Высокие гости пожаловали минут за пять до официального начала мероприятия. Первым, словно указывая путь, двигался народный комиссар обороны. Следом за ним шествовали секретарь ЦК ВКП(б) — Сталин, председатель Совета Народных Комиссаров — Молотов, председатель Госплана — Межлаук, народный комиссар тяжелой промышленности — Орджоникидзе и десятки сопровождающих их лиц, как военных, так и штатских.
Начало же экскурсии было положено осмотром стоящей первой в ряду 76-мм универсальной пушкой[3] Л-3 разработки Маханова. Поскольку сами конструкторы и директора соответствующих заводов были обязаны находиться лишь рядом со своими изделиями, о чём именно заливался соловьем перед высокой комиссией его одновременно, и учитель, и конкурент, Василий Гаврилович не слышал. Слишком уж далеко находился. Так, долетали до его ушей отдельные фразы. Да и только. Но экспрессией, сдобренной изрядной щепоткой юмора, с той стороны прямо било. Из окружившей орудие толпы то и дело раздавался дружный взрыв хохота, отчего сам Грабин откровенно нервничал. А уж когда Ворошилов весьма громогласно выразил недовольство Маханову за излишнее затягивание тем своего повествования, начальник артиллерийского КБ завода №92 и вовсе растерялся от непонимания, как же ему самому выступать — столь же подробно, как первый докладчик, или максимально сжато. В результате, решил опустить почти все технические подробности касающиеся производства, выдав только ТТХ своей пушки, упомянув её полностью отечественную родословную, и указав главные отличия от всех прочих, ныне представленных на суд систем, включая его же Ф-20. Но прогадал! Народ на его откровенно сухую речь о Ф-22 лишь недоуменно пожал плечами, кое-кто покивал головой, кое-кто скривился, да и отправились дальше — к той самой Ф-20, описывать которую кинулся уже директор 92-го завода, якобы, спасая ситуацию после «неудачи в говорильне» главного конструктора. Только и директор не справился с возложенной на себя же задачей, приковав к себе внимание гостей на куда меньший срок по причине не владения материалом в должной мере. В результате вся толпа очень быстро перекочевала к изделиям завода №8 имени Калинина, оставив Грабина в совершенно разбитых чувствах. Всё же он ожидал несколько иной реакции. Тем более, что ему это обещали в обмен на создание противотанковой пушки, на которую и вовсе почти никто не посмотрел, молча пройдя мимо, словно её тут и не стояло.
И вдруг случилось! Неожиданно отделившийся от всей толпы Сталин вновь подошел к грабинской Ф-22 и принялся изучать указанные на пояснительной табличке характеристики. Затем последовали уточняющие вопросы мигом сориентировавшемуся и подскочившему к главе государства конструктору: по дальности стрельбы, по применяемым снарядам, по бронепробиваемости, по подвижности, весу, времени развертывания на позиции, численности расчета и тому подобном.
— А это, я так понимаю, ваша плата товарищу Геркану за его обещание о всяческом содействии? — совершенно неожиданно и к большому изумлению Грабина указал Иосиф Виссарионович рукой в сторону обделенной вниманием Ф-23[4]. При этом очень так хитро улыбнулся. — Можете не искать Александра Морициевича взглядом. Его сейчас рядом нет. Уж больно хорошо у него получается лить слова в уши. Прямо талант! А нам с товарищами требуется сперва увидеть всё своими глазами, руками пощупать и только после выслушивать мнения понимающих во всём этом краскомов. Вы лично как, считаете товарища Геркана понимающим в вашем орудийном деле специалистом?
— Могу сказать, товарищ Сталин, что конструктором артиллерийских систем в настоящее время он никак считаться не может. Да он и сам это прекрасно понимает и осознает, насколько я понял. Зато, как производственник и как артиллерист-практик, пусть даже в сугубо околотанковой сфере, — он находится на высочайшем уровне. Мы с ним лично общались всего два раза — в начале года и вот совсем недавно. Но даже этих считанных часов бесед мне вполне хватило, чтобы разглядеть огромный опыт сталкивания Александра Морициевича со множеством трудностей, и в работе с заводами и в эксплуатации пушек. — Не стал отнекиваться Грабин от знакомства с означенной собеседником персоной. — И да, вы правы. Это моя переделка «желтенькой», — похлопал он по выкрашенной в желтый цвет Ф-22 выполненной на цельной станине. — Точнее, её копии на лафете со складными станинами, — тут же указал конструктор на еще одно своё стоящее по соседству орудие. — В ней было реализовано исключительно то, что требуется дивизионной и тяжелой противотанковой пушке.
— И как вам самому получившийся результат? — сделав рукой жест в сторону Ф-23, Сталин сам направился к ней, чтобы рассмотреть поближе. — Нравится?
— Я бы сказал, что она вышла очень неоднозначной, — с трудом смог подобрать корректное слово конструктор. — Ведь вместе с новейшими инновациями в плане техники исполнения орудия, товарищ Геркан совершенно отверг применение усиленного унитарного выстрела примененного мною в Ф-22, настояв на использовании патрона от старой дивизионной 76-мм пушки. И если бы не последний факт, я бы совершенно точно сказал, что лично мне данное орудие очень нравится! И не только потому что это еще одно моё детище. Просто именно она не является, ни универсальной, ни полууниверсальной[5] — то есть не соответствует продвигаемой товарищем Тухачевским идеологии в деле артиллерии, с которой я не очень-то и согласен. Наверное, даже скажу, что именно в ней товарищ Геркан подвиг меня реализовать то, каким вижу подобное орудие я сам. Однако именно это орудие максимально не соответствует заданию артиллерийского управления. Можно даже сказать, что является антиподом поставленной перед нами, конструкторами, задачи.
— И чем же именно она отличается от вашей «желтенькой» или той «зелененькой»? — слегка улыбнулся глава государства, указав взглядом в сторону обеих Ф-22, просто выполненных на разных лафетах. Видать, развеселило его данное конструктором название одному из своих творений.
— За счет отказа от возможности вести заградительный зенитный огонь, позволившего нам заметно ослабить конструкцию лафета и применить обычные колеса от грузовика ЗИС вместо тяжеленных цельнолитых, а также за счет ряда изменений в системе наводки и отдачи, мы смогли облегчить её конструкцию на 150 килограмм по сравнению с Ф-22 и сделать её даже на 50 килограмм легче трехдюймовки образца 30-го года. Заодно это привело к заметному снижению её силуэта. То есть она стала незаметнее на поле боя и несколько более устойчивой при стрельбе прямой наводкой. Естественно, всё это также положительно скажется на себестоимости производства, коли такое будет запущено. Вдобавок, скорее всего, сильно сократится возможность некорректного срабатывания автоматики затвора, поскольку у всех подобных пушек основные проблемы с экстракцией гильзы происходят как раз на больших углах возвышения орудийного ствола. Правда тут будет многое зависеть и от применяемого патрона. У старых боеприпасов время от времени наблюдается раздутие или разрыв гильз прямо в каморе из-за некачественного материала их изготовления. В этом случае заклинит, что старую, что новую пушку, совершенно одинаково. Но именно из-за отказа от более мощного патрона максимальная дальность ведения огня фугасной гранатой из этого орудия не сможет превысить 14,5 километров, а бронепробитие сохранится на уровне старой трехдюймовки — примерно 60-мм по нормали на дистанции в километр. — Данные по Ф-22 глава государства и так уже успел, и услышать, и не единожды посмотреть на доске с описанием орудия, так что дополнительно озвучивать их с целью сравнения не было никакой нужды.
— Ах-ха-ха-ха! — опять же неожиданно для собеседника сильно развеселился Сталин, услышав последние цифры. — Я, кажется, догадываюсь, по какой причине товарищ Геркан пошел на подобный шаг. Опасается за свои любимые детища, — ничего не скрывая, пояснил он недоуменно глядящему на него Грабину. — Лобовая-то броня у его дорогого Т-24 как раз 60-мм составляет. Вот и не желает создавать оружие, способное уничтожить его любимые танки.
