– А действительно мудрец, – с удовольствием сказал капитан, – горжусь тобой.
– Эээ… это была похвала?
– Она самая.
– Спасибо.
– Спасибо – слишком много, червонец в самый раз.
– Сударь капитан изволит намекать, – пришёл на выручку деликатный Кави, – что в настоящий момент наша скромная компания остро нуждается в вашем гостеприимстве, о достойный Думья…
* * *
– Не могу сказать, будто бы испытываю заметную нужду, – сказал Дурта, широким гостеприимным жестом смахивая на пол хижины осколки чашак и глиняных сосудов, – но и о богатствах не мечтаю.
– «Мечтать о богатстве – зазорно, ибо сии мечтания и богатства не прибавляют, а и оскверняют само понятие мечты», – с улыбкой процитировал Кави.
Дурта уставился на него, как на ожившую вапус.
Кави очень, очень хорошо знал своего друга, потому принудил себя хранить доброжелательное молчание.
– Эээ… – сказал мудрец, потрясённо кивая, – вот теперь я действительно могу поверить, что вы прибыли из будущего.
– Один лишь я, – поправил его принц, – допускаю вполне, что мир сударя капитана расположен относительно нашего в ином времени, но сомневаюсь, чтобы в данном случае это имело существенное значение.
– Что происходит-то? – поинтересовался сударь капитан, с хозяйским – как, впрочем, и всегда – видом усаживаясь на высоком чурбане.
– Происходит то, что сей дикарь, выдающий себя за принца, огласил запись из моего собственного дневника, сделанную этой лишь ночью! Вернее сказать, ещё не сделанную: я только лишь недавно как следует обдумал её, дабы внести в свиток в наиболее изящном и лаконичном виде. Разве сие не служит доказательством путешествия сквозь время? Разве сие не достаточно убедительно?..
– Убедительно, Дур… Думья, убедительно, – согласился Немец, неторопливо осматривая довольно, правду молвить, убогое убранство лесной хижины.
Кажется, человек достаточно споро начинал постигать особенности характера достойного мудреца. Очарованный какой-либо очередной сложной задачкою, Дурта вполне способен был найти сколь угодно разнообразные и убедительные подтверждения сформировавшейся у него точке зрения на вопрос. С возрастом он, впрочем, научился подвергать сомнению собственные выводы… увы; лишь с возрастом.
– Тридцать один?.. – с утвердительной интонацией произнёс принц. – На следующей неделе?
– О! – отмахнулся Дурта. – Сведения о моём дне рождения вы могли узнать и в монастыре, и… не трудитесь, достойные гости: я вполне удовлетворён тем, что вижу. Ныне же нам уместней всего мыслить в рамках предложенной гипотезы, я прав ли?
Принц кивнул, привычно улыбаясь. Сур весть… что там сейчас кипит – в этой растрёпанной рыжей голове?..
– Чинд скоро вскипит… к счастью, здесь простенок, да. Мне нечем попотчевать вас, если не считать самой простой и незатейливой пищи скромного отшельника.
– Шашака есть? – с живым интересом осведомился сударь капитан.
– Сыр-то? Разумеется.
– Вот так, давай сыр. Отличный сыр, кстати.
– Вижу, капитан Немец уже успел сформировать мнение о ценностях Вишвы?
На сей раз Кави и вовсе ограничился кивком и улыбкой. Он постепенно, неотвратимо, неожиданно для себя самого погружался в ту блаженную истому, какую только и может даровать чувство возвращения в родной дом – ежели под «домом» понимать нечто куда более значимое, чем просто стены и крышу. О да; это был его мир, пусть возвращение в этот мир и оказалось столь немыслимо отличным от ожидаемого. Безопасность – наконец-то… – дымящийся благоуханный чинд, подчёркнуто степенная беседа со старым другом… в конце концов – он жив! Сколь ни велико было почтение принца к мистическим талантам Дурты, но ритуал переноса проводился ими впервые в достоверной истории Вишвы; записи в древних свитках, безусловно, успокаивали, но успокаивали лишь самую чуть.
– Думья, – сказал Кави, с известным усилием вырывая себя из сладкой истомы неторопливых размышлений, – ведь твоё хранилище свитков не должно было испытать сколь-либо непоправимого урона при взрыве?
Достойный мудрец испуганно сморгнул и заблудил было глазами, однако же немедля и успокоился – по всей видимости, пришел к заключению, что гость из будущего не может не знать неких скрытых доселе подробностей, в том числе и о секрете в подвале хижины… и, помнится, ещё двух в речных пещерах. Кави снова не сумел сдержать улыбки.
– Нет ни малейшей необходимости раскрывать точные подробности местонахождения секретов, – уверил он Дурту, – довольно того, что свитки целы и доступны для изучения.
– Эээ… нам предстоит раскрыть способ перемещения между мирами? – помолчав, спросил мудрец.
– Я принёс с собою Карг, – ответил Кави.
Дурта блеснул глазами.
– Давай проясним, – сказал он так осторожно, словно ступал по крми, – говоря о карге, ты говоришь… о Карге? Том самом Карге?
– Я говорю о том самом Карге.
– Эээ… секрет истинного Карга раскрыт в будущем?.. Или же… – он перевёл взгляд на сударя капитана, – это сокровенное знание принесёно в наш мир Немцем?
Но Немец только отстранённо мотнул головою, явно не желая менять гастрономические прелести шашаки на малоосмысленную – о, лишь с его точки зрения! – болтовню.
– Секрет Карга раскрыт в Вишве, – с тихим наслаждением произнёс Кави, – паче: в Варте. Наипаче: раскрыт тобою, о достойный Думья.
– Я знал, – сказал достойный Думья, запуская длинные пальцы в рыжую шевелюру, – я знал!.. Когда Отец-пандарин изгонял меня из монастыря – я знал! Я был уверен – величайшее из научных свершений современности, по значимости сравнимое разве что с…
– А хлеба нет ещё? – спросил сударь капитан, дожевав наконец очередной ломоть сырной лепёшки.
– А?.. – произнёс Дурта с интонацией эльфийской княгини, в уплату чалайных долгов принуждаемой замуж за орка.
Кави в очередной раз светло позавидовал способности Немца точным замечанием преломить набирающий излишнюю ажитацию ход беседы. Увы, разум столь могучий, каким наделён Дурта, испытав пусть и единократное, но великое возмущение, способен долгое время питать собственную возбуждённость, не отвлекаясь даже и на много более насущные вопросы.
– И чинду бы ещё, – сказал сударь капитан, – а то у вас тут сплошняком… когда ещё доведётся горячего-то выпить.
– Эээ… чинда больше нет, – сообщил Дурта, заглядывая в тыкву из-под сушёных листьев. – Да и в целом запасы еды… менее всего рассчитывал я на столь удивительных гостей.
– Я могу подстрелить кого-нибудь, – вызвался Кави-младший, зевая, но хватаясь за свой лёгкий лук.
– Сиди уж, – с непонятной иронией хмыкнул сударь капитан, – Купидон ушастый.
– Увы, охотиться в такой близости от Нагары…
– А мы что, так близко? – забеспокоился Немец.
– О да, всего лишь около полутора часов ходьбы.
– Опасно.
– Отнюдь нет, место более чем уединённое – этот берег и вовсе обжит довольно слабо, а уж леса к северу от переправы… Тем более, чтобы приблизиться к столице, необходимо сперва пересечь Нади… сколь помню, наш радушный хозяин пользуется для этой цели одновёсельным бедамом?
– Сегодня в город не пойду, – сказал Дурта, машинально выкладывая на грубый деревянный стол последнюю тонкую стопку сырных лепёшек. – Завтра пойду. И, пожалуй, чернил надо прикупить… поработаю на площади, как обычно.
– В этом нет ни малейшей необходимости, – сказал принц, отстёгивая потайную застёжку на поясе, – гвардейцы Содары быстры на расправу, однако тщательный обыск пленников – о, это ниже их достоинства!..
– Городская стража бы не церемонилась, – с хорошо понятной Кави досадой заметил Дурта, рассматривая извлечённый принцем золотой. Эльф подумал и добавил к нему ещё один.
– Ого! – сказал младший. – Ну вообще!
– Это что, по местным меркам много?
– Я же лесной эльф, сударь капитан, – с улыбкой пояснил принц, – о таком богатстве не мог и мечтать… да, правду молвить, и не мечтал.
– Знаем мы, о ком ты там мечтал, – пробормотал сударь капитан, но прежде чем оба эльфа – юный и молодой – успели как следует покраснеть, запустил руку в карман и выложил на стол увесистый, круглобокий кожаный мешочек на завязках.
При соприкосновении со столешницей мешочек издал глухой, сытный, чрезвычайно убедительный металлический звук.
– У Содары спёр, – сказал человек. – Хлеба точно нет?
Часть II. Любовный напиток
Глава 7. Римский-Корсаков
– Полагаю, в этом вы тоже правы, – смущённо сказал Кави, – сколь угодно большой слиток золота не заменит сколь угодно малого кусочка хлеба. Однако так уж устроен наш мир; щедрая судьба вознесла меня на место второго лица империи – но и тогда не имел я ни достаточного понимания общественного устройства, ни возможности хоть как-либо исправить всеобщее неравенство.
Потому что ты чёртов сопляк, подумал капитан, отворачиваясь к реке. «Второе лицо империи», правильно… Люди с несравнимо меньшей властью добиваются несравнимо большего – просто потому, что добиваются; а ты – принц! – сидишь, жуёшь сопли и ноешь о какой-то там жизненной несправедливости. Да будь в тебе капля той тяги к равенству, о которой ты тут распинаешься, – уж нашёл бы и понимание, и возможности, и чёрта в ступе. Потому что невозможно видеть происходящее – и ничего по этому поводу не предпринимать. Понимаешь, эльф ты лесной? Невозможно.
