лишь легкомыслие. Это, откровенно говоря, раздражало, и в то же время ее легкое поведение внушало… Я даже не могу это определить подходящим словом, но мне становилось легче. Будто бы и в правду мои трудности являются трудностями лишь в моей голове.
— Простите меня за резкость, — преодолел я себя. — Это от того, что я не знаю, кто я. Не могу понять, сколько бы ни силился; сколько бы ни старался; сколько бы ни думал об этом, а ответа все нет.
— А разве ты это не ты? — вскинула она бровь.
— Вы опять скажете, что я всего лишь нагнетаю?
— Нет, не скажу. Может, ты хочешь это сказать? Ну же, давай.
— Я все…нагнетаю, — почему-то ее лёгкая настойчивость возымело власть надо мною и она мяла меня, как мягкий пластилин, придавая форму.
— Стало легче?
— Да вроде нет. Ничего не изменилось. А что-то должно было произойти?
Разговор с ней мне казался уж совсем странным, не ложившимся на поверхность логики и, признаюсь честно, я потерял нить. Пытался собраться, но все тщетно.
— Может, и должно было, а может, и не должно было, — продолжила она разговор странным образом. — Кто вообще понимает эти выверты судьбы, где не знаешь куда ступить, а если все же ступишь, то оставишь свой след. А что за след — снова не понятно. Вот ты, например, куда хочешь прийти в конце?
— В каком конце?
— Каком, каком…своем конечно же.
— Я не знаю.
— Вот всегда так: кого не спросишь, никто не знает. Люди планируют свою жизнь до следующего понедельника, а нужно до конца жизни. Что ты хочешь от жизни; какой ты ее видишь в конце; что ты будешь делать всю свою жизнь. Вот ты, например, зачем живешь? — прильнула она ко мне внимательным взглядом.
— Я…не знаю, — в этот момент меня так стиснуло в области горла и груди, что прилитая кровь к голове не возвращалась назад и лицо покраснело.
— А ведь это главное знание в нашей жизни, — подняла она палец к верху. — Пойми зачем ты живешь, и все остальное наладиться. Собственно, это я в тебе и вижу: ты из тех, кто не удволетворяется простой жизнью, где нужно сеять и пожинать поля. Тебе нужна цель. Так иди и найди ее.
Голова гудела от сотен переплетающихся мыслей. Но прежде чем выйти за порог, я задал новый вопрос:
— Вы сказали Ильворнии, что ее муж будет берсеркер. С чего вы это взяли?
— Она что восприняла это всерьёз? Я же это все придумала. А то она все спрашивала и спрашивала, и рассудив, что без ответа она не уйдет, я сказала первое, что взбрело в голову, — рассмеялась она.
* * *
С самого раннего утра атмосфера была наполнена всеобщей возбужденностью; все сновали взбудораженные, охваченные азартом счастья. Женщины проснулись ни свет, ни заря, чтобы испечь свежий хлеб, да и в целом блеснуть кулинарными способностями. Мужички сбившись в стаю, весь день сооружали огромный помост для предстоящего события. Дети, зараженные энтузиазмом взрослых, бегали, всюду протягивая свои тонкие ручонки, подающие то молоток, то гвоздь, то иной инструмент. А иные, те, что были совсем уж младшими, уже успели измазать свои лучшие наряды, в которые их наряди матери, чем заслужили от них тумаков и высокого тембра. Но праздник есть праздник, и даже в этих самых тумаках и криках было столько любви и нежности, что даже дети улавливали это, поэтому спустя мгновения продолжали веселиться, чем еще больше забавляли взрослых. А праздник был по случаю жатвы, и раз в год все жители деревни собираются вместе, чтобы поблагодарить природу за свои щедроты.
— Это такая…это такая…, - Ильворния бегала по комнате, вся охваченная радостью граничащей с легкой паникой.
И на мой немой вопрос:
— Внученька моя в этом году, так сказать, избранная, — пояснил дед. — Ее, всю в белом праздничном одеянии, сегодня предадут огню. Во как!
— Предадут огню? — взлетели мои брови.
— Да не переживай ты. Это же, так сказать, образно, — махнул он рукой и ухмыльнулся. — Выведут в центр, якобы сжечь, а сожгут не ее, а, так сказать, чучело. Ну, ты сам все увидишь. Раньше вот да — жгли совсем уж молоденьких. А сейчас уже время другое.
Странное это выражение — «время другое». Какое такое? Разве не сам человек формирует время и все, что в нем есть? Значит это не время другое, а люди изменились. А вот еще более странное выражение, что мне удалось услышать — «не мы такие, а время такое». Такая чушь! Не время управляет человеком, а человек временем. Впрочем, чему тут удивляться, потому как тот человек, от которого я услышал это, был полным глупцом и слабым собою. Бросив эти мимолетные мысли, вернулся к реальности.
— Главное на ногах удержаться. Не упасть. В прошлом году Инра разволновалась так, что…потом долго не могли кровь из ее носа остановить.
— Внученька, птенчик мой, сядь, успокойся. Ты справишься. Да и, так сказать, сложного там ничего нет. Выйти, изобразить пару движений, да уйти обратно.
Внученька, любимый птенчик тяжело вздохнула, но ничего не ответила.
Праздник был в самом разгаре. Мужички уже были вдоволь хмельные, да и женщины от них не отставали. Правда в этом году, говорят, яства были скуднее, но и это не испортило общего настроения и все веселились, заражаясь счастьем. Что тут говорить, если, на минуточку, даже меня пригласили плясать, в чем я не мог отказать и плясал — хотел сказать как заведенный, но нет, — слегка пританцовывал, да быстро удалился в сторонку. Было приятно вот так постоять в стороне, поглядеть на все эти улыбки и огни в глазах. Идиллия, не иначе!
Сумерки падали на деревню и это послужило знаком. Заиграл тяжелый духовой инструмент. Люди стали полукругом и в центр этого круга на помост вышла Ильворния в сопровождении нескольких молодых девушек. В центр вышел староста деревни и торжественно заговорил:
— Сегодня мы отдаем матери природе самое ценное, что у нас есть — жизнь. В благодарность! В благодарность за все дары, которыми она нас облагодетельствовала.
К духовому подключились барабаны, и каждый удар отдавался внутри. Я, изначально скептически настроенный, сейчас чувствовал волнение всех жителей. Для них это было важно. Для них это и есть жизнь. Между тем, Ильворния, в глазах которой было переплетение решительности и страха, шла к центру помоста, куда наложили материалы для костра. Взошла на него, и тут одна из девушек подожгла. Моё сердце ёкнуло, впрочем, сразу же и успокоилась: Ильворния, пока огонь еще только занялся, ушла в
