своей цели, и, потянув на себя, начал постепенно вытаскивать на свет жалобно скулящего обладателя данной, пристойной скорее для женщины шевелюры: худого, но весьма рослого мужчину с покрытой косметикой холёной физиономией.
— Не-ет! Не надо-а! Не убивайте! Я всё-всё сделайа-а… а-а, больна-а!! — протяжно и на удивление тонко визжал он от не такой уж и сильной боли. Как удивительно уязвимы к собственной боли большинство упырей этого города, что упиваются чужой! — Йа богат! Йа лорд Имприй-а-а-а!!! — перекрывая общий шум, заорало тело, когда раздражённый Идзумо дёрнул чуть сильнее.
— Заткнись, отброс, — сурово проронил Каратель, вытащив длинного визгливого «червяка» из его смехотворного укрытия. — Сам, небось, никого не жалел.
— Я заплачу, заплачу, заплачу… — лихорадочным тоном зачастил растерявший весь свой лоск влиятельный дворянин, который пусть и перестал противно визжать, но не заткнулся.
— Заткнись! — Идзумо недовольно повысил голос. — Мне велели доставить тебя живым, но про целого не заикались. Ещё раз разинешь пасть — сломаю руку, — посмотрев в злые глаза мужчины, андрогинный аристократ полностью осознал, что так оно и произойдёт, поэтому счёл за лучшее замолчать, для надёжности закрыв рот руками.
Тем временем творящаяся вокруг бойня уже миновала свою кульминацию и стремительно шла на спад: в помещение вошли бойцы из второй группы, которые, очевидно, уже зачистили свою часть здания и, видя, что содействие в добивании оставшихся крыс не требуется, стали оказывать помощь их жертвам.
Когда-нибудь, когда Столица породит своё жестокое, переполненное обидой и голодом дитя, и оно, пресытившись местью и кровью былых угнетателей, вырастет в нечто человечное, потомки, появившиеся на свет и повзрослевшие в неге и равноправии — назовут их преступниками, террористами и бессудными головорезами. Может быть, самые недалёкие из них, опираясь на блистательную историю нынешнего высшего общества, станут грезить о «потерянной Империи» и проклинать варваров-революционеров. Идзумо, как одно из порождений нынешнего «времени греха», не обольщался, поэтому не исключал и такого поворота дел.
Но… и что, если так? Хищник льёт кровь, потому что он хищник. А он, Каратель — убивает, потому что такова его суть убийцы. И лишь цепи воли сдерживают его от того, чтобы перестать разбирать правых и виноватых, превратившись из линчевателя в очередное чудовище этого проклятого города.
Он не заслуживает светлой памяти.
Так что пусть благополучные потомки грезят о загадочном и будоражащем кровь прошлом, забыв о его гнилом нутре. Главное, чтобы те потомки были. Именно потомки, а не низведённые до состояния полускота неграмотные, вечно голодные крестьяне и чернорабочие, не знающая собственного достоинства обслуга выродившейся аристократии или жертвы их мерзких и грязных развлечений!
За это Каратель — жуткое и безобразное порождение страшных и уродливых времён — убивает. И за это, если придётся, он умрёт.
Мысли не мешали отслеживать обстановку и вести внутренний счёт. Поэтому, когда внутренние часы сказали, что пора отходить, Идзумо сверился с часами механическими, после чего, убедившись, что пусть и поспешил, но совсем немного — скомандовал:
— Время! Отходим! Второй и Седьмой, на вас груз, — сказал он двоим бойцам, подтолкнув к ним схваченного за шиворот и вздёрнутого на ноги аристократа. Тот сейчас напоминал скорее хнычущую барышню, а не опасного и ядовитого гада благородных кровей, попившего из людей много крови — во всех смыслах попившего — и испортившего ещё больше.
Группа линчевателей, состоящая по большей части из бывших сотрудников армии и силовых ведомств, уставших терпеть всю ту грязь, свидетелями которой им пришлось стать, начала оперативно собираться. Один подошёл к отделанной драгоценным деревом стене и, вытащив из-за отворота плаща пакет, достал оттуда лист бумаги с отпечатанным там списком самых тяжёлых преступлений клуба отравленных грязью этого города мерзавцев, пресыщенных «обыденными» развлечениями, и пришпилил его кинжалом. Ниже он вывел кровавую надпись на дереве:
«Неприкосновенных извергов нет! Справедливая кара настигнет каждого!»
Каратель не был против: в конце концов, именно он когда-то положил начало данной, давшей ему прозвище традиции. Для замаранных во грехе прощения уже нет и не будет, но страх может отвратить от гнилой стези ещё не совсем пропащих.
На выходе произошла заминка: одна из освобождённых жертв клуба попыталась наброситься на сопровождаемый груз.
— Я убью его! Убью! Убью-ю-у!! Эта тварь замучила моего мужа и ребёнка! Осквернила и убила моего маленького сыночка! Пропустите меня-а-а!!
— Не беспокойся, ответственность за дела его не минует, — негромко проговорил Идзумо, появившийся за спиной впавшей в истерику женщины и, аккуратно пережав сосуды на шее, заставил её отключиться.
Ему было неприятно защищать одного из основателей и активных покровителей этого заразного бубона порчи, скрывающегося за вывеской клуба. Но именно живое тело этого лорда, способное говорить и вести записи, требовали захватить союзники и покровители их команды борцов за хоть и кровавую, с сомнительным душком (как, впрочем, почти всё в этом тёмном мире и являющейся его квинтэссенцией Столице), но справедливость.
Да, поистине: в этом городе, прогнившем и порочном, словно старая путана, даже справедливость отдаёт тленом.
Впрочем, пусть Каратель и не знал, для чего конкретно его освободителям и партнёрам потребовалась эта падаль. Но он не сомневался, что этот человеческий отброс ещё не раз пожалеет о том, что не умер сразу.
Что касается союзников — по факту покровителей, но они сами не слишком настаивали на своём главенстве, а Идзумо, не желающий превращения в цепного зверя на поводке у очередного злого порождения Столицы, их в этом поддержал — то эти люди (пока?) не предлагали ничего неприемлемого. Поступающие же от них деньги, а также многое из того, что нельзя достать за одно лишь золото — как то информация, изготовленное под заказ оружие, спецпатроны, эликсиры или те же маски, искусно имитирующие чужую внешность (ведь настоящие лица Карателя и его товарищей сильно отличались от тех забулдыг, что видели окружающие) — всё это сильно облегчало его войну. И пускай Южная кампания уже давно кончилось, он в Столице, а не посреди джунглей, но Идзумо считал происходящее именно войной.
Возможно, проклятая Столица ещё столкнёт былых союзников в смертельной схватке, дабы перемолоть и переварить проигравших в своём ненасытном чреве, но это произойдёт не сегодня.
* * *
Спустя четверть часа, когда на место происшествия, наконец, прибыли силы полиции, что, несмотря на несколько странным образом образовавшихся на дорогах преград, сработали на удивление оперативно, они смогли наблюдать лишь следы разгрома и оставшихся в здании несостоявшихся жертв клуба. Попытка преследования по горячим следам ничего не дала. Следы вели через чёрный ход,
