плечами он, — нужно перестановку в кабинете делать, — меня не устраивает, где стоит мой стол.
— Поэтому вы решили занять мой? — также с напускным весельем спросила я.
— Кто первым встает — тому бог подаёт, — парировал Урсынович, но из-за стола так и не встал.
— Верите в бога? — задала провокационный вопрос я, подошла к шкафу и повесила ветровку.
— Народный фольклор, — хмыкнул Урсынович, — еще Владимир Даль собирал. Или вам претит народное творчество, Лидия Степановна?
Сейчас мне нужно было пройти к столу и сесть. Но за столом сидел Урсынович. По сути дурацкая ситуация. Я же его за ногу не выброшу. А добровольно вставать он явно не собирается. Изучает, что я буду делать, как себя поведу.
— Виктор Алексеевич, вы в журнале по технике безопасности расписались? Инструктаж прошли? — поинтересовалась я, взяла графин с водой и подошла к окну полить фикус. Он был у меня единственным, периодически я боролась с желанием отдать его в кабинет к Тоне, но вот сейчас он очень пригодился.
— Н-нет, — замялся Урсынович.
— А как же вы к работе приступили? — покачала головой я. — Нарушаем в первый же день?
— А где журнал этот? — недовольно протянул Урсынович. — Давайте.
— Второй этаж, шестой кабинет слева, — мило улыбнулась я, — ответственный Егоров Василий.
— Так проводите меня, — сказал Урсынович.
— Боитесь заблудиться? Или что украдут? — опять мило пошутила я.
Лицо Урсыновича пошло пятнами.
— К сожалению, у меня срочная работа, — со вздохом сказала я, — да не переживайте, там людей много, спросите, где шестой кабинет.
Урсынович посмотрел на меня долгим взглядом, встал и вышел.
Я уселась на своё кресло за свой стол и задумалась: мужчинка явно нарывается.
Приняв решение, я ухмыльнулась и нажала на кнопку коммутатора:
— Людмила, а зайди-ка сейчас ко мне. Только очень быстро.
Положив трубку на рычаг, я нахмурилась и озадаченно откинулась на спинку кресла. Мда…дела. Мало мне врагов типа Альбертика или Герих, так теперь этот Урсинович вдобавок нарисовался. В том, что этот типок будет гадить, причём мелко и пакостно, я даже не сомневалась. Судя по тому, как началось наше знакомство, Герих, Щука и Лактюшкина должны напроситься к нему на курсы повышения квалификации.
И ведь как хитрожопенько Альбертик всё замутил (в том, что это с его подачи, я даже ни разу не сомневаюсь). Подсунул мне зама, который прёт на моё место буром.
И вот когда уже у меня начнётся всё хорошо?
Примерно минут через двадцать вернулся Урсинович. Мельком взглянул на меня (что я сижу на своём месте), но ничего не сказал — поджал тонкие губы и с видом понурого верблюда, прошел за свой стол в угол. До обеда мы работали в полном молчании. Тишина была столь уныло-звеняща, что (если не считать треск моей машинки и его укоряющих вздохов), слышно было, как во дворе смеются и переговариваются кочегары, которые грузили уголь.
Что интересно, он не спрашивал меня, что делать, не просил ввести в курс дела. Ну, а я принципиально не лезла с рекомендациями. Пару раз только незаметно глянула — он вытащил из охристо-тугого, явно импортного, портфеля какие-то бумаги и сидел, что-то усиленно записывал.
Ну и пусть пишет, лишь бы ко мне не лез.
Но надо-таки будет задать вопрос Альбертику о разграничении полномочий. Если не забуду. Я допечатала последний лист и устало потянулась, аж позвонки хрустнули. Да уж, что-то в последнее время со всей этой суетой физическими нагрузками я себя утруждаю маловато, так и в сталактит превратиться можно.
На обед я решила не ходить — на выходных обожралась стряпнёй Риммы Марковны так, что на неделю жирового запаса хватит. А время не резиновое — нужно докупить для Веры-Лиды одежду. Завтра же забираю её и везу в коммуналку на Механизаторов…
Я вышла из проходной депо «Монорельс» и очутилась на шумном проспекте, среди снующего туда-сюда народа. Рабочий люд спешил пообедать и ещё успеть порешать кое-какие свои личные дела.
Я устремилась к небольшому магазинчику на углу, где продавали одежду. Причём нормальной одежды (типа как на меня) застать там было почти невозможно, а вот большие размеры — сколько угодно.
Внутри было практически безлюдно, если не считать дородной тётки, которая придирчиво выбирала панталоны с начёсом, размером с небольшой парашют. Крутила их в руках и так и сяк. А что тут крутить? Эти панталоны, длиной до колена, как обычно, бывали двух расцветок — нежно-голубые и светло-розовые. После Олимпиады они почти исчезли с прилавков в Москве, а следом — и в таких городках, как наш. Всё дело в том, что приехавшие на Олимпиаду негритянки почему-то страстно влюбились в эти панталоны и скупали их тюками (очевидно, для всех угнетённых народов Африки сразу). Причём они носили их как бриджи, вызывая усмешки и недоумение у наших. Но сейчас бум уже потихоньку пошел на спад и вожделенные панталоны снова появились на советских прилавках. Во всяком случае большие размеры у нас были.
У Риммы Марковны тоже были такие. Она как-то пыталась убедить меня в пользе панталон с начёсом для здоровья и о необходимости заиметь и себе. Умом я понимала, что где-то в чём-то она вполне может быть и права, но заставить себя носить это — было выше моих сил.
Я остановилась возле тётки и схватила так легкомысленно отброшенные нею розовые панталоны.
— Куда? Это моё! — вызверилась тётка и торопливо вырвала панталоны из моих рук.
Спорить я не стала, взяла голубые и пошла дальше.
Выбрала пёстренький халат из набивного ситца и ночную рубашку, в рубчик. Возле полки с трикотажем задержалась — не знала, что лучше выбрать, шерстяную кофту (вроде удобно, но цвет землисто-коричневый), или же свитер — цвет получше, нежно-зелёный, но отделка воротника некрасивая. Пока я мысленно пыталась разрешить дилемму, за спиной раздался голос:
— А я-то думаю, куда вы убежали.
Я оглянулась — Урсинович. Стоит, насмешливо рассматривает зажатые в моих руках голубые панталоны.
— Принарядиться решили? — хмыкнул он и, не дожидаясь ответа, вышел из магазина.
И вот что это было? Зачем он следит за мной?
Веру-Лиду я забрала из дурки во вторник и привезла в коммуналку. Невзирая на мои опасения, устроила я её хорошо. Соседей дома не было, кроме Клавдии Брониславовны, но та из комнаты не выходила. Практически бросив Веру-Лиду, я оставила ей вещи и продукты, кратко объяснила, что к чему и побежала собираться в Москву. Ещё нужно было успеть получить главные инструкции от «опиюса».
Москва встретила меня шумом вокзала и тускло-пепельным небом. Толпы встречающих и провожающих, пассажиров, обслуживающих работников, и просто мимопроходящих граждан, сновали туда-сюда, создавая ничем не передаваемую атмосферу привокзально-дорожной суеты.
В делегации нас было пятеро: две невыразительных тётки из тракторного, курпулентная, пышущая здоровьем дама от исполкома, крепко сбитая девица, лет двадцати пяти, от целлюлозно-бумажной фабрики, и я. Бабы ошеломлённо вертели головой по сторонам провинциальным с видом и лупали глазами.
Минут через десять удалось привести их в чувства и, с горем пополам, мы загрузились в расхлябанный трамвай, который, дребезжа, громыхая и подпрыгивая на булыжной мостовой, покатил нас вперёд, к светлому будущему.
Съезд должен был состояться завтра, а сегодня у нас было еще целых полдня. Ответственные товарищи, снаряжая нашу делегацию, продумали о том, чтобы нам не было скучно, и всё свободное время мы могли бы приобщаться к культурной программе столицы. «Опиюс», выдавая задание, отмазал меня от необходимости культурно просвещаться. Поэтому, заселившись в гостиницу «Волна», мы разделились — тётки с недовольным видом отправились посещать Третьяковскую галерею, а я — знакомиться с «объектом» и выполнять по возможности задание.
Помещение, где находилась приёмная Терешковой, располагалось в типично-сталинском монументальном здании цвета мокрого асфальта. «Опиюс» выдал мне небольшой пакет документов, который я должна была официально передать секретарю Терешковой и попытаться наладить с нею контакт. Если не получится, у меня была ещё одна попытка, но после съезда. Но это было на крайний случай, там до отъезда времени было совсем мало. Поэтому на эту встречу я ставила очень многое, если не всё.
К моему удивлению, приёмная Терешковой была довольно аскетичной. Минимум неудобной мебели, узкая, словно катафалк, комната, стол-конторка, рядом — небольшой шкаф для документов. И всё. За столом сидела женщина средних лет, сутулая и в очках на длинном носу. Так-то в принципе, она была ничего, но всё портило выражение вселенской скорби на её лице.
— Вам разве назначено? Валентины Владимировны сегодня не будет, — секретарша соизволила оторваться от пишущей машинки и уставилась на меня свозь стёкла очков. Глаза её за толстыми выпуклыми стёклами
