«Он даже не пытается их остановить. Никакого уважения к пленнику, значит? Интересно, интересно. Это какой-то политический ход или просто принципы?»
Пока мы ехали через весь город, я уже даже не слышал криков. Стараясь сохранять силы, я просто продолжал лежать и дремать. Единственное, что заставило меня встать и насторожиться, это громкий скрип железной дверцы неподалеку.
Услышав его, я плавно сел, посмотрел на своего надзирателя и по его хладнокровному взгляду сразу понял, что мне следовало выйти самому. Особо не собираясь сопротивляться я встал и действительно вышагнул из камеры.
Смотритель схватил меня за плечо и практически сбросил с повозки на землю. Я рухнул на колени, ощутил головокружение, но не издал ни звука. Вместо этого, осмотревшись, я попытался взглядом найти вождя, но того уже не было рядом. Вокруг меня оставались одни лишь надзиратели. Мужчина, спрыгнув с повозки сразу следом за мной, рывком поставил меня на ноги и с силой потащил вперед.
Здание, к которому мы направлялись, походило на загородный дворец. Открытые террасы, каменные колонны, многочисленные широкие лестницы, треугольные крыши. Вид был слишком изысканным для того места, которым заправлял «вождь», а не «вельможа», но все же это точно было тем самым местом, в котором жил Ракх. Правда, повели меня не к главному входу.
Обойдя здание, мы двинулись в сторону более захудалой и чем-то даже пугающей каменной пристройки. Лестница в ней вела глубоко под землю, к темницам для заключенных. Я ожидал, что, когда окажусь там, увижу толпы недовольных, но нет. Темницы Ракха были пусты — ни одного заключенного кроме меня там не было.
Когда меня подвели к нужной камере, надзиратели попытались снова с силой втолкнуть меня в нее, но в этот раз я уперся ногами в землю. Им не получилось сдвинуть меня ни на шаг, и когда они осознали тщетность своих попыток, я грозно обернулся к ним.
Оба мужчины инстинктивно отступили. Все-таки я был выше и крепче них, что должно было вселять ужас. Только после нескольких дней голода едва ли у меня получилось бы одолеть их.
Глубоко вздохнув, я развернулся и прошел в камеру сам. Даже мне было ясно, что противиться в такой ситуации было той еще глупостью. Мы находились в самом центре логова врага — здесь нужно было вести себя умнее.
— Ублюдок, — выплюнул один из стражников, с отвращением смотря на меня.
— Бездушная тварь, — согласился второй.
Развернувшись, оба мужчина гордо зашагали прочь. Наверняка они были довольны собой — все таким им удалось поймать такого опасного и могучего врага. Правда, я был доволен собой не меньше. Столько терпеть укачивающую дорогу и не проблеваться? Да я был в лучшей своей форме!
Подойдя к стене, я устало сел рядом с ней. Руки мои, конечно, никто не развязал. Запястья уже жутко ныли, но мне даже не у кого было попросить развязать их. Надзиратели ушли, оставив меня в камере одного.
Устало прикрыв глаза, в голове я прокрутил события всех последних дней. Меня должны были убить, но я выжил. Что это говорит? Что вождь либо очень хочет использовать публичную казнь в качестве назидания остальным, либо очень хочет что-то получить от меня. Возможно, ради последнего он даже будет шантажировать казнью.
«Ну, что ж… — с улыбкой подумал я. — Теперь мне осталось только подождать его первого хода. Признаюсь честно, мне будет даже обидно, если он замыслил что-то настолько банальное, как публичная казнь».
12. Смертельный разговор
Брошенная в мою камеру миска с едой разбудила меня ото сна. Когда я наконец-то проснулся, первым, что попалось мне на глаза, оказалась жестяная миска, которая ребром медленно катилась в мою сторону. Коснувшись моих ног, эта миска перевернулась и окончательно рухнула. А остатки сухого хлеба, лежавшие в ней, и вовсе остались где-то в самом начале камеры, куда мне и швырнули еду.
— Ешь! — прозвучал грозный приказ. — И наслаждайся последними минутами жизни. Утром назначена твоя казнь.
Пытаясь полностью разлепить глаза, я устало зазевал, выпрямился и посмотрел на своего надзирателя. Недовольный мужчина-енот бросил в мою сторону угрожающий взгляд, а затем, развернувшись, с абсолютным хладнокровием он просто покинул темницу.
Я снова остался один. Здесь было все также холодно, все также тихо и все также неприятно. С шумом отодвинув от себя жестяную тарелку, я подполз вперед и взял с пола кусок хлеба. Очевидно, меня должны были покормить по каким-то местным правилам, и точно также было очевидно, что еду на заключенных здесь все-таки жалели.
Не имея ничего против куска хлеба, пусть и сухого, я жадно начал поедать его. Мои острые звериные зубы с легкостью разгрызали этот твердый, почти каменный кусок. И на вкус хлеб был не таким уж противным. Голодному желудку в самый раз.
«Если казнь завтра, — спокойно размышлял я, — тогда Ракх должен заглянуть ко мне как раз на кануне этого. Так сказать, дать последний шанс».
Вместо привычного чавканья, которое можно услышать, когда человек ест, звуки, которые я издавал, были похожи на точение ножей. Мои зубы все продолжали жадно щелкать и разгрызать хлеб, а тот тем временем все никак не хотел поддаваться.
«Или нет. Я мог ошибиться с его характером, и тогда он просто проигнорирует меня. Это будет жалкая смерть».
Вскоре внезапно зазвучал скрип входной двери. Моя камера находилась в конце темницы, так что даже при всем желании я не мог точно сказать, кто спустился на этот этаж, до тех пор, пока этот человек не оказывался рядом.
И в этот раз лицо, которое я увидел, показалось мне и знакомым, и незнакомым одновременно. Ощущения были странными. Сразу насторожившись, я опустил в своих руках кусок недоеденного хлеба, выпрямился и замер в ожидании.
Молодой человек-волк — судя по серым вытянутым ушам и пушистому хвосту — при виде меня сначала замер. Он был удивлен мне не меньше, чем я ему. И его лицо почему-то казалось не только удивленным, но и растерянным. Таким, будто он не ожидал увидеть меня в подобном месте.
— Харм, — прошептал он, осторожно приближаясь к моей клетке, — это ты?
— Я, — серьезно отвечал я.
Догадаться кто был предо мной оказалось сложно. Я на все сто процентов был уверен, что этого человека видел впервые, но внутри моего тело сердце сжималось при виде его лица. Подобные чувства уже были у меня в других мирах. Так могло реагировать тело только в том случае, если его бывший владелец вспоминал кого-то или что-то, и с болью переживал это.
— Харм, — снова позвал незнакомец, руками хватаясь за прутья, — что с Вел?
Я смотрел на этого юношу изучающе. Он был еще совсем молод — по внешнему виду, даже походил на подростка. Открытые наивные черты лица, округленные от волнения глаза — изучая его внешний вид, я спешно пытался придумать, что же ему ответить.
Никого в этом мире по имени Вел я еще не встречал, однако имя уже звучало знакомо. Быстро перебрав в голове все те факты об истории, которые мне были известны, я неожиданно осознал, что медведь-предатель во время побега из деревни уже упоминал это имя и говорил о гибели этого человека.
Собравшись с мыслями, я снова выпрямился и ответил:
— Она не выжила.
— Что?
Глаза незнакомца округлились еще сильнее. Его тело так сильно вздрогнуло от этих слов, что заметить подобное можно было даже невооруженным взглядом.
Глубоко вздохнув, я заговорил снова:
— К сожалению, она…
— Как такое могло произойти⁈ — незнакомец не стал даже договаривать. Схватившись руками за прутья темницы, он начал трясти их так, будто мог выломать, но, конечно, ничего у него не получалось. — Она рассчитывала на тебя, а ты позволил ей умереть? Ты бросил ее в той деревне и сбежал один!
