Этим я и занялся. Усыпил хлороформом, удалил остатки глаза. Прочистил глазницу, продезинфицировал. Вика перестала кричать, встала, и, отварачивая лицо, начала мне помогать. Будет из нее толк!
Только я успел об этом подумать, как девушка на ухо мне прошептала: «Это бомбисты! У них часто бывают кислотные ожоги». Я на автомате посмотрел на руки парней. И очень зря.
Мелкий видимо услышал шепот, увидел мой взгляд. Выхватил из недр бекеши револьвер, крикнул:
— Чуб, они догадались! Под лед их надо!
Черный зрачок дула уставился прямо мне в глаза.
Глава 9
Вика ойкнула, попятилась прочь. Я же, наоборот, сделал шаг вперед, закрывая ее собой.
— Стой, сука! Стрельну!
Палец мелкого на спусковом крючке побелел.
— Чуб, — я повернулся к «неандертальцу». — И врачей не пожалеете? А на каторге как на это посмотрят?
Меня охватил какой-то странный кураж. А ведь сейчас все, может, и закончится. Этот нелепый костюмированный исторический балаган. Вику только жалко, хорошая девушка.
Чуб наморщил лоб, пытаясь вникнуть в ситуацию. Небыстрый товарищ.
А тут и обожженный очнулся. Застонал, сдернул с себя марлю — хлороформа у меня оставалось мало, так что дозу ему выделил небольшую.
— Что ты молчишь, Чуб⁈ — рука у мелкого подрагивала, сейчас выстрелит. Даже, может быть, случайно. Рука «неандертальца» полезла под полушубок, на физиономии появились признаки сложного мыслительного процесса. Все, ждать больше нельзя. Я обозначил на лице удивление и даже полуулыбку, адресованную дверям:
— Привет! Какими судьбами?
Купились. Ей-богу, купились! Оба бомбиста повернули головы. И я тут же схватил левой рукой револьвер сверху, накрывая барабан и курок, а правым коленом, преодолевая боль в спине, со всей дури выдал пинок в пах Чубу. И сразу события пошли вскачь. «Неандерталец» вскрикнул, схватился за причиндалы, приседая. Мелкий нажал на спусковой крючок. Но курок щелкнул меня по пальцу, барабан не провернулся.
— Нааа! — я без замаха врезал кулаком в челюсть бомбиста.
Тот отпустил револьвер, рухнул на пол. Чуб тем временем встал на колени, начал раскачиваться, рыча. Больно ему. Я добавил ногой по голове мелкому, перехватил револьвер. «Неандерталец» был силен — уперевшись руками в пол, он уже поднимался.
— Получи! — Вика со всей силы опустила ему на голову медное госпитальное «судно», что у нас зачем-то стояло рядом с ширмой. Буум! Голова Чуба дернулась, глаза закатились. Он рухнул на подельника.
Я водил дулом револьвера туда-сюда, не зная, в кого целиться. И целиться ли вообще. Спина просто кричала от обиды за то, что я с ней только что делал.
— Я…я его убила⁈ — губы Виктории задрожали
Пришлось щупать голову Чуба.
— Нет. Даже крови нет.
Обыскал «неандертальца». Еще один револьвер. Потом обхлопал одежду мелкого и обожженного. Чисто. И все это под тихие причитания бледной Вики.
— Вот такая она работа доктора, — подмигнул девушке, больше куражась и подбадривая самого себя. Что делать с бомбистами — я не представлял совершенно.
Схватил полуобморочного обожженного, вытащил его на скамью в комнату ожидания. Туда же отправил мелкого и Чуба. Последнего еле выволок. Звать полицию или нет? Может, жандармов? Это же по их части… Если вызову — обратного пути не будет. Суд, каторга или виселица. Плюс слава доктора, что обрек людей на смерть. Шансы обожженного так точно становятся минимальными.
Отложил оба револьвера в сторону, на край столика с инструментами. Да уж, как раз здесь они смотрятся особенно несуразно. Вика тем временем пребывала в какой-то прострации — взгляд отсутствующий, бледновата, дышит часто. Сейчас моя помощница грохнется в новый обморок. Надо спасать. Я схватил мензурку, плюхнул туда воды из графина, долил сверху спирта из банки. Почти силком влил главный докторский напиток девушке в рот. Талль поперхнулась, закашлялась. Большая часть пролилась мимо, но что-то попало внутрь. Понимаю, на вкус — редкая гадость, да еще и теплая.
— Что… что это⁈
— Пей!
Воды я добавил много — сильно не опьянеет.
Пока я «реанимировал» Викторию, в комнате ожидания раздался топот, хлопнула дверь. В окошко полуподвала я увидел, как Чуб с мелким тащат прочь обожженного. Фуух! Пронесло. Надеюсь у них хватит ума доставить дружка в больницу. Ну а там как повезет — даст бог, и выживет. Все-таки площадь ожога не столь большая. Впрочем, осложнений может быть вагон, даже если лечить в хорошем стационаре. В первую очередь — сепсис. Тут это стопроцентный приговор — круче, чем каторга.
Я сходил, на всякий случай запер входную дверь. А у самого ноги дрожат, надо «реанимироваться». Тоже выпить?
Переложил револьверы со стола на нижнюю полку шкафа, задернул шторы на окне. Все, мы в безопасности. Сел рядом на кушетку с Викой, со вздохом откинулся к стене. Бедная моя спина…
— Ты… ты меня спас! — на щеках девушки был яркий румянец, глаза горели. — Ты настоящий герой!
Внезапно Талль наклонилась ко мне, поцеловала в губы. О! Это был очень страстный поцелуй, от которого меня кинуло в жар. Я сжал девушку, впился в нее, как вампир. Сам себе я уже не принадлежал. Приличия, мораль? Идите к черту! Вика застонала, начала стаскивать с себя халат, путаясь в завязках. Я, не выдержав, задрал подол ее платья, перевернул на живот. Панталоны даже не пришлось стаскивать — в промежности был странный специальный разрез, в котором виднелись темные волосы.
Я расстегнул брюки, кальсоны, одежда сама упала вниз. Теперь бы не запутаться в штанинах… Времени раздеваться нет совершенно. Вика будто ждала, когда я буду готов, сама подалась мне навстречу.
* * *
Кончилось все буквально за минуту. Мгновенное страстное соединение, слабые вскрики — и вот я уже лежу на кушетке, невольно разглядывая мелкие капли крови на панталонах девушки. Вика оказалась девственницей.
— Так все быстро? — Талль прижалась рядом, дыша, как загнанная лошадь. — Это прямо какая-то вспышка!
— Ты лишились невинности, — больше для себя произнес я, пытаясь осознать, что натворил. За такое тут по головке не погладят. Я с трудом дотянулся до брюк, достал из кармана часы. Минут через сорок придет маман Вики. А еще мой слуга — он должен помыть полы перед закрытием кабинета. Черт… о чем я думаю⁇ На автомате погладил девушку по волосам, дождался поцелуя в шею:
— Ну лишилась, и лишилась — чего теперь переживать, — совершенно беззаботно сказала она.
Как-то Вика ко всему отнеслась поверхностно….
— А этот разрез… ну на панталонах, — я соображал с трудом, кровь довольно прилично отхлынула от мозга, раз меня понесло на выяснение таких подробностей.
— Дурак! — засмеялась девушка. — Это в туалет ходить! Только мне надо будет застирать их.
Вика, ничуть меня не стесняясь, стянула панталоны, подошла к раковине:
— Служанка, мерзавка такая, обо всем маман доносит.
— Как же ты в мокром пойдешь? — удивился я.
— Дома тайком просушу, — отмахнулась она.
Ага, она пойдет домой без нижнего белья. Эротика девятнадцатого века на марше. Хотя почему? А сорочка? Я видел подол под платьем. Нет, тут все мощно задублировано…
Спустя минут десять во входную дверь застучали. Я, настолько быстро получилось, натянул кальсоны, брюки. Пригладил волосы. Вика подмигнула мне, отжала свои панталончики, убрала в сумочку. Вот такие они, женщины… Странные создания. Беспомощные и ранимые, но при этом продуманные и временами очень практичные.
Я сходил, отпер дверь. Там стоял покрытый снегом Кузьма.
— Ну и чего запиратся? — начал привычно бурчать слуга. — Половина седьмого только…
— Ну улице темно уже, — возразил я. — Ходят тут всякие.
— Орбат, — через «о» произнес Кузьма, доставая из каморки ведро, тряпку. — Приличное место. Ох, натоптали-то, натоптали…
Я подкинул в печку дров, чтобы не так быстро выстудится помещение, вернулся в кабинет, закрыл дверь. Вика сидела за моим столом, писала карты. Девушка причесалась, подкрасила чем-то губки и выглядела так невинно, что я даже засомневался — а было ли у нас с ней что-то? Бросил взгляд на кушетку. Нет, было.
