Что же касалось Тухачевского. Зря он тогда согласился побыть передаточным звеном и даже начать копать под главу СССР в целях раздувания «шпионского» скандала[7]. К этому времени за ним уже активно следили верные люди, и смогли вовремя спустить большую часть процесса на тормозах. Сработало предупреждение Геркана. И вот теперь тому же самому Геркану, но уже подкрепленному реальными фактами и материалами, предстояло стать, пусть не тараном для выбивания ворот вражеской крепости, но постоянно висящим перед глазами Тухачевского раздражающим фактором и этаким правдорубом. Естественно, правдорубом в пользу его, Сталина. Ведь, как и любая другая шахматная фигура, пешка хороша тем, что не способна возразить игроку. Сейчас же наступал удобный момент для того, чтобы двинуть эту пешку вперед. Двинуть и посмотреть, какой фигурой её захочет остановить или вовсе сожрать противоположная сторона.
[1] Иван Петрович Павлуновский — с 1932 по 1937 являлся заместителем Орджоникидзе.
[2] В реальной истории — было одно орудие, которое Тухачевский не дозволял демонстрировать — Ф22, которое впоследствии и было принято на вооружение РККА.
[3] Универсальная пушка — по задумкам военных теоретиков такое орудие должно было одинаково хорошо решать весь спектр задач: дивизионной артиллерии, противотанковой артиллерии, зенитной артиллерии.
[4] Ф-23 — придуманная пушка для АИ. Полный аналог противотанковой пушки Pak 36®, в которые немцы переделывали трофейные Ф-22.
[5] Полууниверсальная пушка — по задумкам военных теоретиков такое орудие должно было решать весь спектр задач дивизионной артиллерии, а также обладать возможностью вести заградительный зенитный огонь.
[6] Реальные данные так и не нашел. Но это точно не унитар от зенитки 3-К, как пишут в некоторых источниках. В мемуарах Грабина указано, что гильзу и заряд они в своем КБ рассчитывали сами.
[7] В 1934 году при встрече с представителем Чехословакии Сталин, якобы, похвастал промежуточными результатами идущего в РККА технического переоснащения, информация о чем вскоре попала в Германию и была отнесена к разведывательной. А после из Германии «слили» в СССР, что они узнали и откуда.
Глава 9
Е2-Е4
— А ну, товарищ Грабин, признавайтесь! К чему вас всю вторую половину вчерашнего дня склонял Тухачевский? Небось, предпринимал активные попытки затянуть вас в свою сект… э-э-э компанию любителей универсальных и динамо-реактивных пушек? — стоило Василию Гавриловичу появиться в приёмной одного из залов Большого Кремлевского дворца, как его тут же прихватил за локоть и отвел в сторону уже присутствовавший там Геркан.
В этот день в Кремле намечалось очень большое собрание по поводу выбора новой дивизионной пушки, отчего народу в приёмной скопилось огромное множество. При этом сам Грабин практически никого из них лично не знал и поначалу несколько растерялся, придя сюда. Но весьма неожиданное появление под боком знакомого краскома позволило ему избежать непростого выбора — в компанию к кому из прочих присутствующих лиц подходить.
— Здравствуйте, Александр Морициевич. А откуда вы узнали, что я гостил у товарища Тухачевского? — даже несколько опешил от подобного напора Василий Гаврилович, впрочем, не забыв проявить вежливость и поздороваться. По завершении смотра заместитель Ворошилова действительно предложил конструктору подбросить того к Москве на своем автомобиле. И завязавшаяся в пути дискуссия по поводу пушек, в конечном итоге переросла в чаепитие на даче начальника вооружений РККА.
— Так я тоже вчера был на полигоне. Просто оказался не востребован, сами понимаете кем, — возвел он глаза к потолку, намекая на одну высокопоставленную персону. — Вот и просидел без дела в своей машине. Хотел по окончании успеть перехватить вас, чтобы, так сказать, из первых рук узнать все подробности прошедшего смотра. Но не преуспел в этом деле. Михаил Николаевич опередил меня.
— Да, действительно, товарищ Тухачевский старался раскрыть мне глаза на недооценку многими конструкторами, включая меня самого, всей гениальности и огромного потенциала динамо-реактивных пушек, — не стал Грабин делать тайну из темы имевшей место беседы. — Да и про дивизионные пушки поговорили немало.
— И как? Раскрыл? — аж издал легкий смешок Геркан.
— Каждый из нас всё же остался при своём мнении, — весьма дипломатично ответил главный конструктор потенциальной новой дивизионки, заметив, что на них двоих то и дело бросает заинтересованные взгляды как раз обсуждаемый ими командарм.
— Что же, это очень хорошо. Отстаивать своё мнение перед столь высокопоставленными персонами надо уметь. Считайте, что то была репетиция перед сегодняшним заседанием, — удовлетворенно кивнул услышанному Александр.
— А разве сегодня будут обсуждаться и ДРП тоже? — откровенно удивился Грабин, поскольку ни о чем подобном даже не предполагал общаться. Он вообще всего полчаса как вернулся с полигона, куда был вынужден унестись с самого утра, прознав, что какая-то комиссия из Артиллерийского управления отправилась искать в его пушках все мыслимые и немыслимые изъяны. Потому дискутировать по поводу еще чего-нибудь, окромя дивизионок, морально не был готов совершенно. И вдруг — такие новости!
— Много чего придется сегодня затронуть, товарищ Грабин. Вы, главное, себе не изменяйте и говорите правду. Кривду и без вас найдется кому озвучить. Все же некомпетентных людей, увы, везде хватает, — породив этой фразой куда больше вопросов, нежели дав ответов, Геркан ободряюще похлопал собеседника по плечу и отправился дефилировать по залу. Вчера Сталин недвусмысленно дал ему понять, что сегодня потребуется сделать всё возможное, но наяву продемонстрировать членам правительства некомпетентность ряда краскомов, которых можно было бы назвать соратниками Тухачевского. Только по этой причине его и пригласили сюда, поскольку никакого иного резона появляться на данном совещании у него не имелось совершенно. Да и не пригласили бы его вовсе. Ведь кем он был в структуре РККА? На фоне всех прочих присутствующих в приёмной персон — практически никем. Всего лишь командиром одного из батальонов 1-го легкотанкового полка всё еще формируемой мотострелковой дивизии — идея о размещении «своих» танков в Лефортово приглянулась Иосифу Виссарионовичу, вот и перевели Александра из танковой дивизии в новую часть. Правда, тяжелых танков не дали по причине их физического отсутствия, ограничившись общевойсковыми Т-26.
Наконец дождавшись окончания совещания посвященного какой-то иной теме, ожидавшие своей очереди «артиллеристы» были приглашены в зал заседаний, где и расселись, либо за длинным столом, либо вдоль стен — там, где имелись стулья и кресла. Причем во главе стола восседал отнюдь не Сталин, а глава правительства — Молотов, тогда как руководитель СССР пребывал на ногах, расположившись близ одного из окон. Молотов же и начал собрание, дав слово начальнику Артиллерийского управления и управления снабжения РККА — комкору Ефимову, Николаю Алексеевичу. И тот, не став оригинальничать, подтвердил, что, являясь главным артиллеристом страны, голосует обеими руками за универсальную пушку Маханова, не смотря на выявленные при смотре многочисленные недостатки. Вслед за ним с соответствующими подтверждениями своих точно таких же позиций выступили иные высокопоставленные представители РККА. Но не все, не все. Были и те, кто промолчал. За всё это время Сталин не единожды подходил к Грабину, с целью проконсультироваться у того насчет информации озвучиваемой выступающими товарищами. Глава страны ни в коем случае не считал себя специалистом в артиллерийском деле, отчего банально не понимал — где же истина. А меж тем требовалось спешить с перевооружением армии и при этом не ошибиться в сделанном выборе. Складывающаяся в мире ситуация уже сейчас не внушала доверия. Французы и те уже вовсю начали заигрывать с немцами, идя на одну поблажку за другой, тогда как опасавшиеся растущей милитаризации Германии страны, вроде Чехословакии, Югославии и Польши, едва ли не во все колокола били по этому поводу в надежде поднять общемировую тревогу, пока не стало слишком поздно. Да и японцы активно зарились на территории Монгольской Народной Республики, обеспечить защиту которой являлось делом принципа для СССР. В общем, пушка требовалась! И срочно! В конечном итоге, по завершении выступлений Маханова, а также представителей завода №8, то и дело получавший от всех присутствующих короткие записки Молотов дал слово Грабину.
