– Бери выше. С лазерами работают на подконтрольных ему заводах. Или в научно-исследовательских центрах.
Она поморщилась.
– Я это и имела в виду. Это кто-то из глав корпорации. На свою аватару вряд ли похож, ее создали только для этой связи и тут же сотрут, чтобы ни следа… Да-а, ты попал со своим алмазом. Теперь от тебя не отстанут. Может быть, наденешь штаны?
– У меня не штаны, – огрызнулся я, – а брюки. Я эстет… Гады, я же сказал правду! У меня нет и не было алмазов.
– Все равно, – ответила она рассудительно, – они хотят знать точно. Да и вообще с тобой слишком много неясностей. Я снова начинаю верить, что это не ты убил тех в твоем доме и не ты перебил всех в том особняке. Но… кто? И куда те люди делись, самое главное?
– Конкуренты, – сказал я, – везде конкуренты. Я просто сидел, как зайчик.
Пока я надевал штаны, которые брюки, от волнения запутался в штанине, она же брючина, и чуть не упал. Мариэтта наблюдала с хмурым неодобрением, не любят женщины тонко чувствующих интеллигентов, грубые мачо всегда в моде, даже не понимаю, как нам, интеллигентным кроманьонцам, в древние времена удалось одолеть питекантропов и всяких там неандерталов.
– Ушли через подземные коммуникации, – предположил я. – Под любым городом такие сети туннелей, только в полиции о них не слыхали!
Она спросила обидчиво:
– Почему это не слыхали?
– Чтоб не лазить туда, – объяснил я. – Говорят, там не чисто. Не в том смысле, что нечисто, а в самом буквальном смысле не чисто.
– Ну да, – сказала она высокомерно, – я там два раза каблук ломала!
– Чего тебя понесло на каблуках? – спросил я, потом вдруг догадался: – Послушай, а ты женщина, да?
– Мог бы и раньше догадаться, – ответила она с достоинством. – Иногда это помогает. Вряд ли ты оставил бы на ночь сержанта Синенко. Хотя кто тебя знает…
– Я ужасно старомоден, – сказал я виновато, – и все еще замечаю гендерную разницу, хотя это недемократично и противоречит либеральным ценностям. Я не буду отбиваться, если останешься еще на ночь. Что-то мне начинает нравиться, когда меня насилуют женщины в полицейской форме…
– Я форму оставила на спинке стула!
– Все равно я ее видел, – признался я. – А твой пистолет уже под подушкой?.. Потому я и не сопротивлялся. Как думаешь, что он имел в виду насчет угрозы связаться?
Она наморщила лобик, глаза очень серьезные, нащупала в кармашке смартфон.
– Думаю, это не угроза пока что, а попытка завербовать. Держать ближе, чтобы ничто от них не ускользало. Нужно сообщить в отдел. Хотя вряд ли отследят, у корпораций свои спутники, но все равно доложить обязана. Не волнуйся, на тебя это не бросит тень.
– А я при чем? – пробормотал я.
Она пожала плечиками.
– Ну… кто тебя знает. Может быть, ты ведешь свою игру. Очень сложную и мне совсем непонятную. Как и другим.
Я сказал тоскливо:
– Да какую игру… Я чист как стеклышко, через которое можно смотреть даже на солнце… Все мои желания, это лежать на диване и смотреть футбольные матчи! Разве не видно?
Она посмотрела на меня внимательно.
– Знаешь, видно. И я тебе верю.
– Так чего?
– Я тоже не хотела лезть в вонючее болото, – пояснила она, – там в подземных коммуникациях. Хотелось просто полежать на травке под ласковым солнышком! Но полезла, как и тогда в учебке, чтобы закончить полосу препятствий, получить аттестат и перейти в разряд элитного спецназа.
– Понял, – буркнул я. – Но только я не элитный спецназ. Я вообще гуманист и гедонец. И стрелять ни в кого не хочу.
– Но выстрелишь, чтобы не дать выстрелить в себя?
– Любой выстрелит, – огрызнулся я. – Но я сижу и никого не трогаю! А не лезу вышибать двери и ловить террористов. В таких овечек, как я, никто не стреляет.
Она сказала почти нежно:
– Успокойся, я ни в чем тебя не обвиняю.
– Ты меня гнетешь подозрениями, – сказал я горько, – и угнетаешь намеками. А я такой ненамекаемый, самому тошно. Ладно, давай, утешай меня! Только ласково.
– Обойдешься, – сказала она. – Пора за дело. Ты не хочешь что-то добавить? А то если транскорпорации первыми доберутся до залежей таких алмазов, мне и подумать страшно…
– Нет никаких залежей, – отрезал я. – Я не геолог, но я эстет, тонко чувствующий, и мои чувства говорят, что нет залежей. Кто-то разграбил древнюю гробницу. Тамонхаимлю, Ашурбанипалью или Гильгамешью – мне все равно, но это единичный экземпляр!..
Она спросила ехидно:
– Тогда откуда он взялся? Алмазы не появляются поодиночке. Они в так называемых алмазных трубах.
– Метеорит занес, – отпарировал я.
– Почему не было сообщений?
– В древней древности, – пояснил я. – Что, съела?.. Знаю, тебе бы самой хотелось найти залежи таких алмазов, чтобы… отдать родному правительству!
– Науке, – отрезала она. – Бюджетной, а не той, что работает на олигархов!
– А какая разница?
– Олигархов не наука интересует, а то, что они от нее получат!
– Ладно-ладно, – сказал я, – но не случайно же самые лучшие научно-исследовательские центры по чему ни возьми – в руках корпораций? Значит, толстосумы о науке заботятся лучше чиновников и прочих казнокрадов.
Она поморщилась.
– Слово какое откопал… казнокрады… Последним его Салтыков-Щедрин употребил?
– Я же человек культурный, – отпарировал я. – У меня крупные запросы! Чем жопа шире… В общем, я лучше подожду, когда они все успокоятся. Как думаешь, я мудер?
– Дурак, – сказала она с отвращением.
– Да ладно, – сказал я, – у тебя задница пусть не самая широкая в мире, но какие формы!
– Дурак, – повторила она с нажимом. – Они не успокоятся, пока есть шанс высокой прибыли. Маркса не читал?
– А это хто?..
– Не знаю, – огрызнулась она, – слышала, что-то говорил насчет прибыли, за которую капиталист удавится. Так что не надейся. Успокоятся либо когда получат координаты залежей алмазов, либо из какой гробницы кто и когда выгреб. Но тебя в любом случае потом прибьют.
Я охнул:
– Ну спасибо! Ты такая ласковая…
– Я да, – согласилась она, – а вот жизнь нет. Она вся по Дарвину.
– Я креационист, – возразил я. – А дарвинизм – для грузчиков… Ладно, пойдем в постель. Почешешь меня еще разок, а там и спать пора. Это тебе хорошо, а у меня жизнь видишь какая? Хоть танцуй.
Из постели она выскочила, свежая и быстрая, как белка, ничуть не страшная без макияжа, теперь он наносится чуть ли не навечно, а снимают только в случае, чтобы нанести другой, еще страшнее, если на наш справедливый мужской взгляд.
– Доброе утро, – сказал я, – господин начальник.
– Гражданин начальник, – поправила она. – Привыкай.
– Сколько дадут? – поинтересовался я.
– В зависимости, – ответила она важно.
– От чего?
– Сколько убил, – объяснила она обстоятельно, – сколько зарезал, сколько удушил…
– Ух ты, – сказал я пораженно, – а я-то думал, за это правительственные награды вручают в актовом, прости за такое неприличное слово, зале!
– Это если не наших, – уточнила она. – А за наших – тюрьма строгого режима.
– А как отличить наших от не наших? – спросил я тоскливо. – Все в мире так быстро меняется…
– Нужно слушать руководство, – объяснила она. – Там виднее. А если попытаешься сам, то запутаешься. Мир теперь такой сложный, ты как-то вдруг угадал.
– Я думал, ты сама начальство.
Не слушая, она отправилась на кухню готовить обед, через час ей на дежурство, опаздывать рискованно, можно потерять работу. По строгому и деловому ее разговору по смартфону я понял, докладывает начальству о звонке главы транскорпорации, потом где она и по какому делу.
После доклада начальству позвонила еще раз, на этот раз почти щебетала, ага, это мужу, но щебетала как-то по-деловому тоже, впрочем, брачные узы давно уже не узы, а современный брак совсем не то, что даже у наших родителей, живущих по древним канонам прошлого десятилетия.
Пока мы кушали, ответила еще на пару звонков, но похвалила мой кухонный комбайн, в котором все рецепты мира, но я заметил холодок в ее голосе, да и сам понимаю, что если мужчина хорошо разбирается в еде, то это уже не мужчина, это втолковывал ей вчера зря, сама знает.
На выходе из дома чмокнула меня в щеку, но ловко вывернулась из моих рук.
– Нет-нет!.. Я на дежурство. Не отключай запись и следи, чтобы кто-то не отключил. Мы разберемся, что за мадридские тайны вокруг твоего парижского двора.
– Скорее бы, – ответил я.
– Разберемся, – повторила она. – Звони, если что.
– У меня уже сейчас если что, – сообщил я.
Она поморщилась.
– В следующий раз, если понадобится, могут прислать Синенко. Но, думаю, за тобой установят удаленное наблюдение.
