теперь казалась мелочевкой⁈
Если знает — тогда мне точно хана… Хотя, впрочем, пусть только намекнет на это… Насколько я знаю, следователя отстраняют от ведения дела, если у него есть личная неприязнь к подследственному. Заинтересованность, так сказать. Если припрет, я терпеть не стану. Правда, пока паниковать рано, нужно понять, чего ему вообще от меня надо?
— Вас вызвали, гражданин Данилов для дачи показаний по интересующему нас делу, — сухим, казенным, как его кабинет, голосом произнес Киреев. — Предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.
— Готов рассказать все, что знаю, — откликнулся я. — По делу, конечно…
— Знаком ли вам Иннокентий Васильевич Стропилин, заведующий отделом райкома ВЛКСМ по работе с первичными школьными комсомольскими и пионерскими организациями?
— Да, мы вместе учились в школе, в Тюмени, но потом наши пути разошлись, — не стал отрицать я. — Случайно встретились здесь, в Литейске. Несколько раз виделись.
— Это были исключительно дружеские встречи или что-то еще?
— Дружеские, — чуть покривив душою, сказал я. — «Что-то еще», то есть встреча по делу у нас была только одна. Когда Стропилин привез призы для участников соревнований по вольной борьбе.
— Значит, вы не отрицаете факта передачи вам призов?
— Конечно, нет, — пожал я плечами. — Стропилин привез коробку с призами, которые я и вручил победителям соревнования.
— А почему он передал их именно вам, а не устроителям соревнования?
— Черт его… Э-э… Извините, я хотел сказать, понятия не имею.
— Стропилин давал вам на подпись вот этот документ? — спросил Киреев, передавая мне листок, который он вынул из папки.
— Ну да, — сказал я, внимательно просмотрев список, — я расписался за получение призов.
— Это ваша подпись? — он ткнул кончиком карандаша в оставленную мною под перечислением кубков закорючку.
— Моя! — сказал я.
— Предъявите ваш паспорт, пожалуйста.
Я вытащил из кармана и протянул ему красную книжицу. Капитан открыл ее и показал мне разворот, где была фотография и поспись под ней.
— И это тоже ваша подпись?
Сличив два автографа, я обомлел. Ну, конечно! Подписи-то отличались! Ведь под фоткой в паспорте было выведено округлыми буквами «ДАНИЛОВ» и маленький хвостик, а под злополучным списком призов мой автограф, а не Шурикова, собственноручная подпись в виде «ДАН» и витиеватая загогулина следом. Я машинально расписывался так, как привык в прошлой жизни, не догадавшись сравнить свой автограф с тем, что был в паспорте. Впрочем, само по себе это еще ничего не доказывает. Паспорт Санек получил в шестнадцать лет, а сейчас ему двадцать два. Мог он за это время начать расписываться по другому? Мог!
— И это моя, — честно ответил я. — Я ее изменил, когда стал старше.
— Значит, подтверждаете?
— Подтверждаю.
Он долго что-то царапал, видимо заносил мои показания в протокол. Потом протянул мне чистый листок и авторучку.
— Оставьте несколько автографов, гражданин Данилов, — распорядился Киреев. — В том числе и тот вариант, который у вас в паспорте. Будет проведена графологическая экспертиза.
Я автоматически расписался привычным образом. С паспортным вариантом тоже проблем не возникло. Помнят рученьки-то! Капитан ОБХСС отобрал у меня листок, неопределенно покачал головой — то ли одобряя, то ли — нет, потом сказал:
— На этом пока все, гражданин Данилов. Давайте ваш пропуск, я подпишу… Если еще понадобитесь, вас вызовут.
Получив пропуск с закорючкой, я сделал дяде ручкой и покинул кабинет. С невыразимым чувством облегчения. Хотя радоваться было пока нечему. Втянул-таки меня Кеша в какую-то мутную историю! Он что, стырил эти кубки?.. Для чего, чтобы я их юным борцам вручил⁈ Бред какой-то! Кубки, сами по себе, ценности особой не представляют. Ладно, будем посмотреть. И будем честно делать свое дело. В конце концов, если меня и использовали, то втемную. Однако мне урок — больше никаких дел с Иннокентием не иметь, на какую бы общественную пользу тот ни ссылался.
Не то что бы настроение мое сильно улучшилось, но чуть-чуть отпустило. Я вернулся в школу. У меня было еще одно занятие. А потом и первая установочная тренировка. Я ее назначил на восемь вечера, так что после уроков у меня еще было время поесть и заглянуть в магазин насчет раскладушки, матраса и прочего. Надо как-то обживаться в квартире. Конечно, прежде чем обставлять, хорошо бы минимальный ремонт сделать… Хотя бы обои переклеить… Как у них тут с отделочными материалами? Дефицит, как и многое другое?..
Все эти заботы не вызывали в душе ничего, кроме уныния. Я понял, что мне совсем не интересно ходить по магазинам, искать раскладушку, матрас, обои, думать о ремонте… Тоска… На хрена мне нужна эта квартира?.. Ну буду я в своей ванне мыться и в гордом одиночестве в теплом сортире газеты читать… Потом разживусь подержанным телевизором, трудовик обещал помочь, и стану «Цыгана» смотреть по вечерам, ну или что-то другое… «Семнадцать мгновений весны», например, или «Место встречи изменить нельзя»…
После потихоньку обрасту мебелями, коврами, хрусталями, буду баб водить… И ждать… Чего, спрашивается⁈ Перемен, которые станут гнуть и корежить страну, покуда ее совсем не развалят?.. Снова кинусь в этот водоворот, чтобы выплыть из него в относительно спокойные нулевые и десятые годы и дальше — в бурные двадцатые, из которых меня вынесет, если доживу, дальше, в еще неведомое мне будущее… И все эти годы я буду постепенно стареть, дряхлеть, вспоминать об удивительном шансе, предоставленном мне высшими силами, и о том, как я им бестолково воспользовался…
Хватит лукавить и ходить вокруг да около! У меня просто не хватает смелости признаться самому себе, что не нужна мне ни педагогическая карьера, ни рост личного благосостояния, ни знание того, что будет… Ничего мне не нужно — без Илги… Я махнул рукой и на обед, и на магазины. Поймал тачку и поехал по адресу, который огненными письменами запечатлелся в моей памяти… Если дверь мне опять откроет ее квартирная хозяйка, я сделаю все, что она потребует, отдам все деньги, лишь бы старушка сказала, где мне искать ее постоялицу?
До двери я не дошел. Только выбрался из машины, как меня окликнул до боли родной голос. Все повторялось. Илга опять появилась внезапно, хотя ведь сейчас я искал ее, а не она меня. Хотите верьте, хотите нет, но когда такси въезжало во двор, в нем никого не было. Хорошо, что водитель замешкался и не уехал сразу. Ничего не говоря, я схватил девушку за руку и втащил ее в салон «Волги». Илга не сопротивлялась. Спокойно устроилась на заднем сиденье рядом со мною, словно мы заранее договорились, что я заеду за ней.
— Пожалуйста, отвезите нас на улицу Октябрьской революции, дом двадцать три, — сказал я таксисту.
Тот кивнул и снова включил счетчик. Машина выкатила со двора и помчалась по городу. Моя спутница сидела, нахохлившись, словно пойманная в клетку птица. И ни слова. Я держал ее за руку всю дорогу, боясь, что она упорхнет. Мучительное ощущение тоски пополам с радостью, не оставляющее меня с того момента, когда я впервые увидел эту странную девушку, никуда не делось, но теперь Илга была рядом. А остальное — не важно. Литейск город маленький, такси здесь скорее баловство, нежели необходимость, поэтому не прошло и пяти минут, как мы приехали.
Мы вышли из машины и завернули за угол дома. У меня были ключи не только от квартиры, но и от калитки в заборе. Я открыл ее, и мы оказались в огороженном дворе. Вошли во второй подъезд, поднялись на площадку первого этажа. Теперь на двери, под номером тринадцать, не было бумажки с печатью. Я отворил и пропустил спутницу вперед, как пропускают кошку в новый дом. Илга вошла. Покорно остановилась посреди просторной прихожей. Посмотрела на меня вопросительно.
— Это моя квартира, — сказал я, почему-то чувствуя себя виноватым. — Мне ее вчера дали…
Девушка продолжала молчать, видимо, ждала совершенно других слов.
— Ты меня прости, Илга… — забормотал я. — Ты вдруг ушла тогда утром… Я не знал, что и думать… Может быть я тебя чем-то обидел?.. Нет, я понимаю, у тебя это было впервые, и, наверное, тебе нужно было время как-то это все пережить… Я тебя не хотел беспокоить… Хотя, кому я вру!.. Самому себе вру!.. Я просто обиделся, как мальчишка. Видимо, ждал, что ты станешь меня благодарить и все-такое прочее… И, не дождавшись, решил остаться гордым и не искать тебя больше… В общем, я был полным идиотом… Прости меня… Делай, что хочешь, только не уходи больше!.. Я не могу без тебя! Я не живу, а существую… У меня
