неужели из-за этого меня зарубят и не дадут пройти дальше?
И радостный ропот скоро сменился на недоуменное ворчание.
— Что же нам теперь, перед этим Айдыновичем выслуживаться придется? — спросил кто-то. — Чтобы дальше пройти? А если кто-то другой в немилость к нему попадет, он и его отправит домой, не смотря на достижения?
— Вон, Костарев без двух дней неделю ходит на тренировку, а уже прошел. И все потому, что друг этого Айдыновича, — поддержал другой.
— Задницу придется целовать змею этому, чтобы пробиться хоть куда-то, — добавил третий.
По толпе прошелся нехороший шорох. Ситуация становилась напряженной и это чувствовалось всеми. Радость победы была уже не такой приятной.
Кайрат Айдынович даже на мгновение перестал зачитывать фамилии и оглядел зал, пытаясь понять, почему воздух мгновенно наэлектризовался. Несколько десятков злобных взглядов колко встретили его, и он даже на некоторое время растерялся, обратно уткнувшись в бумажку.
— Где Герасимов? — раздался первый грозовой раскат из толпы.
— Кто это там сказал? — мгновенно переменился в лице Кайрат Айдынович и принялся внимательно смотреть на стоящих. — Кто это там сказал, я спрашиваю!
Ему не ответили и спросившего не сдали.
— За себя беспокойтесь, — злобно произнес Кайрат Айдынович. — А то и пересмотреть могу списки, и укоротить — итак слишком много людей вышло.
Это должно было утихомирить людей, но сыграло абсолютно противоположную роль. Толпа заволновалась еще больше. Все вдруг поняли, что положение их и победа — не стоит и выеденного яйца. Они вышли во второй тур лишь потому, что их просто не заметили, и они никому дорогу не перешли.
— А ну успокойтесь! — рявкнул Кайрат Айдынович. — Успокойтесь! Я еще не весь список зачитал.
Эта фраза утихомирила людей, они замолчали, но молчание это было таким, что готово было в одно мгновение перерасти в шторм.
— Герасимов, — с явной неохотой произнес Кайрат Айдынович. — Всё, всех назвал.
Меня он поставил последним, хотя всех зачитывал по алфавиту. Специально, чтобы заставить понервничать.
— Андрюха, молоток! — хлопнул меня по спине Костя.
Со всех концов зала начали выкрикивать:
— Молодец!
— Ура!
— Вот теперь по честному!
Не сразу я понял, что прошел первый этап. Все казалось, что фамилию назвали мою просто так, чтобы что-то сказать или обратиться. Но когда по плечу уже начали хлопать сразу пять рук, понял, что прошел отбор.
— А что со старшей группой? — спросил кто-то из толпы. — Где они?
Старшая группа — та самая, где занималась Леся, — отсутствовала на оглашении результатов полным составом, и вопрос был логичным.
— Это вас не касается, — грубо ответил Кайрат Айдынович. — Теперь о главном. Всех, кого я назвал, отобраны для прохождения двухмесячной подготовки в специальный спортивный лагерь. Два месяца — это не полный срок обучения. Это время, за которое вам нужно будет себя показать. По истечении двух месяцев мы отсеим половину из вас.
По залу прошелся удивленный ропот.
— Еще через два месяца — оставшаяся половина подвергнется отсеиванию. И так, пока не останется группа, которой и будет поручено главное задание.
— А школа? — спросил кто-то робко из задних рядов.
— На время обучения в лагере школа отменяется — необходимое распоряжение уже отдано. Вернувшиеся продолжат обучение и им нужно будет догонять сверстников. Те, кто останется… с ними решим отдельно. Для нас не решаемых вопросов не бывает.
Он хищно зыркнул на нас,
— Сейчас же все домой, собираться, — хмуро произнес Кайрат Айдынович. — Завтра ровно в восемь ноль-ноль, отсюда будут отъезжать автобусы в лагерь. Автобус никого ждать не будет, опоздавшие уходят обратно домой. Список вещей, которые необходимо с собой взять, весит на дверях. Ничего не забываем и не опаздываем, автобус ждать не будет. Всё, расходимся.
И широкими шагами покинул зал.
Толпа загудела. Начали обсуждать новости, потом потекли к двери, чтобы прочитать список.
Я же рванул прочь из зала.
До кинотеатра я добежал минут за восемь. Но там Леси не было. Я оббежал все, заглянул в каждый закуток, даже просочился в зал, осторожно осмотрел ряды, но девушку не нашел. Глянул на часы. Опоздал на двадцать две минуты. Не так много, но и не так мало. Не дождалась? Или что-то другое? Почему не было всей ее группы на собрании? Может, в этом кроется ответ? А может быть, вся их группа просто не прошла отбор и поэтому их не вызвали?
В любом случае свидание было сорвано, о чем я сейчас сильно сожалел. Все же нужно было идти сюда — информацию о том, что я прохожу на другой этап, могли сообщить и без моего участия.
Ох, как же глупо и убого я сейчас выгляжу в глазах Леси! Пригласил, а сам не пришел. Придурок. Даже в глаза стыдно будет ей посмотреть.
С этими невеселыми мыслями я двинул домой. Времени на сборы было очень мало, а мать даже не знает еще о том, что мне придется бросить школу и на несколько месяцев уехать из дома.
Но все оказалось куда более серьезней, чем я ожидал.
С порога никто не встретил, что было удивительно — мать обычно выходила в коридор и обменивалась парой фраз. Сейчас свет везде был выключен, и только в кухне горела неярко лампочка.
Я разулся, закрыл дверь. Хотел было пойти к себе в комнату, но чутье подсказало, что нужно заглянуть в комнату, где была мать. Она там оказалась не одна.
— Отец? — удивленно произнес я, видя знакомого человека, сидящим за столом.
Стол накрыт не был, и стоял лишь только стакан с водой.
— Андрей, — произнес отец.
Мать глянула на него, потом повернулась ко мне.
— Андрей, присядь. Нужно поговорить.
Эта фраза мне не понравилась, но я послушно сел на табурет.
— Что случилось? — осторожно поинтересовался я.
— Это мы у тебя хотели узнать, — с нажимом произнесла мать.
— Аня, я сам, — мягко произнес отец.
И повернулся ко мне.
— Андрей, что происходит?
— Вы о чем?
— Давай не будем ломать комедию.
Мне захотелось послать их куда подальше с этими глупыми разговорами, но я взял себя в руки, спросил:
— Может, скажете, все же что происходит, и о чем вы хотите со мной поговорить? Я не экстрасенс, чтобы предугадывать ваши мысли. Если же хотите и дальше делать то, про что сейчас сами говорили, а именно ломать комедию, то пожалуйста. Но уже без меня.
Это возымело действие. Гнев и раздражение родителей прошли.
— Андрей, — уже другим тоном произнес отец. — Ты попал в какие-то неприятности?
— С чего вы так решили?
— С того, что на меня вышли одни очень… важные люди, назовем их так и настойчиво попросили поговорить с тобой.
— И о чем же? — настороженно уточнил я.
— О твоем увлечении. Об альпинизме.
— И что в этом не так?
— Ты с кем-то в школе подрался? — вдруг сменил тему отец.
— Да, но причем тут это?
— Если бы я знал! — нервно хохотнул отец. — Может быть и не причем. Может быть все не причем. Но ты где-то вляпался не в ту историю. Я просто не знаю, что именно сейчас ты делаешь.
— А если бы немного больше интересовался сыном, то знал! — не упустила случая уколоть мать.
— Аня, перестань! Сейчас не время. Андрей, — отец вновь повернулся ко мне. — Ты можешь объяснить, что происходит? Я правда не знаю в какие игры ты ввязался, но те люди, что ко мне подходили, они не простые. Очень не простые. И они предупредили меня, чтобы я поговорил с тобой. Я просто хочу, чтобы с тобой все было в порядке. А те люди, — отец нервно сглотнул, — они могут сделать так, чтобы у тебя были проблемы. Большие проблемы.
— Господи!.. — выдохнула мать, закрыв лицо руками.
— Ерунда какая-то, — произнес я.
— Нет, Андрей, — покачал головой отец. — Не ерунда. Расскажи. Я прошу тебя. Ругать мы тебя не будет. Я пришел, чтобы помочь тебе. Мать сказала, что ты с кем-то подрался, Может быть из-за этого все эти непонятные намеки?
— Костарев, — произнес я. — С ним я подрался.
— Знакомая фамилия, — задумался отец.
— Они через улицу жили, — произнесла мать. — Помнишь, отец у него такой был, кучерявый?
— Да, точно, — ответил отец. И качнул головой: — Не то. Отец у него имеет должность, но не то. Что-то может еще?
— Больше ни с кем я не дрался, — хмуро ответил я.
— Тогда не понимаю. В кружке ничего не происходило?
Тут пришлось ответить не сразу, аккуратно взвешивая каждое слово.
— Ничего криминального не произошло. Был отбор в поход. Я его прошел. И завтра мы отправляемся…
— Куда направляетесь? — тут же всполошилась мать.
— В лагерь. Там будут тренировки.
— И надолго?
— На некоторое время.
— Насколько? — с нажимом спросила мать.
Говорить правду было
