с планом Георгия, он забудет о Егоре.
Ульяну поташнивало при одной мысли, что придется идти на сделку с эгоистичным Жоржем. Но и разумность доводов тетушки Марфы отрицать нельзя. Пока Жорж здесь, он может натворить бед. Например, наймет кого, чтобы Василя поколотили исподтишка! Просто от злости!
И Егор… Ульяна со стыдом вынуждена была признать, что между Василем и Егором выбирает благополучие управляющего.
Вернулся Жорж: отчего-то довольный, с сияющим взглядом. Ульяна испугалась, что он успел учинить расправу над Василем и Егором, но нет. Они зашли в гостиную, целые и невредимые, едва их позвали. До этого Ульяна сказала Жоржу и тетушке Марфе, что сама объявит о наказании.
— Я должна сделать это, потому что я хозяйка, — объяснила она.
«Я не должна перекладывать ответственность на кого-то другого», — добавила она мысленно.
— Василь, я знаю, что ты не присваивал себе вещи. И лошадей украл не ты. Однако ты… отнесся к порученному делу… спустя рукава… — Ульяна тщательно подбирала слова, борясь с тошнотой. — Не предусмотрел… всех опасностей пути…
По мере того, как она говорила, Василь все сильнее горбил спину. На Егора Ульяна и вовсе старалась не смотреть. И, как оказалось, зря.
— Ты будешь наказан. — Ульяна перевела дыхание, прежде чем озвучить самое страшное. — Пятьдесят розог.
Василь рухнул на колени и коснулся лбом пола.
— Егор Алексеевич, — обратилась Ульяна к управляющему. — Изволь проследить…
Она испугалась, едва их взгляды пересеклись. Ульяна видела Егора разным: веселым и растерянным, нахальным и испуганным, сосредоточенным и… больным. Однако так зло он еще никогда на нее не смотрел.
— Нет, — мрачно перебил он Ульяну. — Этого не будет.
— Опять дерзит! — возмутился Жорж. — Да что ж…
Ульяна взмахнула рукой, заставляя его замолчать.
— Егор Алексеевич, — повторила она, тщетно пытаясь придать уверенности дрожащему голосу. — Это мой приказ. И вы его выполните. Иначе…
— Нет. — Егор опять ее не дослушал. — Я беру на себя вину Василя.
— Что? — ахнула Ульяна.
— Что-о?! — рявкнул Жорж почти одновременно с ней.
— Однако… — пробормотала тетушка Марфа.
— Я ваш управляющий, — продолжал Егор. — Это я предложил взять в дорогу Василя. Я оставил его одного с лошадьми и поклажей. Я должен был предусмотреть все, но не смог. Так что это моя вина. Меня и наказывайте.
— А и черт с ним, — махнул Жорж рукой. — Так даже лучше.
— Не поминай нечистого, Георгий! — строго одернула его тетушка Марфа.
«Нет! Нет! Нет!»
Ульяне хотелось громко закричать от бессилия. Егор сделал по-своему! И так, что она не может возразить.
Да как он смеет!
— Вот и распорядись… насчет себя, — произнесла Ульяна в раздражении. — Или ты думал, прощу вас обоих?!
— Нет, ваша светлость, — смиренно сказал Егор. — И в мыслях не было. Позвольте выполнять приказ?
— Выполняй, — выдохнула Ульяна. — Немедленно.
— Я прослежу, — тут же вызвался Жорж.
Едва он вышел, она без сил упала на диван и закрыла лицо руками.
— Сильный мужчина, — произнесла тетушка Марфа.
— Георгий? — всхлипнула Ульяна.
— Георгий, — согласилась тетушка. — Только не тот, что с собачьей кличкой, а тот, что у тебя в управляющих. Не каждый так мальчишку защитит от несправедливости. Жаль, я, дура старая, не догадалась и с управляющим сговориться. Ничего… он справится…
— Выйду замуж, всем вольные дам, — решительно произнесла Ульяна. — И никто меня не отговорит!
— Твоя воля…
— Тетушка! — вспомнила Ульяна. — А чего он так сиял, когда из вашей комнаты вернулся? Что он там увидел?
— Деньги он там украл, — хмыкнула она. — Из шкатулки.
— Но как же… Он же опять кого-то из слуг обвинит в краже!
— Не обвинит. Я пропажу не замечу, — успокоила Ульяну тетушка. — Считай, он взятку получил. Там немного было. Притихнет на какое-то время. Ты на порку смотреть пойдешь?
— А надо? — испугалась Ульяна.
— Надо бы. Если Георгий велит продолжать, некому его остановить будет.
— Тогда… пойду, — кивнула она. — Тетушка, нюхательную соль… не одолжите?
Глава двадцать четвертая, в которой герой на собственной шкуре познает "прелести" крепостного права
«Старшов, ты идиот?!» — звучало в голове, причем голосом Янки, что осталась в заснеженной Москве.
«Сам в шоке», — соглашался с ней Егор.
Да какое ему дело до этих крепостных?! И до Василя в частности. Тут свою шкуру сберечь бы!
Но, как оказалось, чужое благополучие важнее. Егор, родившись в другое время и в другом статусе, чувствовал ответственность за людей, над которыми был поставлен. И точка.
А, может, все гораздо проще? Ему действительно жаль перепуганного мальчишку. Егор перед ним виноват: разбойники, нанятые Жоржем, могли и убить бедолагу. А еще… Василь не бросил Егора на московской улице, когда его накрыло приступом безумия. Так что и долг надо бы вернуть, да.
И все же в голове не укладывалось, как он мог выпросить для себя наказание. Да еще какое! Порку розгами!
Докатился…
Добравшись до конюшни, Егор понял, что совершенно не соображает, что нужно делать. При нем в Стожарах крепостных розгами не наказывали. Чисто теоретически Егор знал, к кому обратиться. Когда знакомился с теми, кто жил и трудился в усадьбе, его так и представили: «Старший конюх Михайло. Он и по наказаниям тут главный».
Не к месту вспомнилось, как дедушка рассказывал, почему крестьян пороли на конюшне: места много, вожжи и ремни всякие под рукой, да конюхи, как правило, мужики сильные. К тому же унизительный фактор никто не отменял. Не в доме же господском холопа пороть! А ближе к скотине. В некоторых усадьбах еще и столбы позорные имелись, и пороли во дворе, публично.
Егору сильно поплохело.
— Егор Лексеич! — К нему кинулся Михайло. Тот самый. — Так споймали-от лошадку! Целехонька!
— Замечательно, — едва смог вымолвить Егор. — Осмотри ее позже. Найди причину, отчего понесла.
— Так отчего позже? Можно и сейчас, — ответил Михайло. — Да и вы хотели поучаствовать.
«Я поучаствую. Только в другом представлении», — мелькнуло в голове у Егора.
— Сейчас розги готовь, — произнес Егор, не узнавая собственного голоса.
— Вот как… — Михайло почесал в затылке, но тут же спохватился. — Слушаюсь, Егор Лексеич. А кого… пороть-то? Нечто Сеньку, что лошадку седлал? Так, может, ее тварь какая укусила…
— Меня, — перебил его Егор.
— Эк!
Михайло выпучил глаза.
— Ульяна Дмитриевна приказали, — добавил Егор.
Михайло размашисто перекрестился и полез за бочку, что стояла в углу конюшни. Похоже, там, в ведре, он хранил розги.
«В соляном растворе», — добавило Егорово подсознание голосом дедули.
— Дык, это… Егор Лексеич… Кхе-кхе! — прокашлялся Михайло. — Раздевайтесь, коли не шутите.
— Чего копаетесь? Лясы точите? — На конюшню вихрем ворвался Жорж. — Где лавка? Где ремни?
Егор с ужасом понял, что пороть его будут при этом сукином сыне.
— Увижу, что
