— Что, моя прелесть?
Вымазанный смолой ирокез. Глаза настолько подведённые, что лицо больше похоже на мордочку панды. Куча дешевых побрякушек. Обнаженные руки и длинные, как дерево Секвойя ноги. Узкие бёдра, тонкая талия, безупречной формы губы...
ДА, она прелесть. Несмотря на перечисленное выше.
— Ты так ничего и не подарил мне на свадьбу, — капризно просюсюкала Зебрина. А потом многозначительно покосилась в мою сторону.
— Так ты хочешь... его? — мне показалось, что кабан не удивился.
— Должен же у меня быть свой собственный прислужник. Стелить постель, выгонять клопов из шкур... чистить тебе копытца.
Морду кабана омрачили размышления.
Зебрина, не теряя времени, принялась разминать могучие плечи супруга. Тот заметно расслабился, пятачок принял задумчивое выражение.
— Ну ладно, ладно! Если победишь, пленник твой, — наконец сдался кабан. — Но если проиграешь...
— Я не проиграю, — уверенно отрезала Зебрина.
— Посмотрим, — хладнокровно улыбнулась Кассандра.
А я промолчал.
Может, впервые в жизни мне было нечего сказать.
Меня подставили. Обманули. Развели и усадили в лужу. Купили, продали, и снова купили.
Если с вами хоть раз такое бывало — я вам не завидую. СЕБЕ я не завидовал точно.
Слепой козе ясно, что Зебрина с Кассандрой затеяли свою игру. И в этой игре я был всего лишь разменной пешкой, способом получить желаемое.
И мне это совсем, совсем не понравилось.
— Бой состоится завтра! — объявил кабан и поднялся с ложа. Поймав Зебрину за руку, он притянул её к себе, обслюнявил пятачком щеку и добавил: — А сейчас — всем отдыхать.
Глава 9
Разбудила меня сильная боль в бедре. Будто сверло вкручивали. Медленно.
Выругавшись, я что есть силы хлопнул по тому месту, где болело, повернулся на другой бок и снова захрапел.
Спросите, как я ВООБЩЕ мог уснуть? Не знаю. Читал, что солдат в окопах, накануне сражения, тоже одолевает необоримый сон.
Видать, защитная реакция. Перед тем, как задействовать все ресурсы организма, мозг проводит инвентаризацию и перезагрузку.
Но это так, к слову.
Если честно, я просто устал. Попытался вспомнить, когда я ВООБЩЕ нормально спал — и не смог. Не помню. Уж точно не в последние трое суток. А если учесть, что сутки в этом измерении длятся около тридцати часов — ну, считайте сами...
Поэтому когда в ногу мне впился хоботок местного аналога комара, только размером с крысу и хоботком толщиной с шариковую ручку, я только хлопнул себя по бедру и перевернулся на другой бок.
Хоть камера попалась одиночная — и то хлеб.
Со всех сторон я слышал других пленников: стоны, всхлипы, невнятные причитания... Звон цепей.
Меня тоже приковали. За шею — такой у них здесь обычай.
А в ошейнике — взрывчатка. Точнее, мешочек с какой-то Разрыв-травой. Стоит разнять ушки ошейника, порвав мешочек — и тебе капец.
Мне показали брызги, оставшиеся на стенах от предыдущего жильца моей камеры.
Пол был тёплым — это было даже приятно... Но жестким: что с него взять? Камень и камень...
Перед тем, как отрубиться, я ещё подумал, что долго здесь по-любому не просижу: план пошел прахом, и братья-Горгониды, устав ждать сигнала, скоро заявятся с частным визитом.
И честно говоря, когда кто-то толкнул меня в бок, я так и подумал: заявились Горгониды, разгромили тут всё, а теперь пришли меня выручать.
Эх, мечты-мечты...
— Зебрина? — моему изумлению не было предела. — Что ты здесь делаешь?
Глупый вопрос, правда? Но именно его положено задавать, когда ни в зуб ногой, что происходит.
— Я пришла тебя спасти!
Сон слетел, как с белых яблонь дым.
— Нет, это я пришел тебя спасти!
— Именно поэтому ты сидишь в камере, прикованный к стене? — а это уже голос Кассандры...
Кто там говорил о моём везении? Ау!..
Как утопленнику — так бы я о нём выразился.
— Девочки, не ссорьтесь, — подтянув ноги под себя, я сел — насколько позволяла цепь. — Если вы быстренько меня освободите, мы ещё успеем осуществить мой план. И всё будет хорошо.
Девочки, одна — со смоляным ирокезом и увешанная бриллиантами, как новогодняя ёлка; другая — вся сплошь чёрная кожа и стальной меч, — посмотрели на меня с предубеждением.
— И какой же у тебя был план? — наконец спросила Зебрина.
— Найти тебя, избавить от сдерживающего метаморфозу артефакта и улететь на драконе, — быстро проговорил я.
По-моему, отличный план. И он бы ОБЯЗАТЕЛЬНО удался, если бы все слушались меня...
— Идиотский план, — фыркнула Зебрина.
— Согласна, — кивнула Кассандра.
— Ну, хоть в чём-то вы согласны, — протянул я. — То-то радости.
И девочки вновь свирепо уставились друг на дружку.
— Тебе меня не победить, — запальчиво прошипела Зебрина.
— Иди погуляй, цыплёнок, — хладнокровно отбрила Кассандра.
Я вытаращил глаза.
— Вы что, всерьёз собираетесь... драться?
— ДРАТЬСЯ мы не собираемся, — поправила Кассандра. Зебрина кивнула. — Мы сразимся.
— Наконец-то мы узнаем, кто из нас лучше, — радостно оскалилась драконица.
Я взял долгую паузу. А потом закричал громким шепотом:
— ВЫ ЧТО, С УМА ОБЕ ПОСХОДИЛИ? — кричать громко было нельзя — вдруг это привлечёт внимание Похитителей — а только их мне сейчас и не хватало... — Да что на вас нашло? Проливать кровь на потеху толпе!
А в голове, как на счётчике Гейгера, замигали цифры... Если этот бой увидят в Сан-Инферно, ставки взлетят до очка Задницы.
— Мы сразимся не ради потехи, — с достоинством ответила Зебрина. — А для того, чтобы раз и навсегда определить: кто выйдет за тебя замуж.
Русский речь меня покинул.
— Но... — проблеял я после длинной, но насыщенной размышлениями паузы. — Ты и так уже замужем.
— Я разведусь, — небрежно махнула рукой Зебрина. — Через вдовство. И проблема решена.
— А ты... — я повернулся к Кассандре. — Ты никогда не говорила, что хочешь замуж.
— Не говорила, — хладнокровно кивнула та. — Но это дело принципа.
Я моргнул. А потом проворно отодвинулся подальше от обеих.
— Спасибо, конечно, польщен и всё такое... — я принялся нести бредятину, всё, что приходило в мою бедовую голову. — Но видите ли, я родом из мест, где САМЦЫ сражаются за самок. А не наоборот. Волки там, гориллы... Так что извините. Я пас. Значит, девочки, пожимаем друг другу ручки — смотрите, не повредите маникюрчик, — быстренько освобождаем меня и сваливаем отсюда. Не надо ждать утра. Нет, честно: вам просто НЕ ЗА ЧТО сражаться. Ведь я не могу жениться ни на одной и вас, правда-правда...
И тут я замолчал.
Прекрасные воительницы смотрели на меня огромными, полными слёз глазами. Словно я только что, у них на глазах, оторвал голову кукле Барби.
А потом расхохотались.
Оказывается, это выражение — глаза выпучены, губки надуты, и общее впечатление, что девушка изо всех сил сдерживается, чтобы не пукнуть — возникло от того, что они боялись рассмеяться.
— Ты слышала? — стонала Кассандра. — Ой, не могу...
— САМЕЦ дерётся за самку... — вторила ей Зебрина, катаясь по полу. — Нет, ну какой идиотизм...
— ХО — ХО — ХО...
А это уже за пределами камеры.
