знания нашему брату никогда не помешают. Глядишь, жизнь когда и спасут…
Я только страдальчески закатил глаза, мысленно чертыхнувшись. Вот ведь незадача! Охота же было впустую воздух сотрясать, слушая разглагольствования замшелого церковника.
Но спорить не стал — в конце концов, любая информация может пригодиться. К тому же, полезно будет изучить методы потенциального противника, даже если почерпнуты они из уст явного служителя вражеского лагеря. Заодно придумаю, как эти их молитвы да заклятия половчее обойти.
— Ну, допустим, — процедил я сквозь зубы, состроив кислую мину и натягивая сапоги. — А торжество тогда, когда? Неужто совсем никаких поблажек по случаю академического праздника?
Гром обернулся ко мне с широченной ухмылкой, по-дружески хлопнул по плечу и подмигнул:
— Это ты, Ванька, загнул так загнул!
Я обреченно вздохнул и полез в свой чемодан за книгами, которые предусмотрительно упаковал мне дворецкий Константин Петрович перед отъездом.
Когда мы с Громом, нагруженные фолиантами и свитками, вывалились из комнаты, в коридоре уже было не протолкнуться. Толпа галдящих студиозусов, гудя и оживленно переговариваясь, целеустремленно двигалась в сторону корпуса духовенства. Надо сказать, при виде меня духи будто по волшебству расступился по обе стороны — видимо, впечатляющая память о той поучительной взбучке, учиненной мной в первый день, еще не до конца выветрилась из их куриных мозгов.
Сам корпус оказался похож на типичную церковь — все эти цветные витражи, возвышенные фрески на библейские темы, удушливый запах ладана и лампадного масла. Того и гляди праведным гневом пробьет насквозь, до самых печенок! Но делать нечего — пришлось смиренно вклиниться в людской поток и позволить ему увлечь себя в просторную аудиторию, где должна была проходить лекция.
Народ уже вовсю рассаживался, гомоня и обмениваясь последними сплетнями. Кто-то с любопытством пялился на нас с Громом, явно узнавая, а кто-то поспешно отводил глаза и спешил занять места подальше, опасливо косясь на мою зловещую персону. Видать, слухи о моем темном даре уже облетели всю академию, распространяясь со скоростью лесного пожара в сухой год.
Я невозмутимо вздернул подбородок и прошествовал к дальним рядам, где плюхнулся на свободную скамью. Гром с готовностью пристроился рядом, с грохотом вываливая на парту груду книг и тетрадей. М-да, не иначе как в прошлой жизни мой сосед был бегемотом — вон какие ручищи-то огромные! Жаль росточком не вышел.
Мы приготовились внимать духовной мудрости, какой бы она ни была. В конце концов, из любого знания можно выжать пользу — даже если источник оного столь неприятен твоей демонической сути. Главное — запомнить все важное, а потом переиначить на свой лад. Значит, будем грызть гранит церковной науки, пусть хоть зубы сточатся. Главное — не заржать в голос от особо цветистых пассажей про козни дьявольские да происки адские.
Внезапно двери аудитории с грохотом распахнулись, и на пороге возник сам отец Григорий. Его высокая худощавая фигура была облачена все в ту же длинную черную рясу, в которой он щеголял во время своего визита в мой дом. Разве что массивный кожаный пояс с серебряными распятиями куда-то исчез — видимо, почтенный экзорцист счел, что в стенах академии можно особо не рядиться и не сверкать церковной атрибутикой.
Вслед за отцом Григорием в аудиторию вошли двое крепких церковников-старшекурсников, волоча за собой огромный, окованный железом сундук. Судя по их натужному кряхтению, побагровевшим от напряжения лицам и вздувшимся на шеях венам, весила эта громадина никак не меньше тонны.
С оглушительным стуком водрузив сундук вертикально у дальней стены, церковники низко поклонились отцу Григорию и торопливо ретировались, будто боялись, что их привлекут к дальнейшей демонстрации в качестве подопытных или ассистентов. Экзорцист проводил помощников суровым, одобрительным взглядом и неспешно повернулся к притихшей аудитории, окидывая ее цепким, пронизывающим взором.
— Здравствуйте, дети мои, — пророкотал он, воздев руки в благословляющем жесте. Голос его, низкий и звучный, раскатился под сводами аудитории, словно гром небесный. — Сегодня наше занятие будет несколько необычным. Вам предстоит воочию узреть то, с чем придется столкнуться и бороться, вступив на нелегкий путь служения Господу и Отечеству. Ибо враг рода человеческого не дремлет и принимает самые причудливые, обманчивые обличья!
По рядам студентов пронесся испуганный, возбужденный шепоток. Многие нервно заерзали на скамьях, переглядываясь с опаской и плохо скрываемым любопытством. Я только скептически хмыкнул, всем своим видом демонстрируя равнодушие. Можно подумать, какой-то дешевый церковный фокус способен напугать или впечатлить истинного демона! Хотя, надо признать, отец Григорий мастерски нагнетал напряжение и обстановку, не хуже самого опытного трагика на подмостках провинциального театра.
— Итак, — продолжил экзорцист зловещим полушепотом, картинно воздев руки к потолку, — представляю вашему вниманию… одержимого!
С этими словами он молниеносным, отточенным движением откинул тяжелую крышку сундука. В аудитории воцарилась звенящая, гробовая тишина — такая напряженная и густая, что, казалось, ее можно резать ножом. Было слышно, как под потолком назойливо жужжит муха, словно издеваясь над всеобщим оцепенением.
А в следующий миг из зловещих недр сундука показалось ТАКОЕ, что у меня невольно отвисла челюсть. Даже Гром, кажется, заметно позеленел, побледнел и судорожно сглотнул, явно борясь с приступом тошноты.
Существо, представшее нашим изумленным взорам, лишь отдаленно, на самом примитивном уровне напоминало человека. Скорее, это был какой-то кошмарный гибрид. Иссохшее, скрюченное тело покрывали багровые, сочащиеся сукровицей язвы вперемешку с черными, источающими тошнотворную слизь струпьями. Конечности были вывернуты под немыслимыми, противоестественными углами, словно кто-то долго и со садистским вкусом ломал их, наслаждаясь хрустом костей и пронзительными воплями агонизирующей жертвы.
Но самым жутким и пугающим было лицо этого монстра — точнее, то, что от него осталось. Гниющий, кривой провал рта, из которого торчали обломки почерневших, шатающихся зубов. Зияющие дыры на месте носа и ушей, окруженные воспаленной, свисающей клочьями кожей. И глаза — два бездонных, пылающих инфернальным пламенем колодца. В этих глазах плескалось первобытное, неконтролируемое безумие вперемешку с нечеловеческой яростью — то самое безумие, которое и отличает настоящего одержимого от просто больного или проклятого смертного.
— Перед вами, дорогие ученики, классический одержимый третьего уровня, — торжественно возвестил отец Григорий. — На этой стадии подселенец, демон, окончательно подавляет личность своего носителя, полностью захватывая контроль над телом и разумом. Такие твари буквально не выносят солнечного света и святой воды, сообщаясь лишь с себе подобными на зловещем, потустороннем языке Преисподней. Именно в таком кошмарном, отталкивающем виде чаще всего и предстают простым смертным приспешники Нижнего мира.
Одержимый вдруг страшно, пронзительно взвыл, сотрясая стены и вышибая слезы даже у самых стойких студентов. В
