Неожиданно хозяйка обратилась непосредственно ко мне.
— Как ты меня находишь? — поинтересовалась ведьма. — Я прекрасна, или только красива? Мои дети, увы, не могут ответить, насколько я хороша и оценить мою красоту.
И что, ее до сих пор беспокоит собственная внешность? Представляю, во что она превратилась за тысячу лет. Впрочем, колдунья такой силы наверняка использует какие-нибудь чары, чтобы сохранить молодость и красоту.
— Мне сложно судить о том, чего я не вижу, — дипломатично ответил я, слегка испугавшись вопроса. Понятно, что даже если увижу чудовище, придется врать — неудобно говорить, что она уродлива, но любая женщина может вывернуть ответ так, как вы никогда бы не додумались. Или это какая-то игра?
— Ты смотришь на меня и не видишь? Или не желаешь ответить? Считаешь, что я безобразна?
— Я же не кот, чтобы видеть в темноте, — отозвался я. — Я человек, а люди могут видеть только при свете. Лучше, если вы прикажете зажечь факелы, а еще лучше, если я смогу лицезреть вас при свете дня.
— Ты не способен видеть в темноте?!
Вроде бы, колдунья высказала удивление, но оно прозвучало нарочито, как-то неискренне, словно на публику. Она что, на самом деле удивлена? Да не может такого быть, чтобы могущественная волшебница, прожившая на свете тысячу лет, не знала о том, что мы в темноте почти бессильны. Бьюсь об заклад, что она и сама когда-то была человеком, со всеми недостатками и слабостями, присущим нашим телам.
— Если ты не способен видеть в темноте — тебе же хуже, но ради какого-то человечка мы не станем утруждать себя факелами или чем-то иным. Наше зрение позволяет нам видеть, а тебе придется пребывать в темноте.
«Придется пребывать в темноте». Нет бы сказать попроще. Сколько себя помню, недоучки любят выражаться высоким стилем, а люди, неуверенные в себе, обожают пышные изъявления. М-да...
— Человечек — очень убогое существо, — хохотнула хозяйка, а ее волко-человеческая свита принялась поддакивать на разные голоса.
— Таким нас создал Единый, — хмыкнул я, ожидая, что упоминание Творца выведет ведьму из себя и она, разразившись бранью, сменит напыщенный тон на естественный. Увы, просчитался. Колдунья осталась спокойна.
— Я вовсе не собираюсь состязаться с Единым, но я умею создавать более совершенных существ, нежели люди, — сообщила колдунья с усмешкой в голосе. — Мои дети не нуждаются в еде и питье, они никогда не болеют, они способны видеть и при свете солнца, и во тьме. И каждый из них сильнее, нежели любой человечек, вроде тебя.
— Вот это меня и беспокоит, — вздохнул я, понимая, что слова уже ничего не изменят в моей судьбе. Если ведьма собирается меня убить, то все равно убьет.
— Что может беспокоить того, кто стоит на волосок от смерти?
— Волосок, это не так и мало, — изрек я, стараясь, чтобы прозвучало весомо и мудро. — Меня тревожит собственное непонимание. Умереть не страшно, но страшно умирать, если ты чего-то не понимаешь. А я так и не понял — откуда берутся вервольфы?
Видимо, слово вервольфы не очень нравится оборотням, потому что от стен раздался скрежет зубов и глухое рычание.
— Что же, я окажу тебе такую честь, и ты увидишь, как появляются мои дети.
Ведьма довольно легко сошла со своего трона, подошла ближе.Жаль, в темноте я мог только определить ее рост и рассмотреть контур женщины — довольно высокая, под шесть футов, рослая, но не толстая. Для тысячелетней бабки сохранилась неплохо.
Мы долго шли по тоннелю, пока не уперлись в тупик, оказавшийся дверью.
— Открой, — приказала колдунья одному из своих «деток» и тот немедленно повиновался.
За дверью располагался не то еще один коридор, не то длинный и узкий зал, где было чуть-чуть посветлее, нежели в прочих помещениях, так что моим глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть. Но прежде чем я начал что-то различать, почувствовал обжигающий жар, исходивший от низкого свода, словно там стоит плавильный котел. Потом в нос ударили запахи человеческих и звериных нечистот, пота и шерсти. Но сильнее всего здесь пахло болью и страхом. И неправда, что страдания не пахнут. Они прямо-таки источают запахи, просто не все способны их ощущать.
Постояв, немного обвыкнув, увидел, что от потолка идет множество трубок, из которых падают вниз светлые и явно горячие капли, бившие по головам людей, торчавших из колодок. А напротив, в деревянные оковы заключены волки.
Волки и люди одинаково стенали от боли, когда очередная раскаленная капля (уж не серебро ли это?), раскалывалась о голову, а кто из них издавал человеческий стон, а кто волчий хрип, уже не понять.
— Что это? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно, чтобы в нем не отразился тот ужас, что я сейчас испытал. То, что предстало перед глазами, я не видел ни в одной пыточной. А здесь, как я видел, пытали юношей, почти подростков.
— Это рождаются мои дети, а муки — во их же благо, — с гордостью сообщила колдунья. Радуясь моему недоумению, смешанному со страхом, сказала. — Любые роды сопровождаются болью. Тебе, как мужчине, этого не понять, но я это хорошо помню, потому что, пусть и очень давно, когда я сама была женщиной, я тоже рожала, многократно испытывая муки, любя своих новорожденных детей и ненавидя их за причиненную мне боль. Так пусть же мои новые дети, появляясь на свет, сами почувствуют боль, что испытывала их мать, зато познают и счастье. Боль и счастье неразделимы, как любовь и ненависть. Людей и волков во все времена связывала взаимная ненависть, а это чувство гораздо сильнее других, потому что из него вырастает любовь. Ненависть человека и волка, сплетенная вместе, усиленная моими заклинаниями и болью, порождает новое существо, гораздо более сильное, чем человек, и гораздо умнее и хитрее волка. Если ты пройдешь дальше, то увидишь, как ненависть полностью вышла из этих слабых существ, став любовью, соединив вместе их души, а потом и тела в единое целое.
Первый шок прошел, и я уже более спокойно начал воспринимать стоны несчастных созданий, волею Фрионы превращающихся в оборотней. Значит, теперь наступило время иных вопросов — так сказать, более практичных. Тех, которые меня волновали с того момента, когда гномы сообщили об ограблении обозов.
— А почему серебро, а не другой металл?
— Без серебра мое заклятие не подействует, — пояснила Фриона. — У меня было много времени это выяснить и проверить — почти тысяча лет. — Ведьма сделала паузу, потом топнула ногой. — Да, прошло тысяча лет после того, какмогущественные маги победили меня и бросили в этой пещере, сочтя мертвой. Но я выжила, за сто лет собрала силы не по крошкам даже, а по крупицам. Вначале я мечтала отомстить, но потом в мое сердце вошла любовь. Маги, что убивали меня, они просто люди — слабые, ни на что не годившиеся, кроме как на убийство одной женщины. Зачем таким жить? Но пусть вместо слабых людей появятся совершенные создания. И я решила, что самое лучшее — соединить несоединимое. А человек и волк — самые могущественные существа.
— А медведь или лев не подойдут? — перебил я хозяйку. — Медведь — это хозяин леса, а лев — король зверей.
— Медведей слишком мало, чтобы от них был какой-то толк. А что такое лев?
— Лев — это кошка, только с гривой и очень большая.
— Кошка не подойдет, — отмахнулась колдунья. — Эти зверьки слишком своевольны, как и иные волшебные существа, они ненавидят моих детей. Всех кошек нужно убить.
Ну да, ну да. Я же и сам подозревал, что в котах есть нечто волшебное, да и брауни намекал, а теперь исчезли последние сомнения. И кошки умеют распознавать оборотней.
— Значит, ты решила остановиться на волках и людях? — спросил я, окончательно переходя на ты, но колдунья восприняла это как должное. Похоже, ей давно хотелось выговориться. Понимаю. Сидит тут среди оборотней, даже успехами похвастаться некому.
— Что может быть прекраснее соединения человека и волка? — воскликнула Фриона — Что может быть совершеннее создания, способного по своему желанию становиться как волком, так и человеком? Я долго думала, долго искала и подбирала заклинания. Наконец поняла, что заклинания следует усилить металлом. Я пробовала и олово, и свинец, но они мне не подошли.
