Прошло минут десять. Я мерил кабинет шагами. Тягучие пассатижи! Что так долго-то?
И вот коридоре послышались шаги. Ну наконец-то! Но это оказался не Валя. Поступь тяжелая и уверенная. А затем кто-то без стука попробовал открыть дверь, но шпингалет не впустил незваного гостя.
Бум! Бум! Бум! Загромыхала дверь вовсе не условным стуком.
Глава 16
— Морозов! — прозвучал за дверью незнакомый мужской голос. — Откройте, мы знаем, что вы в кабинете! Дежурный Баночкин нам сообщил, что вы там. Не делайте глупостей, Морозов!
Я посмотрел на окно, но голос за дверью, будто угадав мои мысли, тут же проговорил:
— И не вздумайте сбежать через окно, там вас тоже ждут. Сопротивление бесполезно, будьте благоразумны.
За окном действительно мелькнул чей-то силуэт, и мне показалось, что человек этот вооружен.
Я призадумался, но времени на поиск выхода мне не дали. Советский шпингалет — устройство надежное, но не крепкое, для квартирного туалета или окна — самое то. А вот дверь удержать — нет, не по его части. Следующий удар, судя по звуку, был ногой. Он выставил дверь, вырвав шпингалет с корнем. На пороге выросли те двое, которых я накануне раскидал в кабинете Купера. Только сейчас они были наготове, напряглись, будто сжатые пружины. У обоих по макарычу в руке. Морды решительные и злобные, будто я — контра или особо опасный рецидивист. И тех, и тех можно валить без предупреждения.
— Руки! — скомандовал один из них.
Если рыпнуться на вооружённого сотрудника милиции, то те имеют право пулю влепить в ответ. Это я уже знал не как Сан Саныч, а как мент. Поэтому пришлось задрать лапы.
Один из них сделал шаг в сторону, держа меня на линии прицела, а второй, убрав умелым отточенным движением пистолет в кобуру, быстренько направился ко мне, держась с другого бока, давая обзор для обстрела своему напарнику. При этом скомандовал, чтобы я повернулся спиной.
Грамотно работают, слишком грамотно. Сразу видно, что не из Зарыбинска хлопцы. Неужели в главке такие бравые сотрудники? Один из них вообще не оперативник, а представлен был как сотрудник инспекции по личному составу, кадровик, то есть. Я, конечно, недавно мент, но знаю, что ни в моем, ни в этом времени не бывает таких кадровиков. Кто же вы, ребятки-трулялятки?..
Не прошло и нескольких секунд, как меня заковали в наручники, руки сцеплены за спиной, хрен вывернешься. Такие наручники старого образца, с примитивным пружинным замком, я умел открывать любой скрепкой, но в положении, когда руки сзади — дохлый номер. Я не Копперфильд и не йог.
Меня вывели в коридор, там, как жухлый дождевик торчал Баночкин. Глаза в пол, вид побитой собаки, стоит, нос трет и вздыхает.
— Эх, Миша, Миша, — покачал я головой, ткнув его презрительным взглядом. — Сдал меня, сука…
— Спасибо, старший лейтенант, — пожал Баночкину руку один из моих провожатых. — За бдительность спасибо. Мы будем ходатайствовать перед вашим руководством о поощрении.
Тот лишь пожал плечами, но на меня так и не смотрел. Втянул живот, когда я проходил мимо, пропуская через узкий коридор. Ишь ты. Не я ли тебе с твоим животом помогал?
Я поравнялся с Михаилом и зарядил ему локтем в пузо. Знатно зарядил, всем телом помогал, как стрелка метронома отклонился в сторону дежурного.
Здоровяк охнул и осел, держась за живот.
— Морозов! — руки сопровождающих больно толкнули меня в спину. — Еще одна выходка, и мы вынуждены будем применить физическую силу.
Ёпрст…! Ну, так менты не разговаривают, тем более, со своими. Они бы мне еще нормы законодательства зачитали.
— Вы можете отразить в рапорте нападение на вас Морозова, — обратился к Баночкину кадровик. — Мы подтвердим.
— Да не надо, — скривился в натянутой улыбке Михаил. — Это самое… До свадьбы заживет.
Меня провели прямиком в КПЗ. А именно в комнату для допросов. Комната такая только в кино бывает просторная да солидно-мрачная. Еще в сериалах любят стену-зеркало делать, на ФБР-ный манер. А на деле же это обыкновенная каморка, похожая на просторный бетонный гроб. От гроба она отличалась только чугунными батареями отопления и приваренными к полу столом и лавками.
— Я буду говорить только с Купером, — сразу заявил я, усевшись на лавку.
Эти двое пытались задавать мне вопросики, но я молчал и повторял лишь одну фразу про Купера, мол, звоните шефу и всё тут.
— Хорошо, — наконец сдались мои пленители. — Мы вызовем на работу его прямо сейчас.
— Вызывайте… — пожал я плечами. — Хватит спать.
Меня под «торжественным» конвоем увели в камеру. Кроме этих двоих и Баночкина еще был сержантик безусый — постовой КПЗ. Все четверо не спускали с меня глаз, будто я, как минимум, убил Кеннеди. На душе даже потеплело — опасаются менты дядю Сашу, совсем как в старые добрые времена.
Дверь лязгнула, закрылась. Следом скрежетнул засов. Защелкал, проворачиваясь, механизм замка. А я про себя на автомате отметил, что механизм этот — сувальдного типа, пластинки подпружиненные его основу составляют. Чтобы такой замок вскрыть, мне понадобится… Да нет… Не добраться мне до него, замок снаружи, а я внутри.
Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой…
Темно, как в погребе. Лишь через смотровое окошко протискивается слабый свет из коридора. В это же окошко таращится на меня постовой. Указания ему были четкие даны — не сводить с меня глаз. Да мне даже наручники не сняли, гады… Тюремные пассатижи! Могли бы и снять, браслеты положено в камере снимать, так-то.
Через минут сорок послышался лязг наружной двери. Кто-то вошел в коридор КПЗ. Через смотровое окошко я видел, как сержантик козырнул вошедшим. Ага, за мной пришли «двое из ларца».
Дверь открылась, и в камеру шагнул один из них. Второй остался сзади, будто прикрывал тыл. Интересная у них тактика, даже на киче работают как под прицелом. Ну и орлы.
— Морозов! На выход. Купер приехал.
— Что-то устал я сегодня… — вздохнул я с гаденькой улыбкой. — Пусть подождет подполковник. Я немного вздремну на шконке. Через два часа приходите.
— Ты охренел⁈
— Да что ты с ним разговариваешь? — вмешался напарник. — Вытаскивай его.
— Граждане начальники, — лыбился я. — Можете меня хоть волоком, хоть на себе тащить или с дубаком выдергивать, только я все одно ничего не скажу. Устал, говорю же… Через два часа дам полный расклад. А пока дайте поспать. Покиньте хату, пожалуйста.
— Слушай, ты… — прошипел тот, который представился кадровиком. — Знаешь, сколько я таких…
— Тише, Алексей, — осадил его напарник. — Пусть дрыхнет.
Он повернулся ко мне и добавил:
— Морозов, вернемся через два часа, и чтобы без фокусов.
Я лишь хмыкнул в ответ и демонстративно завалился на нары, подтягивая ноги. В наручниках неудобно, но на боку терпимо. Бухнула железная дверь камеры, отсекая меня от света и воли. Снова в окошко уставились на меня тревожные глаза сержантика.
Через двадцать минут такого лежания я действительно чуть не заснул. Плечо затекло и уже ощутимо ныло, когда я услышал, как дверь в камеру отпирается. Тихо и без всяких команд кто-то вошел внутрь. Кто-то огромный и шумно сопящий. Я знал, кто это.
— Ну что ты так долго? — проворчал я. — Я чуть не вырубился.
— Это самое… Саныч… Я ждал, когда они уйдут.
— Ладно… Снимай наручники! Рук уже не чую. Как живот?
— Мог бы и не так сильно меня ударить, — пожаловался Баночкин. — До сих пор чебурек не могу заставить себя съесть. Не лезет.
— Ну извини, Миха, это ж для правдоподобности, чтобы ни в коем разе на тебя не подумали. Я хотел еще головой для антуражу в нос тебя стукнуть, но ты, как баобаб огромный, не дотянусь головой, если только прыгнуть, но это уж смешно выглядеть будет, если промахнусь.
— Вот и хорошо, что не дотянулся, мне нос нужен, я когда кушаю, люблю аромат пищи вдыхать. Как-то болел и запаха не чувствовал, так вся еда безвкусной казалась. Ну это же…
