— Два месяца, товарищ Андропов, — вздохнул министр обороны. — А до конца года закроем всё, что нужно. Даже на Кубу поставим.
— Значит, тянем время до 1-го мая. Любыми путями этот срок должен быть соблюдён. Дальше… составляем списки предприятий, которым первым даём полный карт-бланш взаимодействия с потомками. Любые отрасли, любые направления. Шокина, Листова[30], Тарасова[31] и Величко[32] это касается в первую очередь. Список должен быть у меня на столе через месяц. Владимир Александрович, дай команду Остапову — пусть потомки определятся с опознавательными значками. «Филины» должны быть у всех. Если кто-то потерял или при попадании сюда им не успели выдать — не беда: изготовим.
— По Калашникову что? — сразу задал вопрос Крючков. — Он же у нас по отдельному списку проходит.
— Михаил Тимофеевича вызовем в ближайшее время в Кремль. По нему надо бы отдельно материал подготовить.
— Озадачу Остапова, — кивнул глава КГБ.
— Напоминаю всем — раскачки не допущу. Мы входим в активную фазу модернизации страны, поэтому люди должны понять и осознать ответственность за свои поступки и решения. Кончилось время застоя, товарищи.
6 февраля 1984 года. Москва. Кремль. 11 часов 30 минут
Михаил Тимофеевич сам толком не понимал, почему его неожиданно резко выдернули в Москву. Обычно хотя бы поясняли причину, а тут почти в ультимативном порядке… Калашников всю дорогу гадал, что случилось. Вчера, едва он попал в столицу, определили в гостиницу, поэтому генерал решил пойти в Кремль при параде — в генеральском мундире со всеми регалиями. Но как только он прибыл в Кремль, его сразу окружили дружелюбные лица охраны и секретарей. Он с недоверием глядел на все эти расшаркивания, пока его не пригласил генсек.
— Здравствуйте, Михаил Тимофеевич. Проходите, присаживайтесь.
— Благодарю, Юрий Владимирович, — кивнул тот, присаживаясь в кресло. — Разрешите вопрос?
— Почему вас так скоропалительно выдернули из Ижевска и пригласили в Москву? — усмехнулся генсек.
— Так точно.
— У нас появилась очень интересная информация по вашим разработкам. И не просто информация, а кое-какие наработки. Настолько серьёзные, что оценку им можете дать только вы.
— Заинтриговали, Юрий Владимирович.
Между тем генсек развязал тесёмки на большой красной папке и открыл её.
— Здесь разработки нового огнестрельного оружия и не только… — с этими словами он пододвинул к Калашникову всю папку. — Михаил Тимофеевич, хотя бы просмотрите материал, и я буду признателен за ваше экспертное мнение.
Михаил Тимофеевич заметил, что все материалы были распечатаны каким-то новым способом, но главное было в другом — в углу каждой страницы имелись штампы «Концерн КАЛАШНИКОВ» и «Совершенно секретно». За полчаса просмотра главного оружейника страны начали обуревать сложные чувства. Таинственный разработчик этого автоматического оружия превзошёл его самого — помимо огнестрельных образцов присутствовало совсем уж фантастическое — какое-то энергетическое.
— Юрий Владимирович, а чьи это наработки?
— Понравились? — улыбнулся Андропов.
— Вижу, что основная база — это мои разработки…
— Они все ваши, Михаил Тимофеевич.
— То есть как? У меня таких образцов точно нет.
— То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Считайте, что это режимная информация.
— Так точно, понял.
— Михаил Тимофеевич, дело в том, что это разработки из будущего.
— То есть как? — опешил тот.
— В этом мире не всё поддаётся объяснению… Недавно на нас вышли потомки из 2082-го года. В числе их перспективных специалистов был и Михаил Николаевич Калашников. Ваш праправнук.
— Что? — ещё больше опешил Михаил Тимофеевич.
— Ваш потомок пошёл ещё дальше и не только модернизировал ваши разработки, но и изобрёл новое оружие — энергетическое. В связи с этим у меня к вам вопрос: сможете довести до ума кое-какие модели, а остальное пустить на конвейер?
Калашников вдруг ссутулился, на глазах появились скупые мужские слёзы.
— Миша… Мишечка… как же я горд за тебя… Моя жизнь прожита не зря… у меня есть продолжатель моего дела… Сквозь время семья Калашниковых стала ведущим производителем оружия страны… И ты, приумножив мои знания, поделился своими…
— Михаил Тимофеевич, вот стакан воды… — генсек подал его генералу. — Понимаю ваши чувства.
— Юрий Владимирович, а нельзя ли мне с ним встретиться?
— Увы, нет. Группа добровольцев переместилась к нам, но ведущими специалистами никто рисковать не станет.
— Понимаю…
— Михаил Тимофеевич, нам нужно, чтобы вы изучили этот материал и часть готовых образцов пустили в работу. Особое внимание прошу уделить энергетическому оружию. Увы, барьер времени мог серьёзно осложнить перемещение образцов такого оружия, а вот обычный огнестрел — да, такие модели есть. Даже несколько. В ближайшее время мы найдём способ передать вам их.
— Спасибо вам, Юрий Владимирович. Это такой знаковый подарок… Знать, что моё дело не предано забвению… Я приложу максимум усилий, чтобы разработки моего правнука как можно быстрее попали на конвейер.
11 февраля 1984 года. Северная Корея. г. Пхеньян. Полночь
Весть о том, что советские радиолюбители получили разрешение на работу в эфире из Северной Кореи, облетела весь мир довольно быстро. К этому дню проверялись антенны, аппаратура — только ленивый не проверял готовность своей техники, стремясь получить вожделенную страну в свой список. При том, гарантии, что в ближайшие несколько лет появится ещё такая возможность, не давал никто. Старков и Лупин, с честью закрыв обязательства перед северокорейской стороной, ещё с вечера начали готовиться к мини-соревнованиям, ибо другого формата такой жёсткой работы не предусматривал никто. Потратив несколько вечеров над примерным прогнозированием прохождения по всем континентам, заодно выставив и отрегулировав все антенны, они решили поспать перед двумя бессонными ночами. За полчаса до начала, выпив по паре кружек кофе, оба радиолюбителя стали проверять оборудование и ждать заветного времени. И вот, когда стрелки часов подошли к отметке 00:00…
— This is Russian DX-pеdiditon now is opened![33] — проорал в микрофон Евгений. — I am P5AA, QRZ?[34]
И тут такое началось! С самого начала оба, не сговариваясь, стали работать на диапазоне 80 метров. Но когда на тебе стоит стена не только русских коллег, жаждущих провести связь, но и станции из Европы и Азии, а среди них находится немало тех, кто знает русский язык… Пусть с видимым акцентом, пусть коверкая часть фонетического алфавита, но они вызывают на русском!
Виктор ожидал всего, но не многоголосую какофонию телеграфных сигналов, сливающуюся в единое целое. Пришлось просить растянуться на 5 килогерц, чтобы хоть как-то слышать отдельные позывные.
Взяв темп 25 связей за десять минут, Старков постепенно вошёл в какой-то удивительный транс, ничего не замечая вокруг и работая на автомате, словно робот. Хорошо, что Виктор свободно мог писать любой из рук — теперь правая виртуозно перебирала манипулятор ключа, а левая, практически не останавливаясь, потоком выводила данные о связи. Евгению здесь было проще и сложней одновременно. Если вторая рука была свободна, то темп проведения связей ушёл намного выше Старкова. Каждые пятнадцать секунд в журнале появлялась новая, а уже потом, после экспедиции, они с Виктором увидят, что в редкие моменты количество связей в минуту доходило до шести.
Переключение фазированных вертикальных антенн на другой азимут помогало лишь частично. Американцы, врубив свои киловатты, умудрялись пробиться сквозь заслон станций Европы и вырвать заветную связь с Северной Кореей. Когда «открылся» диапазон 40 метров, стало совсем невмоготу — звать начали столько людей, что Евгений даже охрип. Пришлось его напарнику по «Совстрою», бдящему в группе поддержки, готовить новый кофе. Затем наступил «АД» на диапазоне 20 метров, когда тебя зовут почти все континенты мира! И половина из них на русском! Не помогал даже поворот антенн, ничего не помогало — на смену одним территориям мира приходила волна других, с нового азимута. Дальше лучше не стало — переход на 15- и 10-метровые диапазоны лишь добавил сутолоку на частоте — пришли те счастливчики, которые уже провели связи на других диапазонах и теперь стремились закрыть эту территорию здесь.
