сократила крепкие мышцы и выбросила себя ко мне. Как плавно она своим немалым весом оторвалась от земли, словно оттолкнулась от батута. Как дурацкий попугайский клюв, приложенный на огромную, необычную ящерицу, раскрылся, показывая склизкий с синеватым оттенком язык, усыпанный крупными сосочками.
У меня не получилось даже закрыть глаза. Да и не хотелось этого делать, настолько завораживающе и естественно ящерица летела на меня. Но тут перед глазами появилась спина Кира. Выглянув из-за его плеча, я заметила, как он в останавливающем жесте протягивает к ящерице руку. И вначале всё шло своим чередом: ящерица летит, мы стоим. Но потом всё резко изменилось.
Ящерица вспыхнула. Стремительно загорелась её кожа, скукожились, словно жухлые листья, наросты на спине. Скрутился в спиральку хвостовой шип. В воздухе отчётливо запахло гарью, серой и палёной крокодильей кожей, будто я снова прожгла мамину сумку.
Ящерица сгорела ещё в воздухе и опустилась уже в виде пепла.
Все притихли. Остальные ящерицы замедлились. Вероятно, эта, самая крупная, была у них вожаком, которого теперь не стало. И никто не осмеливался занять место, чтобы и его постигла та же участь.
Мгновение мы смотрели друг на друга: окружившие ящерицы на нас, а мы на них. Вероятно, в моих глазах они прочитали отчаяние и готовность и дальше их палить, хоть я и знала, что это не моя заслуга. Но блефовать я всегда умела.
Мгновение и в лесу остались только мы вчетвером.
– Что? Это? Было? – отчётливо и непонятливо проговорил Сава, который мало что успел увидеть из происходящего.
– Ящерица сгорела, – ошарашенно ответила я. – Только не знаю отчего.
– Из-за меня, – Кир повернулся: левая рука, которую он выставлял вперёд, дымилась и была чёрной.
– Охтыж… – просипел Костя и бросился к осевшему на траву Киру.
Костя всегда носил с собой походную аптечку. Но он не сразу в неё полез, а вначале промыл руку Кира, которая уже перестала дымиться. Ладонь Кира была ярко-красной, словно полуденное солнце, и, как заметил Костя, была очень горячей.
– Странно, – недоверчиво отозвался Костя, вертя при этом руку Кира. – Никаких ожогов нет. Хотя выглядела она так, будто побывала в костре.
– И ощущалось также, – вяло подтвердил Кир.
– Так что с рукой? – не выдержал Сава.
– Когда я попытался затормозить аспида, из моей ладони вылетел огонь, – невнятно промычал Кир, словно сам не верил в то, что говорил. – И выглядело это… нереально.
– То есть теперь ты сам не веришь в происходящее? – подколола я его.
– Ага, не верь после того, как рука полыхает так, словно её бросили в Мордор, а не кольцо, – скривился Кир.
– Видимых повреждений нет, – заключил Костя. – Больше похоже на нейропатическую боль или обычное самовнушение.
– А как тогда объясняется огонь из руки, медик ты наш? – съязвила я.
– Это уж пусть увлекающийся фольклором сам объясняет, – улыбнулся Костя. – Моё дело спасти его тело, а не душу.
– Вы слышите? – прервал нас Сава, подняв палец в небо.
Мы притихли, прислушались. Кир отрицательно мотнул головой.
– Петухи поют, – довольным шёпотом поделился Сава.
За деревьями послышался деревенский гомон.
