можно нам плавать в одной лодке, пора и на бережок сходить.
– Верю – не верю, – пожала я плечами и начала расшнуровывать ботинки, которые так тщательно упаковала десять минут назад. – Лучше перебдеть, чем недобдеть.
Краем глаза я заметила, как Костя с Савой снова переглянулись. Сава хмыкнул, Костя тяжело вздохнул. И парни присоединились ко мне.
Через пару минут мы уже входили в тёмную, слегка туманную, невероятно глухую чащу, принявшую нас неприветливо и выжидающе.
***
Шли мы уже три часа. Молча. Солнце давно поднялось, но его не было видно. Лишь редкие светлые всполохи среди деревьев где-то слева от нас, подсказывали, что сейчас день. Но так легко было запутаться.
Мне казалось, что в этом лесу всё не так. В нём было более первобытно, жутче, страшнее. Звуки множились с разных сторон, словно нас пытались увести с тропинки, которую прокладывал Кир.
Сейчас я шла третьей. Обычно-то я хожу второй, сразу за Киром. Но в этот раз он настоял, чтобы я была поодаль, словно Кир боялся, что что-то может спереди напасть, отчего ему понадобится помощь Савы. Чувствовать-то брата позади было привычно, а вот видеть крупные, подкаченные плечи Савы, который тащил самый нагруженный рюкзак, было в диковинку.
–Ки-ир, – протянула я, – расскажи, куда мы идём?
В лесной глуши мой голос прозвучал чересчур звонко. На секунду всё замерло, прислушиваясь, распознавая, кто это такой говорит, кто это такой решился сюда ступить и пройтись тропами, которые известны животным, или тем, кто тут обычно и пропадает. Испугаться я не успела, как округа снова загомонила. Только громче, пронзительней.
Кир остановился. Он с ужасом озирался по сторонам. Его страх был настоящий. Самый что ни на есть. Мне ещё никогда не доводилось видеть Кира таким озабоченным и дёрганым. Снова.
– Мы пропали, – прошептал Кир и с бессилием посмотрел на меня. – Ну спасибо. Сама будешь отбиваться от лесных тварей, если они захотят тебя утащить. У нас был шанс тихонько проскочить эту чащу. Но теперь нам не дадут уйти. А тут осталось-то… Всего часа два. Всего. А-ай.
Кир махнул рукой и сбросил свой рюкзак, который был даже меньше моего: Кир был щупленький, хоть и высокий. Мы всегда переживали за друга и опасались, как бы он не перетрудился в походах. Но Кир всегда выносил лишения много лучше нашего – что было удивительно.
– Привал. Теперь торопиться некуда, – нервно усмехнулся Кир.
Мы втроём переглянулись. Даже я не хотела поддерживать этот бред: слова Кира выглядели непонятной чепухой.
Окружив брошенный рюкзак, мы расселись на четыре стороны и внимательно уставились на Кира.
– Давай. Рассказывай, что тебя беспокоит?
Слово взял Сава. Он всегда говорил мало, но в тему и порой очень проникновенно и открыто, отчего не послушаться его и не выговориться, было бы ошибкой. Мне порой было жутко с ним находиться, потому как я часто выбалтывала ему секреты. Но ведь он так слушал, так хотел услышать и понять!
Кир сокрушённо вздохнул и внимательно окинул нас взглядом, который остановил на мне. И я догадалась с чего всё начнётся.
– Помнишь, мы вчера слышали звук?
– Плач на реке, – махнула я головой.
Костя фыркнул. Сава подался вперёд, не собираясь упускать ни слова.
– Это звучит безумно, но я знаю, кто это был. Точнее, что. Спрашивать у бабы Нины не было смысла. И так заметно, что в деревне верят в нечисть и всеми силами отваживают её. Поэтому они и обвели поселение четверговой солью.
– Чем? – не понял Сава.
– Четверговая, чёрная соль. Она делается в чистый четверг из обычной соли. С помощью капустной закваски. Ну, там специальная технология… не важно. Нечисть боится этой соли. Остерегается тех, кто ею владеет. Думаю, жители много потратили её, но оно того стоило…
– Ты отвлёкся. Что за нечисть, и почему ты решил, что она реальна? – не выдержала я, перебивая Кира.
– Точно. В деревне люди видят то, чего нам, городским, и не снилось, или то, что мы считаем бабушкиными сказками. У них в домах живут домовые. Баба Нина сама же упомянула его. Говорила, что спросила у хозяина разрешения нам погостить. Помните?
Мы дружно кивнули, припоминая. Тогда баба Нина показалась мне слегка с сумасшедшинкой. Но после слов про какого-то гошу и наставления нас на путешествие, она виделась уже безумной старушкой.
– Признаться, я склонен поверить ей… Ночью на меня кто-то навалился. Дышать было сложно, никак не получалось освободиться от придавившего грудь груза. И я спросил «к добру или к худу»… – Кир заметил наше вопросительные взгляды и поспешил добавить: – Надо так спросить, если домовой душит.
– У тебя был обычный сонный паралич, – встрял Костя, который закончил третий курс медицинского.
– Да? Считаешь, я сам не хотел бы так думать? – огрызнулся Кир и неодобрительно зыркнул на Костю. – Мне ответили. Кто-то мужским голосом проскрипел: к худу. После этого стало дышать так легко, словно ничего и не было. Но сердце продолжало трепыхаться. Тогда казалось, что жизнь не станет прежней. Вы не представляете сколько я слышал историй про эту самую нечисть. И в Пермских лесах прошлым летом старался отыскать хоть кого-то из них, но никаких следов не было. Что логично. Они не любят, когда их ищут. Но сами находят храбрецов. Или глупцов. Это как посмотреть.
– Хорошо. Предположим, что тебя действительно душил домовой. Но с лесом-то что? Почему надо было поскорей выбраться из него? – спросил Сава.
Кир печально осмотрел лес. Мы не желали отводить взгляды от друга: ещё не всё было выяснено. Но непроизвольно мы подняли глаза и ужаснулись: вокруг стояла непролазная чаща – и как так оказалось, непонятно. Буквально полчаса назад мы спокойно шли вперёд и не надо было на каждом шагу обходить деревья. Сейчас же стволы стояли плотной стеной, и чтобы куда-либо пролезть, нам бы местами пришлось снимать рюкзаки и сильно втягивать животы.
Но больше всего меня привёл в трепет круживший воздух: мрачный, густой, давящий. Его кое-где ещё подсвечивало солнце, но оно пробивалось еле-еле, словно под воду на большую глубину. Резко пахну́ло затхлостью и прелыми листьями, и землёй, словно кто-то неподалёку разворошил почву. Или вылез из неё. Меня прошиб пот.
– Ладно, – прошептал Сава. – Можешь не отвечать. Впервые вижу такой лес. Нам тут не рады.
– Поверьте, каждый лес не рад нас видеть. Но остальные относительно добрые. Тут же живёт какое-то невероятное сосредоточие страхов, ужасов и предвестников худа. Нам будет сложно отсюда выбраться.
Кир ещё обречённо качал головой, когда позади меня раздался приглушённый обстановкой хруст ветки. Парни разом посмотрели мне
