу, а в памяти стали всплывать обрывки событий вчерашнего вечера. Вроде, ничего, за что могло стать болезненно стыдно: пьянка как пьянка.
— Я вчера ни к кому не приставал? Никого не бил?
— Нет, смирен был ты аки агнец, ведомый на закланье твёрдую рукой.
— Ну не превращаюсь в героя, перепив, уж простите, — простонал я, давя очередной приступ тошноты. — Всё стремлюсь забиться в уголок и не отсвечивать. Но мало ли.
Ну и то хлеб. Елы-палы, когда я последний раз так напивался?
Память услужливо напомнила.
Ах да, когда дочка родилась.
Все хорошее настроение точно корова языком слизала. Осталась лишь тошнота, головная боль да тяжесть на сердце, причем вызванная отнюдь не ночным возлиянием.
Два месяца без одной недели. Уже пошел пятьдесят четвертый день как брожу по этим проклятым всеми богами землям…
Я вздохнул и обратился к Айш-нору:
— Скажи честно, у нас есть шанс вернуться домой? Ты не врал?
Повисло тягостное молчание, затем послышалось хлопанье крыльев, и демон оказался у меня на груди, внимательно посмотрел снизу вверх.
— Вопрос внезапный.
— Считай утренней меланхолией после пьянки. Так что? Можешь ответить честно?
Архидемон склонил голову и в алых глазах промелькнуло нечто, напоминающее… жалость?
— Дороги есть, их несколько я знаю, но путь извилистый и непростой. Ступить же на одну сумеем, полагаю, но мне не ведомо, пойдём мы по какой.
Сказав это, архидемон слетел с моей груди и перебрался обратно на окно, после чего добавил:
— Но слаб ты, слаб и бесполезен. Коль жаждешь дом увидеть свой, борись с судьбой, сражайся без сомнений. Ведь время — жадный, строгий часовой.
— Мог бы тогда и новому заклинанию какому научить. Или скажешь, что я опять не готов?
— Посмотрим, — неопределенно буркнул архидемон.
— Это не ответ. Или что, мне нужно поднять еще один левел силы? Ну так давай будем фармить этих твоих монстров и жрать их сердца. Давай найдем еще разбойников каких, педофилов там или уродов, пинающих маленьких милых котят, и отправим на тот свет. — Я сел на кровати, поставив ноги на пол, и недовольно смотрел на крылатого. — Давай сделаем хоть что-то. Я готов!
— Я понял, ладно, хорошо. Еще заклятье ты освоишь.
— Но?
— Не раньше, чем научишься формировать Стрелу Древних хотя бы за полторы секунды.
Эти слова совпали с очередным приступом головной боли, и я скривился. Но возразить было нечего.
— Ладно, как скажешь, пойдем поищем где тут можно башку под холодную воду подставить. А после — отправимся тренироваться.
* * *
С холодной водой все получилось весьма прозаично — на заднем дворе располагался большой колодец.
Вдоволь напившись и ополоснув лицо и голову, я, наконец, начал соображать чуть лучше. Вода удивительным образом смысла не только похмелье, но и хандру, вернув энергичность и готовность действовать.
И я решил для начала прогуляться по городу: посмотрю на него, а после решу что делать с близнецами. А то как-то не хочется тащить их за собой.
Двинувшись прочь от большого дома, я принялся мысленно формировать контур стрелы.
Полторы секунды, значит, ворона драная. Ну, будет тебе полторы секунды!
Я с интересом изучал окрестности, непрерывно истощая свой скромный мана-пул бесконечными попытками формировать два единственных изученных заклинания. Получалось так себе: плетения постоянно рассыпались из-за того, что постоянно отвлекался на самые разные штуковины.
Как ни странно, но посмотреть в этом убогом городе было на что. Конечно, речь не шла ни о каких достопримечательностях, однако вот люди… люди оказались колоритными.
Каких типажей только я ни встретил! И суровые, затянутые в кожу охотники, и напялившие пестрое тряпье уличные артисты, и оборванные ребятишки, и пропылённые селяне, пытающиеся вырастить хоть что-то на этих негостеприимных землях, и торговцы, продающие всякую всячину на главной площади…
Да, безусловно, столицы Эйри и Дохаса, да и местный Лас-Вегас, тоже имели индивидуальность, некий шарм, но то, что встретилось мне в Вольном Городе, отличалось такой живостью и непосредственностью, что оставалось только диву даваться.
Уж не знаю что превращало этих оборванцев из
