Видимо, побеги здесь считались обычным делом, многие охранники даже бровью не повели. Некоторые, наоборот, даже заулыбались, предвкушая, как они будут наказывать бегунков.
Из казармы по одному вываливались заспанные охранники, по тревоге поднимали вообще всех, нас же, словно стадо баранов, согнали в центр, без зазрения совести поторапливая отставших прикладами и хлыстами. Некоторые бедолаги остались без завтрака, у некоторых его попросту вырвали из рук. Нас построили в кривое подобие шеренги, лицом к хозяйскому дому. Неподалёку от крыльца стояли закрытые колодки.
— Кто видел сбежавших, получит день отдыха и двойную пайку! — медленно и чётко произнёс месье Лансана, чтобы даже самый дикий негр мог его понять.
Рабы озирались и переглядывались друг с другом, не решаясь произнести ни слова. Вдоль шеренги ходили охранники с мушкетами, злобно посматривая на нас, в то время как ещё несколько охранников переворачивали вверх дном барак, из которого сбежали ниггеры.
Я же наслаждался бездельем, стоя в шеренге с закрытыми глазами. Армия научила меня спать стоя и спать на ходу, чем я сейчас и занимался.
— Что, никто их не видел? — фыркнул надсмотрщик, вразвалку прохаживаясь вдоль шеренги. — Или вы все соучастники побега и мне придётся вас наказывать?
Несколько негров тихо зашептались между собой, словно лёгкий ветерок прошелестел над пальмами.
— Молчать! — рявкнул надсмотрщик. — Кто хочет говорить — поднимает руку. Ты? Как твоё имя?
Я неохотно раскрыл глаза и осмотрелся. Вся шеренга смотрела на тощего негра, робко тянувшего руку вверх.
— Моя звать Одудува, масса. Одудува ночью видеть, как в барак копать яма, — безжалостно коверкая французскую речь, произнёс негр.
Негры возмущённо зашептались, переводя друг другу слова Одудувы.
— Молчать, я сказал! — прорычал Лансана, размахнулся хлыстом и ударил наотмашь, не глядя.
Один из негров завыл и упал на колени, закрывая ладонями рассечённое лицо.
— Иди сюда, Одудува, — почти ласково добавил Лансана. — Эй, Анри! Дай ему ещё баланды и отведи в барак, пусть покажет. Нет, сначала пусть покажет, а потом накормишь.
Затравленно озираясь по сторонам, Одудува покинул строй. Остальные ниггеры смотрели на него волком, и я чувствовал, что ночью его ждёт серьёзный разговор с соплеменниками, который Одудуве точно не понравится.
Анри Кокнар, подгоняя негра прикладом, повёл его к бараку, из которого доносился хриплый мат других надсмотрщиков.
Солнце начинало припекать, лениво поднимаясь в зенит, а мы всё так же стояли в шеренге, ожидая, пока беглецов найдут. Лаяли собаки, кричали охранники. На крыльце даже ненадолго показался хозяин плантации, но он только поглядел на происходящее, нисколько не скрывая своего презрения, и ничего не сказал. Зато месье Блез, его управляющий, носился по всей территории, как ошпаренный, раздавая свои ценные указания матом и криком.
Вскоре из барака вывели несчастного Одудуву, грязного, измазанного в земле с головы до ног, трясущегося как осиновый лист. Как выяснилось потом, негры вырыли подкоп, начиная от одной из лежанок. Одудуве приказали лезть в яму, но у него не получилось и он застрял. Его пинками погнали обратно в строй.
Одудува робко попытался напомнить про обещанное, но Бернар Лансана только рассмеялся в ответ. Несчастного ниггера поставили обратно в шеренгу, аккурат между двумя его соплеменниками, которые злобно посматривали на предателя, уже получившего несколько ударов по бокам.
— Ты! Иди сюда! — мясистый палец Бернара указал на другого негра, ещё более тощего, чем Одудува, практически мальчишку. — Анри, этот пролезет?
— Пролезет, — хмыкнул охранник. — Заставим, если понадобится.
Испуганного парнишку потащили в барак, и его провожали уже совсем по-другому, сочувствующими взглядами.
Я снова принялся спать стоя, пользуясь моментом. Из барака послышались сдавленные крики и звуки ударов. Видимо, негритёнок страдал клаустрофобией, и Кокнару пришлось его замотивировать.
Спустя несколько минут плачущий, вымазанный грязью мальчишка выбрался наружу за пределами барака, между двумя сараями, откинув дёрн, прикрывающий выход. В отличие от Одудувы, его всё-таки наградили дополнительной порцией, и теперь он, роняя слёзы в миску, сидел возле котла и набивал брюхо, стараясь не обращать внимания на завистливые взгляды остальных негров.
В сараях, рядом с которыми находился выход, естественно, никого не обнаружили. Только пыль, паутину, ряды мотыг, лопат и груды хлама. По следу попытались пустить собак, но те лишь громко гавкали, бегая по территории, и приносили больше сумятицы, чем пользы.
Рядом с этими сараями стояли телеги, загруженные сахаром, уже готовые к отправке, и Бернар Лансана, глядя сначала на собак, а потом на телегу, задумчиво почесал кончик носа.
— Разгружайте, — приказал он.
Мы понуро побрели к телегам, но после того, как самых нерасторопных угостили хлыстом, нам пришлось ускориться, и мы принялись скидывать мешки с сахаром прямо на землю. Я забрался на телегу, чтобы ловчее сбрасывать их на руки неграм, и после того, как я откинул несколько мешков, я увидел под ними негра, который уставился прямо на меня умоляющим взглядом. Я секунду помедлил, но потом покачал головой и откинул мешок, закрывающий его угольно-чёрное тело, понимая, что ничем не могу ему помочь, даже если промолчу.
— Молодец, англичанин! — осклабился месье Лансана.
— Чтоб ты сдох, чёрт помойный, — улыбнулся я, отвечая по-русски. Всё равно не поймёт.
Негр даже не пытался сопротивляться, когда охранники потащили его к колодкам, осыпая ударами прикладов.
Из двух других телег достали ещё двоих негров, а нас снова построили в шеренгу перед крыльцом. Беглецы стояли перед нами, серые, дрожащие. Они прекрасно понимали, что их ждёт. Мы все понимали, даже самые дикие из ниггеров.
Я смотрел то на них, полностью лишившихся воли к жизни, покорных судьбе, какой бы она ни была, то на охранников, торжествующих и улыбающихся.
На крыльцо снова вышел хозяин плантации, которого позвал месье Блез, но он только глянул на пойманных беглецов, что-то тихо сказал управляющему, и вернулся в дом.
В кузнице развели огонь, первого из негров закрыли в колодки. Он висел в них, словно изломанная кукла, как марионетка с обрезанными нитками.То, что он ещё жив, показывали только бегущие слёзы, рисующие неровные дорожки на его лице. Меня затошнило от осознания, что на месте этого ниггера могу оказаться и я. Невольно я посмотрел в сторону Шона, который хмуро глядел на несчастного негра и что-то тихо бормотал.
— Смотрите все! Эй, не спать, обезьяна черномазая! — крикнул Бернар Лансана. — Все смотрите! И запоминайте, что будет с каждым, кто попробует сбежать!
Беглецу вставили кляп, чтобы он не досаждал своими криками хозяину, из кузницы принесли раскалённое почти добела клеймо. Анри Кокнар надел кожаные рукавицы, схватил клеймо, похожее на уродливую кочергу, и аккуратно впечатал раскалённый металл в лоб несчастного беглеца. Тот замычал и забился в колодках, запахло палёным мясом. Я ненавидел себя в этот момент, не только из-за того, что именно я нашёл этого бедолагу, но и потому что от этого запаха желудок свело судорогой.
Все смотрели на этого несчастного ниггера с сожалением и сочувствием. Все, кроме охранников, которые радовались тому, как бьётся в колодках измученный негр. Кокнар убрал свою кочергу и унёс её обратно в кузницу, в угли.
— Дайте ему плетей, — произнёс месье Блез. — Раз пятьдесят, да смотрите не убейте. Эта скотина ещё поработает.
Пороть взялся Пьер Сегье, но, как мне показалось, без особого энтузиазма. Однако, мы всё равно дружно вздрагивали, когда кончик хлыста со свистом рассекал чёрную кожу. Сильнее всех вздрагивали два других беглеца.
Глава 6
Нас заставили смотреть всё от начала и до конца. Как беглецов клеймят раскалённым железом, как их бьют плетью, а потом оставляют лежать под палящим солнцем. Последнему из беглецов повезло меньше, в середине экзекуции Пьер Сегье заявил, что утомился, и плётку взял Бернар, а мы сразу же поняли, что Сегье порол их очень даже милосердно.
