Командир полка встречал меня вместе с замполитом полка. Наземные наблюдатели сообщили им о двух сбитых мной «мессершмиттах». Этим и хороши воздушные бои над Сталинградом — не надо фотоподтверждений побед.
— Я уже написал наградной лист за шесть сбитых, — сообщил подполковник Пивенштейн.
— А я подписал, — добавил батальонный комиссар Полозов.
Куда же без тебя, трусливого дармоеда!
— Настоящий сын нашей социалистической родины! — продолжил он отрабатывать зарплату. — Решением партийной организации полка с сегодняшнего дня ты кандидат в члены партии Сталина-Ленина!
В партийной организации только штабные. Все летчики погибли, а, видимо, хочется порулить ими, поэтому недавно принял в кандидаты Армена Айриева, а теперь вот меня. Мое мнение значения не имеет. Я не отбиваюсь. Коммунистам больше доверяют, что поможет помочь после войны подобраться поближе к государственной границе. Надеюсь, батальонный комиссар получит за ретивость то, что заслужил, когда начнут разбираться, как враг народа оказался в рядах партии Сталина-Ленина.
46
После очередного визита в штаб Двести шестой авиационной дивизии подполковник Пивенштейн пригласил меня на «рюмку супа» на свежем воздухе. Через знакомого интенданта ему подогнали бутылку «Рислинга». Мы отправились на берег соленого озера, высохшего за лето и покрытого широкой полосой тростника по периметру. Местность там открытая, видно далеко. Подобраться незаметно можно только по тростнику, но не бесшумно. Выпили не спеша по полстакана вина вприкуску с конфетами «Радий» в красной обертке. Советский маркетинг самый агрессивный.
— Нас переводят на переформирование? — задал я самый важный вопрос.
В полку осталось всего два самолета, мой и Армена, и оба в ремонте.
— Нет. Скоро пригонят новые самолеты с молодыми летчиками, а ваши завтра увезут на запчасти в Ленинск. Мы получим двухместные, со стрелком-радистом сзади, — ответил Боря Пивенштейн. — Видел такие на заводе?
— Да, — подтвердил я. — Слышал, что потери на них ниже от истребителей.
— Если так, то хорошо, — согласился он.
— Чем ты тогда недоволен? — поинтересовался я.
Предполагал, что из-за отмены переформирования. В предыдущие разы командира полка отпускали из Куйбышева на несколько дней в Москву повидаться с семьей.
— Место заместителя командира дивизии мне не светит. Полковник Срывкин сказал, что его предложение о моем назначении зарубили без объяснения причины. Каманин, сука, похлопотал! — сообщил он. — Надо было послать его тогда, как это сделал Васька Молоков, и улететь со всеми, а я слабину дал. Вот и плачу́за это до сих пор.
Боря налил еще по полстакана, выпили, пожевали конфеты.
— О тебе спрашивал. Мол, ему сообщили, что ты крутишь с чужой женой, надо принять меры. Я ему сказал, что у тебя на счету шесть сбитых самолетов. Последние два позавчера за один вылет. Он гмыкнул и говорит: «Да⁈ Тогда нам дела нет до чьих-то там жен. Пусть воюет. Война все спишет», — рассказал мой собутыльник. — Поскорей бы она закончилась!
— В мае сорок пятого, — предсказал я. — Начнутся холода, и мы опять перейдем в наступление, окружим под Сталинградом две немецкие армии. После этого в войне начнется перелом. Дальше наступать будем только мы, дойдем до самого Берлина.
— Откуда знаешь? — спросил Боря Пивенштейн.
— Ясновидящая предсказала. Жила на Отраде, — соврал я.
— Они и тебе предсказала судьбу? Поэтому и не боишься ничего? — полюбопытствовал он.
— Все боятся, — уклончиво ответил я.
Двадцать четвертого октября подоспели награды. Нам с капитаном Айриевым одновременно вручили за двадцать боевых вылетов по ордену «Александра Невского», хотя он налетал свои намного раньше, и мне за четыре сбитых самолета присвоили очередное воинское звание капитан и наградили орденом «Отечественной войны» второй степени. Люба Морозова долго мудрила, как их лучше разместить на левой стороне моей груди. Пирамида не получалась. В итоге два ордена «Красной звезды» были перенесены на правую сторону, а на левой остался ряд из пяти наград на лентах, частично перекрывавших друг друга. Кстати, за каждую доплачивали к зарплате: за «Красное знамя» — двадцать пять рублей, «Отечественной войны» второй степени и «Красную звезду» — пятнадцать, медаль «За боевые заслуги» — пять.
Через день прилетели новые самолеты. Тридцать два борта, полноценный штурмовой авиационный полк новой формации. У командиров эскадрильи установлены в кабине рации, работающие на прием и передачу. Могут отдавать приказы своим подчиненным и общаться с другими командирами или вышкой на близкой дистанции. У остальных рации работают только на прием. Саме главное — с ними поступили и шлемофоны.
Летчиков с боевым опытом прибыло всего шесть: один переводом из другого полка, трое после госпиталя и двое раньше летали на бомбардировщиках. Первого, старшего лейтенанта Кириллова, назначили командиром Третьей эскадрильи, а остальных поделили по-братски: мне достался всего один — лейтенант Зайцев. Назначил его командиром Второго звена из пяти самолетов. Первым буду командовать сам. Стрелком у меня недавно призванный, восемнадцатилетний Буслаев Гена. Он невысокого роста и хиловатого сложения. Призван перед самым немецким наступлением из города Шахты Ростовской области. Наверное, военкомы решили, что в пехоте не потянет, сослали в авиацию, где физические нагрузки ниже. Молчалив, смотрит исподлобья. Левую бровь пересекает шрам, образовавшийся не очень давно. Значит, не всегда соглашается с чужим мнением о себе.
Инструктаж молодых летчиков провел коротко:
— Первые три вылета смо́трите только на меня и делаете, как я.
Договорился с командиром полка, что первый вылет будет сравнительно легким — разбомбим Питомник. Это аэродром на юго-западной окраине Сталинграда, недалеко от Волги. На него по ночам прибывают немецкие транспортные самолеты, привозят пополнение и боеприпасы, увозят раненых. Нам надо будет залететь на малой высоте, скинуть мелкие бомбы, осколочные и зажигательные, и сразу вернуться. Не уверен, что мы застанет там хоть один самолет, но постройки разрушим, взлетную полосу побьем и кого-нибудь из обслуживающего персонала и зенитчиков убьем. Для нас полет типа учебный, хотя засчитают, как боевой, а немцам урон, пусть и небольшой.
Вылетели после завтрака, построились двумя клиньями. Цель площадная, особая точность не нужна. На высоте сто метров пересекли Волгу и, приподнявшись до двухсот, с пикирования под углом градусов десять запустили реактивные снаряды и постреляли из пушек и пулеметов, а потом опорожнили бомбоотсеки и уронили «пятидесятки» с внешних подвесок. Все это было под истеричный аккомпанемент немецких зенитчиков. Затем сразу повернули вправо и, описав дугу над нашей частью города, пересекли Волгу в обратном направлении. Над своей территорией поднялись на высоту триста метров и без проблем добрались до аэродрома Житкур. В итоге в отчете будет написано, что Вторая эскадрилья в составе десяти самолетов совершила налет со «сталинским нарядом» на вражеский аэродром Питомник. Уничтожено несколько строений, служебная техника, пара зенитных установок и до роты солдат противника. Все будут довольны, кроме немцев.
Через два часа, когда самолеты были заправлены топливом и загружены бомбами, полетели штурмовать передний край вражеской обороны. Направляемся к районам, расположенным западнее основательно разрушенного завода «Баррикады». Там концентрируются немцы для атаки. Опять быстрый перелет через Волгу, заход на цель — шесть танков и около батальона пехоты, которая сразу попряталась, — обстрел реактивными снарядами, бомбежка, фиксация урона и возврат на аэродром. Немецкие истребители, если и были в том районе, не успели среагировать.
Через три часа, после сытного обеда, следующий вылет. Теперь уже на поселок Городище, расположенный северо-западнее Сталинграда. Там по данным нашей разведки находится штаб какого-то крупного подразделения. Я и командир звена берем по шесть «фаб-100» со взрывателями замедленного действия, остальные — обычный набор, который в шутку называю мелкой гремучей смесью.
