— Мы с тобой делали хорошее и нужное дело, — заявил Каховский. — При этом каждый из нас трезво оценивал собственные возможности. И всё было хорошо, пока ты ни полез спасать эту девицу.
— Я уже понял, что сглупил, — сказал я. — И раскаиваюсь в содеянном.
Зоин отец вздохнул, покачал головой.
— М-да, наломал ты дров, зятёк, — сказал он. — Хреново это. Очень хреново. Ремнём тут уже не поможешь.
Я не уловил в его голосе ноток иронии.
— Но я чувствую, — сказал Каховский, — что ты далеко не всё мне рассказал о своих видениях. И что ты ещё не раз поможешь советской милиции и советскому народу.
— В этом можете не сомневаться, дядя Юра, — сказал я.
Скрестил на груди руки.
— Это хорошо, — сказал Юрий Фёдорович.
Он задумчиво посмотрел на светящийся кончик сигареты — тот отразился в его глазах.
Я молча ждал продолжения разговора.
Зоин отец поёрзал в кресле.
— Михаил, — сказал он, — я не хочу, чтобы ты попал в жернова наших репрессивных органов. Понимаешь? Тем более, не желаю, чтобы ты угодил туда по ошибке — по твоей, в первую очередь, ошибке.
— Я тоже этого не хочу, дядя Юра, — заверил я. — И признаю, что накосячил со своим походом к квартире Оксаны Локтевой. Но повторю снова: девчонку я не убивал.
— Верю.
Каховский вновь задымил.
А я всё же сообразил: приоткрыл окно рядом с собой — сразу стало легче дышать.
— Моих следов рядом с убитой не было, — сказал я. — Не утверждаю, что их не найдут: понимаю, что найти можно всё и везде, если задаться такой целью.
— Я рад, что ты это понимаешь.
Каховский вздохнул.
— Дядя Юра, повода… или мотива, как вы говорите, для убийства у меня тоже нет. И кто убил девчонку — я даже не представляю. Но вот другие… интересные истории у меня есть — тут вы не ошиблись.
— По Великозаводску что-то вспомнил? — спросил Юрий Фёдорович.
Он деловито кашлянул.
Я не увидел — скорее представил, как Каховский сощурил левый глаз.
— Вспомнил, — сказал я.
— Расскажешь?
Я пожал плечами.
— Конечно, расскажу, дядя Юра. Но не сейчас. То дело подождёт.
Юрий Фёдорович тряхнул головой.
— Это понятно, — сказал Каховский.
Он посмотрел на меня.
— Ты правильно сообразил: я приехал к твоему дому не только для того, чтобы тебя пугать. Да я тебя и не пугал… пока. А просто объяснил тебе расклад, чтобы ты увидел свои перспективы.
— Хреновые у меня перспективы, дядя Юра. Я это понял.
Я почувствовал, что злюсь: не только на себя, но и на затягивавшего нашу позднюю беседу Каховского.
— Молодец, зятёк, — сказал Юрий Фёдорович. — Я знал, что ты здравомыслящий человек.
Он приподнял подбородок.
— Но сразу давай договоримся. Я помогу тебе выпутаться из этой заварушки. Но не за просто так. Взамен ты мне подкинешь интересную историю. Согласен?
Я пожал плечами.
Ответил:
— Это уже деловой разговор. Не вопрос, дядя Юра — сделаю.
— Но только историю не о том, что случилось где-то в Сибири или на Кавказе, — уточнил Каховский. — Хочу услышать от тебя информацию о наших делах. Как тебе, зятёк, такая сделка?
— Рассказ о взорванной машине на Суворовской улице вам сгодится? — спросил я.
Юрий Фёдорович встрепенулся, едва не выронил сигарету.
— Это когда такое случилось? — спросил он.
Я покачал головой.
— Пока ещё не случилось, дядя Юра. Но случится. Скоро, в октябре.
— Теракт? — сказал Каховский. — У нас?
— Ну, почему теракт, — ответил я. — Простое заказное убийство. Но только при помощи самодельной бомбы.
Майор советской милиции выругался.
— Рассказывай, — потребовал он.
— Дядя Юра, октябрь ещё не наступил, — сказал я. — А ваши стажёры явятся в школу уже завтра.
Каховский шумно вздохнул.
— Ты прав, — сказал он. — Явятся. Вот только ты, зятёк, завтра в школу не пойдёшь…
— Почему это?
— Я обещал, что помогу тебе…
— Это и есть обещанная помощь? — спросил я. — Дядя Юра, вы предлагаете мне спрятать голову в песок? Ну… не знаю. А какой в этом смысл? Так я только оттяну неизбежное. Подружки Локтевой меня всё равно увидят: не завтра, так послезавтра…
— Да помолчи ты!.. — сказал Каховский. — Дослушай.
Он указал на меня сигаретой.
— Разумеется, они тебя увидят, — сказал Юрий Фёдорович. — И обязательно сообщат об этом мне в отдел. Но это будет уже другая история. Случится она не на глазах у всей школы, что для тебя тоже немаловажно. А после опознания девицами проверкой твоей причастности к убийству Локтевой займусь я — лично. Понимаешь?
— Не совсем, — сказал я.
Прикоснулся к кончику носа тыльной стороной ладони.
— Это потому, что ты не видишь пока всей картины.
Каховский вновь ткнул сигаретой в мою сторону.
— Завтра утром ты пойдёшь не в школу, — сказал он. — А отправишься по адресу: улица Первомайская, дом тридцать семь, квартира три — к Фролу Прокопьевичу Лукину. Генерал-майор уже будет тебя ждать: я договорился с ним, что ты явишься. Фрол Прокопьевич пообещал напоить тебя чаем…
Я расхотел зевать; выпрямил спину.
— Юрий Фёдорович! — сказал я. — Мы ведь с вами договаривались!..
— О чём мы договаривались⁈ — не позволил мне продолжить Каховский. — О том, что ты будешь совать свою голову в петлю, а я стану её вытаскивать? Или о том, что я с твоей подачи полезу в дела, за которые можно запросто схлопотать от начальства по шее?
Он развёл руками, хмыкнул.
— Ну, прости зятёк: я не созваниваюсь с министром внутренних дел Белорусской ССР. А без его одобрения дело твоего Михасевича не сдвинулось бы с мёртвой точки. А вот Фрол Прокопьевич за пару дней добился того, что Виктор Алексеевич Пискарёв взял дело твоего витебского серийника под свой личный контроль.
Каховский указал пальцем вверх.
— Такое не случается, как ты понимаешь, по просьбе никому не известного провинциального майора милиции, — сказал он. — Чтобы Пискарёв решился ворошить грязное бельё в своём министерстве, ему должны были позвонить с самого верха: как бы ни из ЦК КПСС. Чувствуешь масштаб событий?
Юрий Фёдорович затянулся сигаретой.
— А Фрол Прокопьевич всё это провернул, — сказал он, выпустив струю дыма в окно. — Назначили даже нового начальника УВД Витебского облисполкома. Это после того, как следователь по особо важным делам прокуратуры БССР объединил схожие дела об убийствах женщин в Витебской области.
Каховский вновь взглянул на меня.
— Я как узнал обо всех этих движениях в Белоруссии, — сказал он, — сразу вспомнил твои слова о десанте из Центрального аппарата МВД СССР, что мог высадиться у нас в городе после убийства генерал-майора. Да уж. Знатно бы они встряхнули нашу богадельню. Пронесло.
Я услышал, как Зоин отец хмыкнул.
— Так что не сомневайся, зятёк. Если Фрол Прокопьевич скажет, что ты вчера весь день пересаживал вместе с ним кактусы — подозрения с тебя снимут. Даже если не только подруги убитой, но и все жильцы того дома на тебя укажут пальцем. Ни к чему, кроме как к обвинению в лжесвидетельстве и сговоре в преступных целях, их слова не приведут — это я тебе обещаю.
Юрий Фёдорович вновь продемонстрировал мне на фоне окна свой «римский профиль».
— А разве кактусы пересаживают не весной? — спросил я.
— Вот завтра ты у генерал-майора сам это и спросишь, — сказал Каховский. — Уж о кактусах он любит поговорить — в этом я убедился. Многое о них узнаешь. А ещё наслушаешься о космосе и авиации. Только о войне его не спрашивай: Фрол Прокопьевич не любит о ней вспоминать.
К профилю Зоиного отца приблизилась сигарета — «римский» нос выпустил в лобовое стекло две струйки дыма.
— Что вы рассказали Лукину обо мне? — спросил я.
— Ничего такого, — сказал Зоин отец.
Он повертел кистью руки.
— В Москве тебя пока не ждут — об этом не переживай, — заверил Каховский. — А в Московском кремле всё ещё не расписывают, в какой очерёдности члены ЦК КПСС будут пожимать тебе руку. И даже чеками из «Берёзки» тебя соблазнить не попытаются.
