— Ты у нас, стало быть, не однофамилец?
— М? — притворился я дурачком.
Дед Юра же просил никому про «внучество» не рассказывать.
— Идиотом-то не прикидывайся, — лязгнул металлом в голосе дед Паша.
Страшно! Слабоумие и отвага вкл!
— Сталин в доме, пластинки крутит. Блондинки заголили груди, Вечеринка у Кобы, другой не будет! Товарищ Троцкий примерил тут угги и сплясал с ледорубом. Сталин фанк, пою под бит как Карузо, О*уело ору, вприсядку пустилась Крупская, Негры прутся в футболках «Я русский».
Павел Анатольевич побагровел.
— За рукоприкладство в отношении больного сына вас мама наругает! — предупредил я.
— Что это сейчас было? — прошипел Судоплатов.
— А ликвидацию Троцкого правда вы готовили? — вежливо полюбопытствовал я.
— А ты откуда знаешь?
Потерял хватку в тюрьме-то — вон какая досада на лице от того, что нечаяно подтвердил.
— А у меня, дед Паш, память эйдетическая, она же — абсолютная. Представляете, сколько всего на протяжении жизни человек краем уха слышит и краем глаза видит? Обычно это оседает на периферии сознания, не осознается и выбрасывается за ненадобностью. А я за одну поездку в метро от одних только осторожных шепотков получаю столько же информации, сколько три-четыре десятка ваших сексотов за месяц оперативной работы.
— Например? — он сменил позу.
Болит спина у деда.
— Может вам на скамейку прилечь, дед Паш? Я понимаю, что вам, как мужику и генералу на больную спину отвлекаться стыдно, но передо мной-то чего? Я вам и так все расскажу, у меня от родного КГБ секретов нет, и давить на меня не надо — неконструктивно. Да, я — очень наглый! — купировал следующий упрек.
Дед Паша хмыкнул и последовал дельному совету. Теперь на табуретке оказался я.
— Так что там в метро говорят?
— О Шелепинцах говорят, о Семичастном — как мол так, группировка хоть и опальная, но все еще влиятельная. А о них ни слуху, ни духу.
— Послал бог внучка, — совершенно по-человечески вздохнул Судоплатов.
— Не расскажете, значит, — вздохнул я.
— А оно тебе надо?
Подумав, махнул рукой:
— Нафиг, меньше знаешь — крепче спишь, а любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
— При невестке моей не ляпни! — гоготнул дед. — Ей в школе доставалось.
— Не буду, — пообещал я. — Но мне нужно знать, с кем из Политбюро мы дружим, а с кем лучше стараться не сталкиваться.
— Не правильно! — погрозил он мне пальцем. — Как гражданин Советского Союза, всех членов высшего государственного ордена ты должен уважать!
— А я так и делаю. Но если глубоко уважаемый мной абстрактный член Политбюро начнет меня «душить», я буду сопротивляться.
— Не задавайся, — осадил меня дед. — Мал еще, чтобы члены Политбюро на тебя внимание обращали!
— Уже обратили, — вздохнул я. — Я вот Фирюбину, земля ему пухом, анекдоты рассказывал, а он раз — и умер. Я потом Юрию Владимировичу пообещал высшим государственным деятелям анекдотов больше не рассказывать, а тут Екатерина Алексеевна говорит, что Леонид Ильич, земля ему пухом, анекдоты ценит, я и не удержался, — горько вздохнул. — Надо было держать слово.
— Анекдоты тут точно не причем, Сережа, — мягко утешил меня дед.
Повелся!!!
— В мире хватает бешеных собак, и никогда не угадаешь, в какой момент они начнут кусаться.
— А еще я не верю, что у*бок-Ильин в меня стрелял — он тупо не мог узнать, что я с Леонидом Ильичом в кортеже поеду, банально потому, что об этом даже мы с Леонидом Ильичом не знали — он просто захотел еще анекдотов послушать.
— Верно, — подтвердил Судоплатов. — Целью был Леонид Ильич, а тебе просто не повезло.
— Значит точно псих, — облегченно вздохнул я. — Кто в здравом уме в генсека стрелять будет? Да нас с детства учат, что теракты — это, во-первых, бесполезно, а во-вторых — чревато жертвами среди невинных людей.
— Не вини себя, Сережа, — кивнул дед. — А теперь слушай, как мы дальше будем жить. Виталина у нас служит, младший лейтенант и мой личный порученец. Ей доверять можешь как мне. Память у нее похуже, но, если нужно что-то передать наверх, а меня рядом не будет, говори ей, она доведёт. Еще она тебя охранять будет, это в дополнение к «наружке», которую ты без спецподготовки не заметишь.
— Звучит как вызов! — потер я руки.
— Если получится — с меня пирожное! — улыбнулся дед, которому, похоже, рассказали, что я спорю исключительно на сладости. — А им — выговор, за то что пионер «спалил». Фамилию тебе придется поменять на нашу — так нужно, и твой родной дед это одобрил.
— Родной дед в могиле лежит, — не повелся я.
— А у нас спецотдел есть, спиритологией занимается, — не смутился Судоплатов.
— Сменим, — пожал я здоровым плечом. — Фамилия у вас прикольная, звучная и для врагов Родины страшная. Но Ткачёва оставлю творческим псевдонимом. Говоря буржуйскими понятиями, это — уже раскрученная торговая марка. А еще маме будет приятно, даром что скоро тоже будет Судоплатова.
— Так и планировали, — кивнул он. — Ты к родному отцу как относишься?
— Примерно как теленок к быку-осеменителю.
— Погиб он.
— Любого человека жалко, но такая потеря меня мало волнует, — ответил я. — Давно?
— Двадцать первого января, вечером, — ответил дед. — В пьяной драке голову проломили.
Время, стоп! Разумизм, настало твое время!
Итак, двадцать первого января непутевый сын Андропова пал жертвой стандартной «алкашной» разборки. Уверен, дед плотно за ним следил, и, скорее всего, ему доложили в кратчайшие сроки. Вот это, б*лядь, самоконтроль у мужика — с утра был как огурчик! Да, алкаш, но кто родного ребенка не любит? Только псих. Кроме того — проблемных детей любят порой больше нормальных, потому что они требуют заботы, внимания и прочего — сиречь, даже в зрелом возрасте нуждаются в родительской опеке. Ну как опеке — в деньгах, но это уже детали. Далее, 22 числа, под «молотки» попадает еще и такой многообещающий внук. Дед Юра от меня натурально тащится — что-то типа: «на сыне природа отдохнула, но это-то тоже МОЯ кровь! Вот оно, значит самореализовался как продолжатель рода Андроповых!». Что должен думать жутко параноидальный глава КГБ? Очевидно — «эти суки хотят меня сожрать». А еще Ильин, судя по инфе из Интернета в моей башке, сразу после «приёмки» говорил, что следующим генсеком должен стать Суслов. Психанул дедушка, пошел в разнос, и вот такой итог. Очень хороший для меня итог.
— Так что отдуваться тебе теперь придется за двоих. Через неделю поедешь на дачу к деду Юре, с бабушкой знакомиться, — выделил Судоплатов «деда» голосом.
Да понял я, что ты знаешь, но меня же просили.
— Так-то по возрасту он мне в деды годится, но зачем так с Генеральным секретарем фамильярно? Но на генсековскую дачу прокатиться я всегда рад.
Судоплатов фыркнул и продолжил:
— Далее. С первого сентября переведем тебя в школу, где твоя Сойка учится — там охрану проще обеспечить.
— Таню с собой возьму, ей английский тоже пригодится. Не потянет — буду с ней заниматься, чтобы потянула.
— Таня тоже под охраной, пока с вами живет, — кивнул дед.
Ништяк, можно на обеде с Соечкой и Танечкой сидеть — вдвойне приятно!
— Пока все? — уточнил я.
— Пока все, — подтвердил дед.
— Вы лежите тогда, а я печку затоплю, — поднявшись с табуретки, пошел разжигать полешки.
Как-то житуха прямо резко изменилась, но оно и к лучшему — роялей у меня теперь полон рот!
Глава 17
Проснулся поздно — домой вернулись немного за полночь. Папа — на работе, мама в гостях у тети Нади, Таня — в школе. Сняв руку с подставленной под нее подушки, потянулся рукой здоровой и грустно посмотрел на гитару. Травма — просто отвратительная, через месяц смогу играть на клавишах, но это — всё, гитара «разблокируется» где-то в июле, а аккордеон — к сентябрю. Может заиметь варган? У меня и репертуар есть соответствующий. Ха, как насчет фолк-рока? Какие к нему могут быть претензии, особенно если группу набрать из малых народов, этнически одеть и добавить шоумена-«шамана» в волчьей шкуре с бубном. Да меня Фурцева за такую дружбу народов к госнаграде приставит! Ладно, немного преувеличил, но идея отличная, записываем в мысленный блокнот.
