Пришлось вставать, потягиваться, и идти к печурке подбросить дровишек. Пошуровать в ней кочергой, чтобы лучше догорели предыдущие, и набить полную топку. Попала белка в колесо, кряхти, но беги без устали.
Эх, и какой же нонче месяц на дворе? Одно подфартило, что не забросило на КМБ, до сих пор ту строевщину вспоминаю с отвращением. Жизнь по уставу: от побудки — до отбоя.
Здесь тяжелее и тоскливее. Вокруг одни сопки да распадки, покрытые тайгой на десятки километров. Самоволка лишь к мишке косолапому в лапы. Но зато значительно свободнее. Все знают кому и чего положено, а на что положено ещё и сверху. Всех офицеров, и сверхсрочников (лишь недавно ставших прапорами) — знаем, как облупленных. Связь знает всё, и даже то, чего не знает командование. Служба у нас такая — всё знать и многое уметь.
Нет, мы совсем не те «молчи-молчи», но болтаем крайне редко. Разве что только дураки, а такие в нашем взводе не задерживаются. Мы — так называемая штабная рота, а на самом деле и на полный взвод не наберётся. Просто всех свалили в одну кучу, даже взвод минёров приписали. Но они долбят лёд и сверлят шурфы, чтобы микровзрывами очищать тоннель от льда. И к штабу никакого отношения не имеют.
Есть библиотекарь, пару писарей строевой, наш взвод полтора десятка, и прочих разных понемногу: от поваров с кухни и пекарей с пекарни — до кладовщиков, но это хозвзвод. А в части я как-бы самый образованный и знающий. Ещё есть библиотекарь — ара. Его загребли после института на самом излёте почти в двадцать семь лет.
Стране понадобились все сирые и убогие, чтобы строить железнодорожную магистраль. Меня тоже пару лет не трогали, с моими вычеркнутыми видами войск, кроме строительных и артиллерии. В артиллерии все такие же глухие, только уже на оба уха, а в строительных войсках слух не главное.
Во взвод связи меня не имели право брать из-за ограничения по слуху, но майор Рейн наш зампотылу не стал этим заморачиваться, когда ему пришлось распределять вновь прибывших в часть. Лишь посмотрел на запись радиомонтажник в военном билете, так отправил во взвод.
Кто я такой, чтобы с ним спорить? А мужик он неплохой, и мы с ним поддерживали очень хорошие отношения. Ему нужна была связь для своих переговоров, и мы её из-под земли добывали. Зато и ходили в яловых сапогах и полушерстяном обмундировании, а не в кирзе и Х.Б.
Правда нам это и было насущно необходимо по службе, а вовсе не для форса. По столбам в валенках не сильно полазишь, связывают движения и сверзиться запросто, а кирзовые при минус полста просто лопаются, не выдерживая тех температур. Ходить в Х.Б. и лишь при выходе на обрыв связи, облачаться в ватник и ватные штаны совсем не с руки.
Но что я об этой ерунде вспоминаю, а не о главном! Попёрло всё в голову потопом и скоро их ушей хлынет. А главный вопрос жизни, Вселенной и всего, остального: — Как себя вести? Двадцатилетним олухом — уже не получится, а умничать еще Петруша Первый запретил своим указом, «дабы разумением своим не смущать начальства».
Необходимо отыскать золотую середину, и придерживаться проверенной истины. Ну а тем временем тащить службу.
Позвонить помдежу и напомнить, что скоро утренняя побудка. И разузнать — нужно ли будить дежурного? И кто сегодня дежурит? Времени на раздумья не осталось. Людскому муравейнику пора просыпаться и работать, как те муравьи трудоголики.
Ну слава богу, сегодня пиджак в дежурных. Можно с ним нормально общаться. Двухгодичники птица редкая в наших войсках, но пяток лейтюх в части имеется. С большинством я на-ты в неформальной обстановке. Буду подымать из теплой постели, ведь должен же Коля службу тащить также, а не только нам рядовым отдуваться.
Дозвонился в их общежитие несемейных, и пришлось пару раз дополнительно наяривать вызов, пока там добрались до аппарата и сонным голосом ответили.
— Товарищ лейтенант. Половина шестого, вам пора в дежурку, и затем на обход по части при побудке. Слава богу, сегодня разумный дежурный по бригаде и пока вас не разыскивал с докладом о прошедшей ночи. — бодро отрапортовал товарищу лейтенанту, из нашей батальонной техчасти.
— Спасибо, скоро буду. — ответил полусонный голос, — А пока соедини-ка меня с помощником.
— Соединяю, — заученно проговорил в ответ, — он уже пять минут у меня висит на проводе.
Далее отключил микрофон, но прослушал весь доклад помдежа. Он сержант, значит ему положено отрабатывать свои 10 рублей 80 копеек жалования. А мне положено знать больше него, но не в данном разе. Я даже сегодняшнего числа и месяца пока не знаю. Но это не беда, выясню позже. Или в разговорах услышу, или при смене с дежурства. Но точно не март месяц. Весь март проторчал на сопке устанавливая устойчивую радиосвязь. Сперва вращали антенну, чтобы и связь и телевидение принимала оптимально, а дольше всего мудохались с электрохозяйством.
Родные движки-единички от нашей Р-605 были ещё в Шатуре убиты в хлам, хоть там использовались только на учениях. Один кое-как работал, и то мы больше его чинили. Второй полностью восстанавливали. Пришлось из части завозить троечку на движке от «Запорожца».
Спасибо нашему школьному военруку Савве Кириллычу, научил нас на уроках НВП возиться со всяческими двигателями внутреннего сгорания. С закрытыми глазами разбирали-собирали и рассказывали, что там и зачем прикручено. Без электричества ни одна радиостанция не заработает, а ламповую прокормить лепестричеством, так всем взводом пришлось бы крутить педали от рассвета и до заката.
Только в апреле удалось спуститься снова в часть, но тогда к нам на коммутатор приблудилась злющая сучка, и жила в нашем вагончике. Всех облаивала, кроме нас и начштаба. Нас выделяла поскольку её кормили, а с ним очевидно проявилось сродство душ. Строгий и требовательный, и фитиль может вставить по всякому поводу. С офицеров толстую стружку снимает, нимало не смущаясь нашим присутствием в соседней комнатке. Матом ни разу не слыхивал, но в остальном облаивал знатно.
Запросто такое погоняло не дадут. Правда и фамилия у него очень соответствующая — майор Бескубский. И бывали у нас в родах некогда польские шляхтичи. Так что ворон ворону глаз не выклюет, и мы с ним нормально ладили, и иногда удавалось некоторые вкусняшки у него выцыганить при случае. После нашего комвзвода — молоденького лейтюхи (только из училища), он является нашим непосредственным командиром. Там двоякая подчинённость: по связной части — начальнику связи бригады, а на месте — начштаба.
Он за нас разгильдяев отвечал, и нас с нашим коммутатором приютил в своём штабном вагончике. Так что наш отец-командир хоть и строг, но справедлив. И понапрасну дрючить не станет, а вот докладать, что в части происходит мне понадобится. Он первым делом у нас интересуется. Обзвоню-ка всех дневальных, чтобы не проспали подъём. Заодно соберу все слухи и сплетни. Определюсь чего доложить, а что отцам-командирам знать не положено.
Прозвонился по всем ротам, и вставил фитиль дневальному автороты: — отчего ещё не побежали в автопарк с паяльными лампами наперевес — греть картеры машинам. И отчего не видно молодых с канистрами кипятка заливать в радиаторы? Отчего до сих пор не таскают на жесткой сцепке по плацу, для подготовки к заводке мотора. За ночь смазка задубела и оси не провернутся, пока не протащишь машину несколько кругов. И это после прогрева паяльной лампой.
Так что первыми всегда подымали водителей, которым сегодня водить машины. Им мудохаться не менее пары часов до развоза солдатиков на работы или отправки в дальнюю дорогу. Но потому и не всех на каждый день назначают рулить. Им первыми вставать и последними ложиться. А воду нельзя забывать слить из радиатора. Так загубили с десяток машин, пока заучили эту простую истину.
В дырявые армейские радиаторы над которыми измывались поколения недошоферов заливать антифриз невозможно. Его просто не напасёшься. Да и пахнет он спиртом, а такую жидкость просто опасно давать в руки восемнадцатилетних балбесов. Итак двое солдатиков увидели бутылку оставленную гражданским на крыле Магируса и быстро стащили. Пахла спиртом, вот отвозили их из соседней части на родину. Что там было трудно сказать — быть может денатурированный спирт против замерзания конденсата в пневмосистеме тормозов, но жидкость была окрашена в красный цвет.