лишь разочаровала своих родителей? Но тогда… что вообще нужно сделать, чтобы наконец получить их признание, а не отрешённость и боль. - Ты молодец, просто… нам с твоей матерью тяжело признать то, что Они выбрали твою судьбу за тебя. Мы знаем, что такое война, что такое священное бдение… Поверь, мы просто хотели, чтобы ты жила счастлива.
- Но я же никогда не могла стать как вы… Я хочу быть как Годрик, как Гвин… - Отец тяжело вздохнул, поглаживая меня по спине и словно сам пытаясь сдержать слезы. Внезапно, я услышала как тихо плачет Сессиль, делая к нам нерешительные, робкие шаги, такие же, как я пыталась делать навстречу отцу. Опустившись рядом, ее пальцы обняли меня со спины, прижимая к себе и поглаживая слипшиеся от крови волосы. Горячее дыхание ударило в спину, приятно согревая после ледяных доспехов Маккольма и стылой крови на них. - Я люблю вас… но… но…
- Все хорошо, Лиз, прости меня… Прости пожалуйста. Это моя вина, я надеялась, что Они ошиблись, я молилась, чтобы они оставили тебе в покое… дали счастливую, мирную жизнь, которой ты достойна. Я начала сомневаться в Близнецах, а поплатилась за это ты…- Сессиль стояла на коленях, прижимая меня к себе и ногтями расчесывая волосы, которые никак не хотели выпрямляться. Впервые за все эти годы, за ее маской спокойствия, я оказалась достойна увидеть эмоции и ту слабость, которую ощущала в самой себе на протяжении долгих молчаливых лет. Такие искренние переживания… Мое сердце замерло, пытаясь понять то, через что прошла мать, ведь я никогда задумывался, какого это быть на ее месте. И сейчас она казалась даже еще более потерянной, чем я, нервно поглаживая спину, словно опасаясь, что делает это в последний раз. Никогда… она не вела себя со мной так искренне, так желанно и бережливо, впервые с рождения, я ощутила ее тепло. Наконец-то я видела, что действительно была ее дочерью, которая могла рассчитывать на любовь, поддержку и тепло, которые всю жизнь скрывали от меня за такими же масками, которые стала носить и я сама. Наконец-то… мне было даровано право ощущать теплющуюся в душе матери любовь, которая шла только ко мне, не разделенная между братьями, ни забытая за ложными эмоциями и монотонными молитвами, не брошенная во имя… моих чувств. Открытая, острая, болезненно колющая своей искренностью и запоздалостью, но живая материнская любовь. - Конечно… Мы тоже тебя любим, чтобы не случилось, где бы ты не оказалась и кем бы не стала, ты всегда останешься нашей дочерью. Надеюсь, ты сможешь поверить в это… после всего, на что я обрекла тебя, в надежде спасти от Них.
- Правда? - Я повернулась к ней, глядя как в некогда бездушных глазах, сейчас билась боль, смешанная с горькими слезами раскаяния, которые молили о моем прощении. Я впервые видела, чтобы ее лицо находилось в такой болезненной слабости и жгучей печали как сейчас, даже когда я рассказала ей о кошмарах, даже в самые тяжелые дни моего раннего детства… она всегда пыталась сохранить лицо, казаться спокойной, властной и сильной. Только сейчас, я начала понимать почему, видя как плохо ей может быть… как больно и сложно, я впервые почувствовала благодарность, что я не видела этого кошмара в детстве, не винила себя в ее слезах и бьющей по телу дрожи. Она вела себя холодно, лишь для того, чтобы не заставлять меня чувствовать себя еще хуже… Для детского разума то было открытием, и пусть можно было найти это объяснение куда раньше, я была рада, что наконец-то, спутанный узел непонимания и злости что душил мне сердце, стал сгорать.
- Конечно правда, Лиз… уже сегодня, ты доказала нам, что способна за себя постоять. - Тиер аккуратно поднялся, улыбаясь мне. Сессиль продолжала обнимать меня, а я в ответ, впервые за всю жизнь, получила искренние, материнские чувства, что приятным теплом разбегались по телу, наконец лишая тела того порочного, почти что вечного холода, что плотно закрепился в моей душе и казалось, никогда не уйдет, продолжив захватывать мысли мрачными, тяжелыми мыслями. Я чувствовала биение сердца Сессиль, каждый ее вздох… и ощущала, как они отзываются во мне, призывая сильнее прижаться к матери. День клонился к концу… Но казалось, что он только начинался, в своем истинной, нагом обличии. Произошло столь многое, и одновременно с тем так мало, что я уже даже не знала, чего ждать дальше, и будет ли дальше хоть что-то. - Я постараюсь найти вам лучшего тренера, а пока, вызову столичных теоретиков, они начнут ваше обучение азам военного дела, познакомят с множеством вещей. Но имей ввиду, Лиз, твои особенности слишком специфичны, и потому… тебе придется выкладываться на полную, если хочешь достойного результата. - Я буду стараться, обещаю. - Сессиль отпустила меня, поднимаясь и утирая слезы рукавом своего платья, глядя на меня с грустью и одновременно с счастьем. Наконец-то, я получила ответ, она действительно любила меня, берегла, и считала своей дочерью, достойной тепла и заботы. - Правда… сделаю все, чтобы не разочаровать вас… И Близнецов.
- Они сами наставили тебя на этот сложный путь… и думаю, помогут преодолеть его самые тяжелые моменты. - Нежно проворковала Сессиль, ее голос звучал так мелодично, по сравнению с тем сухим тоном, что я слышала на протяжении целых годов… Мне оставалось только надеяться, что теперь я буду слышать его чаще, чем после подобных, прискорбных и горестных обстоятельствах, что сегодня потрясли наш вековой оплот. - Я в тебя верю, ты сильная… Сильнее, чем многие из нашего рода.
- Пойдем, Лиз… нужно объясниться перед гостями. К сожалению, наш банкет сорвался, но думаю… если не вся еда отравлена, некоторые захотят остаться, несмотря на столь ужасные события. Здесь множество знатных лиц, я хочу показать им, кто герой сегодняшнего вечера. Надеюсь, ты не против? - Тиер начал вытирать с лица и рук кровь, используя для этого лежащие на столе бинты. Сессиль тоже поднялась, делая глубокие вдохи и пытаясь перестать плакать, попутно расчесывая собственные, помятые волосы. Я осталась в наиболее восторженных чувствах, что вообще могла иметь, после всего, что произошло. Впервые, я ощущала тепло, исходящее от семьи, то тепло, что братья чувствовали просто так… Но кажется, никто из них даже не мог представитель тот уровень близости, искренности и честности, что только что мы испытали. Наконец-то…У меня появилось что-то, чему они могут завидовать.
