Учителя преподавали следующие предметы: Г. П. Павский — Закон Божий, Ф. А. Жилль — французский язык, Альфрее — английский, В. А. Эртель — немецкий и польский языки, Э. Х. Коллинс — математику, А. Р. Рейнгольд — чистописание, А. И. Зауервейд — рисование, а другие еще гимнастику, токарное и слесарное дело.
После занятий отправлялся со своими одноклассниками на прогулку. Если занятия были в Павловске, то бегал с ребятами по аллеям, а если в Петергофе, то гоняли прямо на берег Финского залива, пока не звали на обед. Потом вновь была прогулка, причем уже не беготня, а чинное хождение, а после начиналась игра в мяч.
С 5 до 7 вечера вновь были уроки, причем чаще всего это было изучение Закона Божьего. Отец Павский, человек далеко не глупый, но явно фанатик от православия, хотел внушить мне «религию сердца» и сильно этим напрягал, оставляя периодически на дополнительные уроки. Считал видите ли, что я скрытен, хитер и не сильно в Бога нашего верю. Пришлось слегка над ним подшутить, а то бы замучил меня с этим православием до смерти. Во время одного из занятий, бормоча однотипные выражения, я ввел отца божьего в транс и внушил ему что во мне огромная сила скрыта божья, что де сам наследник должен учить, а не быть учимым святым таинствам. Это сейчас вводить в транс, гипноз, может любой дипломированный психиатр или просто обученный человек, но раньше о подобном и не знали. Выйдя из транса, Павский ошалело посмотрел на меня.
— Истинно ты сын божий, говорю, — и начал целовать мне руки, став на колени. Это меня слегка шокировало. Что-то перестарался я с этим трансом и только захотел отыграть назад, как зашел мой папенька и ошарашено смотрел на эту картину — святой отец у меня в ногах с блаженным лицом.
— Что тут происходит?
— Александр есть сын божий, ангел во плоти. Государь, склонитесь перед ним.
Ошалелый Николай вышел из кабинета. Павского сменили на молодого священника Василия Бажанова, часы закона божьего мне сильно сократили. Николай, посоветовавшись с моей маменькой, пошел на это, испугавшись что наследник станет священником, что недопустимо. Сам же Павский разносил молву о моем божестве так упорно, что его пришлось отправить на службу в далекий провинциальный монастырь, дабы не смущать народ. Архиепископа со встречей тоже завернули, заявив, что ребенок не должен пока сильно лезть в религию.
Николай I не был сильно религиозным человеком, но все же попытался уточнить ситуацию с главным воспитателем Ушаковым. — Что вы скажете о моем сыне, Павел Петрович в связи со всей этой ситуацией с Павским? — Не думаю, ваше величество, что Саша тот, кем его назвал святой отец. И это не только будет мое мнение. Учителя заметили за Александром небывалую силу характера, хитрость, ум, скрытность, лидерские качества и развитую речь. Он легко также идет на обман и манипуляцию, если ему это выгодно. Судя по всему, Саша как-то внушил святому отцу мысль о своей божественности. — Хм… Спасибо, господин Ушаков, за правду. Была у меня такая мысль, но отгонял ее. Сын тем более отшучивается по этому поводу, говоря, что он теперь Иисус. Заставляет нас Саша попотеть. Как вообще в таком возрасте можно иметь такие качества характера. Не всякий зрелый человек к такому способен. Следите за ним внимательнее, Павел Петрович. Чую, Александр может или стать великим деятелем, или великим преступником. Нельзя давать ему выбрать плохой путь. Это может отразиться на стране. — Да, ваше величество. Усилим контроль.
День мой обычно заканчивался часом гимнастики, иногда разрешали с ребятами идти в манеж. В восьмом часу был ужин. Вечером приходилось писать дневник, причем только мне, а не остальным ребятам. Якобы ведение дневника должно было приучить меня, как наследника, к анализу своих мыслей и поступков. По факту, конечно, это наглый обман, который бы, разумеется, сработал бы с ребенком, но явно не со мной. Что же делать? Сам виноват, так сдавать себя начал. Психологически тяжело постоянно лицемерить и притворяться. Что в той жизни, что в этой, — всегда на этом сыпался. Да, могу обмануть, схитрить где-то, но это вынужденно бывает или когда реально все допекает. Поэтому и не стал большим начальником в той жизни, — элементарно не могу легко прогибаться и постоянно лицемерить. Как-то надо с этой проблемой решать. Дальнейшие проколы подобного рода могут привести к ненужным вопросам. Есть в принципе вариант, в одной психологической книге вычитал, — представлять, что исполняешь роль актера, а для психологической разгрузки хобби найти какое-нибудь. Шпионов вроде бы так и готовят. Других выходов на данный момент не вижу.
Дневник в красивом сафьяновом переплете я заполнял старательно и очень развернуто. Писал как люблю моих папу и маму, как мне нравится учиться. Слащаво выглядело, но оказалось верным подходом. Воспитатели и родители явно успокоились, начитавшись моих записей. Дабы не потерять удобный канал влияния, через некоторое время стал также аккуратно и как-бы невзначай вписывать в дневник свои пожелания и якобы мечты о нужных мне мелочах, — то о том как бы неплохо было если меня начали учить стрельбе, о желании коллекции старинных книг и прочее. Судя по благоприятным откликам, — мой подход оказался весьма действенным.
В десять часов вечера обычно я ложился спать. Жуковский за полчаса до сна читал мне сказки на французском языке. В это время меня психологически отпускало. Я забывал, что вынужден быть в теле ребенка и постоянно себя контролировать, забывал, что потерял часть своей жизни. За окном Павловского дворца лучи заката освещали рощи лип и вязов, невдалеке текла красивая речка Славянка. Начало жизни Александра состоялось…
Глава 3
19 ноября 1825 года в Таганроге умирает после болезни Александр I. Наша семья узнала об этом одной из первых, прямо на службе в Большой дворцовой церкви. Трагическую весть передал отцу Милорадович. Николай подошёл к бабушке и опустился на колени. Службу прекратили. Весь Зимний дворец наполнился звуками рыданий и гулом пересудов.
На экстренно созванном собрании Государственного совета Николай предъявил свои права на престол. Был вскрыт пакет с документами, в которых указывалось, что Александр прямо передаёт права на престол Николаю. Такие же бумаги были привезены из Синода и Сената. Казалось бы, дело решённое, но вдруг петербургский генерал-губернатор М. А. Милорадович заявил, что эти документы не имеют юридической силы, так как Александр при жизни не издал соответствующий манифест. Нагнетая ситуацию, генерал заявил, что гвардия воспримет вступление на престол Николая как узурпацию власти, ибо есть ещё его старший брат Константин. Милорадовича поддержали виднейшие члены Государственного совета Д. И. Лобанов-Ростовский и А. С. Шишков. Председатель Совета П. В. Лопухин в этой ситуации вообще растерялся. Дело заходило в тупик.
Николай смотрел на генералов и чиновников, не понимая, как на подобное реагировать. В этот момент он ненавидел их и одновременно боялся, вспоминая дворцовые перевороты. Он знал, что ранее его старший брат Константин отрёкся от престола, но был вынужден всё равно присягнуть ему, понимая о возможных последствиях отказа. К Константину, находящемуся в то время в Варшаве, тем временем были отправлены курьеры. А брат Николая всё медлил с официальным отказом…
Отсутствие ясности в престолонаследии привело к бурлению в заговорщицких кругах. Члены Южного и Северного тайных обществ начали обсуждения о возможном захвате власти. Они хотели свергнуть самодержавие, крепостной строй и установить в России, как они думали «справедливый» общественный строй.
3 декабря пришло письмо от Константина к матери и Николаю, в котором он отказывался от прав на престол. Это, конечно, уже было явным издевательством, так как Константин не мог не понимать, что тут просто письма недостаточно. В Варшаву вновь помчались курьеры для получения соответствующего манифеста. Николай становился уже посмешищем, и, возможно, это и было целью его брата. Не любил он Николая, и в то же время не собирался занимать престол. Ранее Константин вступил в брак с польской аристократкой Жанеттой Грудзинской, а по закону престолонаследия после такого неравного брака его дети не могли получить корону. Не желая такого сумбура, он и отказался от короны, тем не менее подгадил он хорошо. Разговоры при дворе становились уже явно нехорошими, авторитет будущего государя падал. Николай дальше ждать не мог, и 12 декабря назначил на 14 число принятие присяги себе как новому императору.
