На этот раз Шон Келли не пытался занять моё место, ирландец лежал на соломе, заложив руки за голову и смотрел в потолок. Ниггеры тоже ложились спать, но я порой замечал блеск их глаз в темноте. Они проследили за мной пристальными взглядами, удостоверившись, что я лёг на своё место.
В бараке, как всегда, висел густой смрад, исходивший от немытого человеческого тела, и я никак не мог привыкнуть к нему. Тошнота снова подкатила к горлу, но я хлебнул немного свежего воздуха из дырки под стеной и повернулся к ирландцу.
— Как тебе первый день? — спросил я столь тихим шёпотом, что сперва даже засомневался, услышит ли он меня.
— Паршиво, — так же тихо ответил он.
Я помолчал секунду. Точнее и не скажешь, если выбирать только из приличных выражений.
— Ты ведь беглый? — спросил я, имея в виду его клеймо на лбу.
— А то ты не видишь, — огрызнулся он.
— Откуда? — спросил я.
— Из Бристоля на Сент-Китс отправили, оттуда бежал, поймали, — хмыкнул Шон. — Узнал меня засранец один, продал, Иуда. Потом на Антигуа был, тоже сбежал, сейчас вот лягушатникам попался.
Неслабо его жизнь помотала. Но это и так было заметно.
— Неслабо тебя жизнь помотала, — сказал я.
— Ха! — громче, чем следовало, ответил Шон. — Тебя, думаю, тоже. Ни разу ещё здесь московитов не видал. Тебя вообще как на острова занесло?
— Долгая история, — раздражённо бросил я.
— Да мы вроде не торопимся, — сказал Шон.
Я помолчал. Русские тут не водились. Царю хватало земель в Сибири, и отправлять кого-то на другое полушарие неизвестно зачем, я бы тоже не стал. А значит, я буду непроизвольно привлекать внимание, чего мне бы не очень хотелось. Нужно либо прикинуться кем-то другим, либо придумать правдоподобную легенду. Только как её придумать, если я даже не знаю, кто сейчас сидит в Кремле?
— Знаешь, я не имею права тебе об этом рассказать.
— Ишь ты, — хмыкнул Шон.
— Будет лучше моё происхождение скрыть, — чуть погодя, сказал я. — Ты меня, кажется, англичанином называл?
— Да? У тебя говор не тот, чтобы англичанином прикинуться, — посмеялся Шон. — Да и если меня увидят в компании англичанина, мне придётся тебя убить. Вчера я просто тебя задирал. Мне сказали, тут англичанин спит, но я сразу понял, что ты не из Англии.
Я так и не понял, пошутил он или нет. Кажется, нет.
— На шотландский говор чуть похоже, но любой шотландец тебя в два счёта раскусит.
Мне почему-то вспомнилась старая шутка про то, что Айвенго на самом деле был русским витязем Иваном Гоевым.
— Ай, плевать. Пока мы на этой плантации торчим, никому нет дела до наших имён, — вдруг разозлился я, в первую очередь, на самого себя.
Я снова тратил время на бесполезные мелочи вместо того, чтобы заниматься настоящими делами.
— Я правильно понимаю, что... — тихо произнёс Шон.
— Да, правильно. Я хочу отсюда бежать. Ты со мной? — прямо спросил я.
Я всё ещё злился, и от этого малость позабыл об осторожности. Мои слова банально могли услышать ниггеры. Кто-нибудь из них наверняка понимал английский.
— Не боишься, что тебе тоже лоб заклеймят? — хмыкнул Шон.
— Нет, — соврал я. — По-твоему, лучше сдохнуть тут?
Клеймение пугало меня, но перспектива до конца жизни сапать землю и рубить лес, а потом умереть от побоев, истощения и недоедания, пугала меня гораздо больше.
— Эх, до моря далековато, — вздохнул ирландец. — Морем проще уйти.
Я даже примерно не мог представить, где на острове мы находимся. Я помнил только, что мы несколько часов ехали сперва до границы, а потом ещё несколько часов ехали на гаитянской стороне, пока автобус не слетел с дороги. Свои блуждания по лесу я помнил слабо, и был уверен, что дорогу назад в отель точно не отыщу.
— На испанскую сторону можно уйти, — предложил я.
Шон сделал вид, будто испускает газы.
— Ты думаешь, будто там по-другому? Слышал я, что там ещё хуже, — сказал он. — Мне туда дороги нет. С моим-то лицом.
И он был прав, во все времена встречают по одёжке. С клеймом беглого, в лохмотьях, заросшие, мы мгновенно будем схвачены. Но будь он одет в шелка и золото, никто бы и не посмел слова поперёк сказать, тактично стараясь не замечать уродливых шрамов.
— К буканьерам надо идти, — заявил Шон. — Они тут наверняка где-то есть, на острове.
— Где?
— Не знаю. На острове, — простодушно ответил Шон.
Я промолчал. В принципе, если раздобыть оружие, в лесу можно выжить и так. В армии мне приходилось довольно часто стрелять, почти каждую неделю. Местные ружья, конечно, далеко не «Калашниковы», но наловчиться стрелять я мог бы довольно быстро. Куда сложнее будет спать на голой земле и продираться через чащобу. Но в первую очередь, необходимо свалить отсюда, с этой плантации. Со всеми остальными проблемами надо разбираться по мере их поступления.
— Спалить бы тут всё к чёртовой матери, — процедил я.
— Это да, — зевая, протянул ирландец.
У меня тоже слипались глаза, а усталое тело требовало отдыха. Но я так давно ни с кем не беседовал по душам, что был готов превозмогать сон. Хоть и понимал, что завтра могу об этом пожалеть.
— Нужны ещё припасы в дорогу, — сказал я.
— Ага, — согласился Шон.
— Надо откладывать хотя бы по половине лепёшки. Прятать, — сказал я.
Крайне не хотелось урезать и без того скудный паёк, но это был единственный вариант.
— Негры сопрут, — возразил каторжник. — Да и если увидят, что мы хлеб прячем...
Аргумент действительно был весомый.
— Мы на Сент-Китсе рыбу ловили, когда сбегли. Прямо в ручьях, — сказал Шон.
Я представил вкус и аромат жареной рыбы и почувствовал, как у меня бегут слюни. Голод терзал постоянно, от него сводило брюхо и путались мысли. Я понял, что в последний раз ощущал себя сытым ещё в доминиканской гостинице.
— Ладно, давай не будет о еде, — попросил я, чувствуя, как урчит в пустом животе.
— Ага, — снова зевнул Шон.
— Завтра поговорим, — сказал я, и повернулся к стенке.
В этот раз я отрубился почти мгновенно, и, казалось, не успел я сомкнуть глаз, как тут же раздался зычный крик надсмотрщика, требующий от каждого немедленно встать и идти на работу. Я устало потянулся на слежавшейся соломе, пытаясь размять все затёкшие конечности и похрустеть суставами, но и это не вышло так, как я хотел.
— Вставай, чего разлёгся! — рявкнул надо мной надсмотрщик как раз в тот момент, когда я особенно сладко потянулся, и ткнул меня сапогом в бедро, на котором как раз оставался синяк от позавчерашнего удара палкой.
Я зашипел и съёжился, кое-как сдерживая рвущийся наружу мат, русский, английский и французский. Пришлось приложить все усилия, чтобы не ляпнуть лишнего. Это мы уже проходили. Рёбра у меня потом долго болели.
Пришлось встать, потирая красные от недосыпа глаза. Я бы не отказался от чашечки крепкого эспрессо, но здесь мне могли предложить только мешок пенделей, бодрящих ничуть не хуже.
Со стороны усадьбы доносился запах жареного мяса, от которого снова заурчало в животе, но я не смел даже надеяться на такую щедрость к рабам. Нас ожидала всё та же похлёбка, которую я бы постеснялся давать даже скоту. Но в этот раз хотя бы запах жареного мяса помог поскорее проглотить эту стряпню.
Рабская жизнь монотонна. Только появление Шона Келли хоть как-то разнообразило происходящее, но в целом — ничего нового, всё сливается в один бесконечный день, в котором есть только тяжёлый труд и несколько часов беспокойного сна, не приносящего никакого отдыха.
Но тот день сразу же начался с происшествия. Едва я успел затолкать в себя завтрак, как над плантацией раздался зычный крик Бернара Лансана.
— Побег! Ниггеры сбежали! — завопил он из другого барака, и меня охватило необычайное волнение.
Глава 5
Лансана, выводя рабов из барака, недосчитался троих. Он загнал всех обратно и пересчитал снова, но трое ниггеров как в воду канули, и Бернар закричал на всю плантацию, что они сбежали.
