— Об этом ты с ним сам лучше поговори, — перевела стрелки мама.
— Как вообще жизнь, дядь Толь? Радуетесь? — переключился я на отчима.
— А как же! — широко улыбнулся он в зеркало заднего вида. — Столько лет во все инстанции строчили, пороги оббивали, а все только глаза отводят. «Я Павла Анатольевича очень уважаю, но сделать ничего не могу — сами понимаете, такие вопросы наверху решаются», — с отвращением процитировал он кого-то. — А теперь — всё, на цырлах бегают, глазки строят, суки!
— Не ругайся, Толя, — мягко попросила мама, погладив жениха по плечу.
— Не буду, — пообещал он и снова переключился на позитив. — Квартиру им дали в доме со львами на Патриарших, аж 12 комнат — заблудиться можно. Охрана, обслуживающий персонал, шофёр с машиной, адъютант. Пропуск в закрытую секцию «ГУМа», зарплату за все годы тюрьмы начислили. Дача у брата теперь рядом с нашей.
Стройка без моего отсутствия не останавливалась — мама показывала фотки готовых на ¾ кирпичных стен. А самое главное, разровняли сад. Как они только в мороз это делали? Хотя оттепели же были.
— Это хорошо, когда все рядом, — одобрил я.
— А еще Хиль всей семьей из Ленинграда в соседний дом переехал! — огорошила новостью мама. — Тоже трёхкомнатная. Теперь семьями с ними дружим, в гости ходим, — добавила с явным удовольствием на лице. — Мулермана-то на пять лет посадили, квартиру, стало быть, потерял. Жена его скандал, конечно, закатила, но куда ей вторая? Ей же Кобзон после развода кооператив купил, вот пусть по прописке и живет у чёрта на куличках!
— А Мулерман разве в Сокольниках жил? — удивился я.
— Нет, у него была двухкомнатная на Белорусской. Так у Эдика же сын, им нужна трёхкомнатная. Да и что говорить? Не захотел проблем с его бывшей, вот и разменялся.— хихикнула мама. — Чтобы к тебе поближе быть. Сын у него маловат, правда — первоклашка, так что нового друга из него для тебя не выйдет. В Сойкину спецшколу пошёл кстати.
— Друзей хватает! — улыбнулся я ей.
— Брат с женой в их же дом переселились, на одном этаже с Хилем живут — добавил новостей дядя Толя.
— Трёхкомнатная, такая же планировка, как и у нас. Сейчас ремонт доделывают. На новоселье скоро пойдём. — добавила мама, взъерошив мне волосы.
— Это хорошо, — одобрил я и это. — Рад, что у всех важных для меня людей все хорошо.
Кроме Тани.
— Не переживай ты, — мама покачала нас вправо-влево, среагировав на мелькнувшую на моем лице тень. — Она уже почти и забыла всю эту гадость. Ночью не просыпается, спокойно спит. На кладбище с ней каждую неделю ходим, а сама Тоня в Подмосковье сидеть будет, ей с Таней видеться разрешат каждые выходные.
— Прорвемся, — улыбнулся я ей.
— Обязательно! — потрепала она меня по голове и на всякий случай выдала инструкции. — Мы теперь, Сережа, как под микроскопом — в палате тебя слушали, дома, наверное, тоже слушать будут. И на даче.
— Не пофиг ли? — пожал я здоровым плечом. — Мы же честные люди, нам скрывать нечего. Но охрана душит, — вздохнул. — Прости, мам.
— За что?! — ахнула она. — Да ты меня из коммуналки в небожительницы вытянул, дурачок!
* * *
Выгрузив вещи и поздоровавшись с высыпавшими встречать меня во двор соседями (приятно!), попили чаю с печеньками и снова погрузились в машину — поедем на дачу к Судоплатовым, жарить шашлык и знакомиться с машинисткой. Не простая, надо полагать, раз от госбезопасности.
Добрались до Серебряного бора — двухэтажный деревянный опрятный дом с курящйся дымком кирпичной трубой и окруженный окрашенным зеленой краской дощатым забором. Ворота нам открыл черноволосый здоровенный мужик в бушлате без погон и в кепке. Тот самый адъютант, надо полагать. Заехали, по пути заметив гараж, поленницу, баню, сарай и голые по случаю апреля деревья. Хозяева встретили нас на резном крылечке в полном составе — дед Паша, бабушка Эмма и дядя Андрей с женой Варварой. А рядом с ними — моя старая знакомая фарцовщица-Вилка! Нет, она, конечно, замаскировалась: каштановые волосы лишились кудряшек и свернулись в строгий «бублик», ярко-зеленые глаза скрылись за очками в некрасивой оправе, а сама девушка укуталась в длинную юбку, серый вязаный свитер и набросила на плечи отечественное пальтишко, но я-то узнал! Кажется, начинаю понимать, и мне такое понимание прямо нравится!
Вышли, поздоровались, меня поздравили с выпиской, и дед Паша представил нам обновленную Вилку:
— Знакомьтесь — Виталина Петровна Чугунова, будет при Сереже секретарем и машинисткой. Знает английский, французский, итальянский, немецкий и испанский языки. Умеет играть на фортепиано и виолончели, знает нотную грамоту. Водительские права тоже есть, служебную машину МинКульт вам выдаст, так что, Наташ, можешь больше с Сережкой по Москве не мотаться, тебе уже тяжело поди.
Живот у мамы — ого-го!
— Впечатляет! — вполне искренне одобрил я. — Надеюсь, мы с вами сработаемся, Виталина Петровна.
— Можно просто Виталина, — потупила она глазки.
Ути боже, какая образцово-показательная серая мышка тут у нас!
Прошли в дом, оставив адъютанта караулить раскачегаренный мангал. Да, это тебе не Андроповская дача — Судоплатов стесняться не стал, но в разумных пределах — это как у Пахмутовой с Добронравовым, когда упор на уют и вкус, а не лепнину и позолоту.
— Поздравляю с восстановлением заслуженного статуса, дед Паш, — первым делом поздравил я деда, помыв руки в умывальнике — водопровода здесь нет, равно как и канализации.
Такая вот генеральская «бохатая» дача. Уселись за накрытый стол в столовой, по коридору прошла одетая в поварскую униформу упитанная тетенька лет сорока с груженным насаженными на шампуры кусками мяса на подносе. Взрослые пили вино, мы с мамой — соки, закусывая «разминочными» салатиками. А еще на столе нашелся настоящий ананас, гордо торчащий из горы апельсинов, бананов и яблок. Ананасы даже у Акифа редкий гость, но у генералов связи, надо полагать, покруче моих.
Общались обо всем, кроме того, о чем мне хотелось: о жилищных вопросах, путевке в круиз по Средиземному морю Одесса — Турция — Греция — Италия — Франция — Великобритания — Дания — Швеция — Ленинград, в который молодожены вместе с дядей Андреем и тетей Варварой отправятся через месяц после рождения ребенка — Эмма Карловна прямо-таки мечтает понянчить нового родственника, а еще обещала найти няню. Я тут не причем — дед Паша постарался.
— Ну сама подумай, Наташенька, — убеждала Эмма Карловна впавшую в нерешительность маму. — Когда потом-то получится? Лучше сейчас, пока ребенок совсем маленький — воспитывать не надо, корми да пеленки меняй.
Через полчаса коллективных уговоров мама согласилась, и нам принесли шашлык. Вкуснятина!
— Сережа, не обижайся, но свадьбу я сам оплатил, — заявил мне дед Паша. — Когда Андрей с Варькой женились, я в тюрьме сидел, так что теперь хочу наверстать. Ты не против?
— С генералами у нас не спорят! — кивнул я.
Дядя Андрей у нас молчаливый, интеллигентный и работает в КГБ. Не интересный персонаж, короче, но для родственников это нормально — некоторых принимаешь «в нагрузку» и любишь просто за то, что они есть.
Вилка кушала, немножко выпивала и говорила только тогда, когда к ней обращались. Ну какие мы скромные! После обеда перешли в гостиную, где обнаружился рояль, расселись по креслам и диванам, усадили за инструмент Виталину и занялись хоровым пением, от которого я немножко приуныл — даже если петь тихо, все равно дыхалка дальше двух куплетов «не вывозит», приходится отдыхать.
— Я таких ран насмотрелся, Сережка, — похлопал меня по плечу заметивший мрачняк дед. — Не волнуйся — ты молодой, еще марафоны бегать будешь через пару лет!
— Врачи так же говорят, — улыбнулся я ему. — И я им целиком верю.
— Пойдем-ка баню затопим, — поднялся он на ноги.
Вышли на улицу, прошли в баню, дед Паша достал из кармана брюк ключевой предмет в виде монеты и кивнул на скамейку — садись, мол.
Я сел, он пододвинул ногой табурет и уселся на него, надавив на меня взглядом: