Остап это сам прекрасно понимал.
– Лучше бы помер… – глухо ворчал он, находясь в жесточайшей депрессии.
– Раз не помер, то значит так нужно господу, – ответил на это Алексей отмазкой на все случаи жизни. – Он проявил к тебе свою милость и отвергать ее не самая лучшая идея.
На это Остап ничего не ответил.
Алексей как пришел в себя и понял, что смерть пока, так сказать, отступила на перегруппировку, снова начал думать о том, как быть дальше, ну и пытался рассмотреть этот вопрос через использование ресурсов Остапа. Дескать какие-никакие связи у него есть в той же воинской среде, авось чего выгорит? Тем более что жизнью обязан, Алексей специально этот момент озвучил, дескать, если бы не мной созданное лекарство, то гнил бы давно в земле, червями пожираемый, ну и по всем понятиям спасенный должен отплатить спасителю верной службой. Другое дело, что Остапу подобная жизнь была не мила, да и сам он откровенно говоря по большому счету бесполезен и это все сильно осложняло. Мог откровенно послать на три буквы. Так что канон в этой части пока не спешил срабатывать.
«Ладно, подождем еще немного, торопиться особо пока некуда, а там глядишь немного отойдет и тогда уже будем давить на совесть и прочий долг, что платежом красен…» – думалось ему.
12
Но как известно, человек – полагает, а бог – располагает. В конце мая в деревню вновь заявились монахи, на этот раз знакомый Алексею отец Михаил.
– Как поживаешь, сын мой? – после всех ритуалов спросил монах у Алексея.
«Пока ты не приперся, было хорошо», – подумал он, но ответил другое:
– Милостью божьей, исцелился, отче. Нужда во мне, как в кузнеце возникла?
– Нет. Да и слаб ты пока молотом махать, это я вижу.
– Тогда для чего?
– Мор в Великий Новгород пришел… то кара господня за грехи его тяжкие, – перекрестился священник, ну и Алексей заодно с Матреной. – Но хоть и в гневе господь, наш долг нести людям облегчение… Ты не из крестьян в работе с землей мало что смыслишь…
Ну да, началась посевная, точнее пахота. В районе Новгорода пшеница росла плохо, завозной продукт, но зато хорошо рос лен, вот его и сажали. Выжившие после чумы мужики, шатаясь, шли за сохой…
– Тогда зачем вам я? – спросил он, уже догадываясь, что нужен медбрат и мальчик на побегушках.
– Сопровождать меня, сын мой. Мне может потребоваться различная помощь…
«Уроды! – мысленно взвыл Алексей. – Только ведь вылечился и снова в чумную атмосферу нырять!»
Негодование его было понятно, ведь иммунитет от чумы вырабатывается слабый, так что повторное заражение весьма вероятно. Но и отказаться тоже не выход. Так-то можно, наверное… но Алексей увидел в этой службе возможность познакомиться с жизнью в Великом Новгороде и вообще осмотреться под прикрытием Церкви, что дорогого стоит.
«Может даже удастся с кем-то нужным познакомиться и как-то законтачить, двинув пару своих идеек», – размечтался он.
– Хорошо, отец Михаил… господь был милосерден ко мне и он учил помогать ближним своим…
– Истинно так, сын мой!
– Я тоже отправлюсь в город помогать людям, – сказала Матрена.
– Хорошо, дочь моя, твои руки лишними не станут, – согласился монах. – Обстановка в городе очень непростая…
Вообще Алексей этому удивился. Если уж в монастырь чума пришла из Новгорода, то в самом городе к этому времени пик заболеваемости уже должен был пройти. Но вот отец Михаил говорит, что в городе вспышка чумы только-только случилась.
Как выяснилось из аккуратных расспросов по дороге в монастырь, то все оказалось несколько не так, как думал Алексей. Новгородцы все-таки оказались не дураками и клювом не щелкали. Узнав о чуме в Пскове (Остап со своим отрядом заразился как раз не в Новгороде, а в псковских землях), они своевременно организовали карантин и в город никого не пускали, так что зиму и начало весны продержались. Но зараза все-таки нашла лазейку…
«Как бы не священники и принесли чуму в город, – подумал он. – Им ведь особо во въезде не откажешь. Да даже если не они, то какие-то торговые контакты все равно происходили, то же продовольствие в город нужно завезти, а это рабочие между собой общаются, а могли и с крысами блохастыми чуму получить».
В общем вспышка чумы началась именно в конце весны, когда люди сильно ослабли от бескормицы и довольно мощная, здоровье у всех ослабло.
Кстати говоря, в Свято Юрьевском монастыре чума особо не бушевала, хотя Алексею казалось, что там вообще все должны вымереть как динозавры. Но нет, не вымерли. Хотя оно и понятно, монахи тоже не совсем кретины и всех кто имел признаки болезни из числа трудников да прочего обслуживающего персонала из монастыря тут же спроваживали в деревеньки под присмотр бобылок вроде той же Матрены, а к больным священникам приставили ограниченный круг низкоранговых иноков в роли медбратьев в отельном помещении, организовав внутренний карантин. Опять же при обычном богослужении предметы культа целуются не часто. Но всё, конечно, списывали на святость места, а так же на то, что они все верные слуги господа, потому гнев Его их особо не коснулся. Хотя все-таки потери есть, раз тому же отцу Михаилу в качестве помощника привлечь не молодых монахов, а едва выздоровевшего трудника.
– Матрена, у тебя осталась еще плесень?
– Да.
Алексей удовлетворенно кивнул. Все-таки имея возможность помочь, стоять безучастно и смотреть как сотни, а то и тысячи людей мрут на его глазах, он не сможет. Другое дело, что это надо еще как-то провести через монаха, а он может воспротивиться кормлению больных плесенью, дескать, ведьмовство нечистое! Ну и самим придется для профилактики жрать.
«Печень моя печень… только в норму стала приходить», – тяжко вздохнул он.
Обычно шумный город выглядел пустынным, что и неудивительно при начавшемся море, все в страхе засели по домам и лишь отдельные личности по особо острой нужде пугливыми рыбками носились по улицам. В домах, где обнаруживалась болезнь вывешивались куски ткани.
Раскачиваться долго не стали, отцу Михаилу дали несколько кварталов, кои ему предстояло окормлять, что и принялся делать со всем жаром. С молитвами входил в дома с больными чумой и читал над ними молитвы и вед душеспасительные беседы.
«А где пидорас этот? – вспомнил Алексей о втором священнике. – Остался в монастыре как самый хитрожопый? Все-таки надеюсь, что подох… они ведь заднеприводные должны друг друга заражать особенно активно и надежно, хе-хе…»
– Зачем это? – спросил отец Михаил, показа на тканевые повязки, коими Алексей и Матрена замотали носы и рты при входе в дом.
– От заразного воздуха бережемся, отче… – ответил Алексей.
– Что за глупости?! Снимите немедленно!
– Но, отец Михаил…
– Снимите! Люди слабы и невежественны! Сейчас так особенно мнительны. А ну как кто-то решит, что вы под тряпками не молитву читаете, а колдовские проклятья произносите?! Вы еще богомерзкие клювы вороньи на себя нацепите, как поганые латиняне делают!
Пришлось снять. О том, чтобы начать давать хлеб с серой плесенью Алексей даже заикаться не стал, но и смотреть как люди фактически сгнивают заживо было выше его сил. Так что требовалось найти какое-то решение и он его нашел.
– Отче… – осторожно произнес Алексей после очередного сеанса лечения чтением молитв и целования иконы, причем целовали икону не только больные, но и возможно еще здоровые члены семьи, а так же челядь.
У него возникла одна идея, кою Алексей намеревался продвинуть, воспользовавшись физической и эмоциональной усталостью священника. Если идея выгорит, то он получит некоторую свободу в действии при лечении больных.
– Что, сын мой?
– За сегодня мы так всех не обойдем…
– Да… много людей нуждаются в утешении и в исповедовании… Но ничего, завтра всех оставшихся посетим.
– А может поступить иначе, отче?
– Как?
– Собрать всех больных в одном доме. Их много пустых стоит. В итоге вам отче легче будет сразу над всеми молитву читать…
