Конечно, не все годились для выездной работы. По мере обучения детей проверяли, отбирали и разделяли. Кто-то шел в чернильники, кто-то — в обслугу: кучера, конюшие, оружейники… Орден не любил брать людей со стороны, и так слишком много было желающих влезть в его тайны.
Оставшихся прикрепляли к опытным граничникам, и те по итогу решали, куда отправить подопечных: к Стрелам или к Молотам. Хотя Молоты постоянно вступали в бой с теми чужаками, что приходили в этот мир с оружием и недобрыми намерениями, но чаще гибли именно Стрелы. Ведь Стрелы первыми откликались на зов, первыми сталкивались с попаданцами, выискивали их следы, доказывали иномирность или, наоборот, оправдывали. И гибли. От неведомых хворей, от пули или ножа, от чуждой магии, от разозлившихся родственников или от топоров крестьян, попавших под влияние иномирца.
И Карницкий не мог решить, кем ему стать. С одной стороны, быть Стрелой — это почетно, туда берут лучших: умных, сдержанных, терпеливых и расчетливых. Кроме того, верхушка Граничного Ордена состоит из бывших Стрел, а значит, возможен должностной рост. С другой стороны, ни Карницкий, ни его отец не рассчитывали, что Адриан сумеет добраться до этого выбора, полагали, что он, в лучшем случае, станет чернильником.
Марчук дочитал отчет до конца, макнул железное перо в чернила, подождал, пока стечет жирная капля, и с напряженным лицом поставил нехитрую подпись. Карницкий каждый день видел такие же рожи у своих сокружников. Бывшие крестьяне будто не доверяли своим новым умениям и всякий раз облегченно вздыхали, доведя письмо до конца.
— Отдай Корнею и отдыхай. Наш черед завтра только, — буркнул Аверий и снова уткнулся в бумаги.
Передав отчет, Карницкий прошелся по коридору первого яруса сначала в одну сторону, потом в другую, заглянул в комнату, где сидели за чаем Стрелы и ждали вызова, каждый со своим подопечным. Адриан поздоровался со старшими, кивнул младшим, своим сокружникам из питомника. Те еще ни разу не ездили на дело, устали целыми днями попусту сидеть в приходном доме, потому с радостью вцепились в Карницкого и завалили того вопросами. Конечно, в питомнике много говорили о попаданцах, да и Стрелы тоже делились опытом, но младшим хотелось услышать рассказ ровесника, который впервые встретил чужака.
— Ну, чего там? Слышал, плёвое дело было, — с нарочитым равнодушием спросил Млад Заяц.
Млад был из городских, поначалу в питомнике задирал нос и дразнил крестьян, а потом появился Карницкий, барчук. Перед барчуком хвастаться сапогами ведь не станешь! Особенно когда тот прибыл верхом на такой лошади, за которую можно отдать годовой урожай приличной деревни. Словом, не заладилась дружба у Зайца и Карницкого. Не раз они валяли друг друга в пыли, не раз сходились позади бани, чтобы почесать кулаки. И Адриан до сих пор улыбался, вспоминая удивленную рожу Зайца, когда тот понял, что барчук не только читать и писать умеет.
— Как по учебнику, — кивнул Адриан. — Попал случайно, в своем теле, вышел к деревне, его закрыли в жарник. Сам признался, что из другого мира, обещал научить нас наукам разным.
— И что, убили его?
— Ага. Марчук стрельнул из арбалета, а потом сожгли.
— Странный он, Марчук. С арбалетом всё ходит, хотя уж давно все на пистоли перешли, — усмехнулся Заяц и посмотрел на свой мешок, что лежал неподалеку. Тоже, поди, не мог налюбоваться на новенький пистоль, что выдали в Ордене.
— Молчал бы, — приоткрыл один глаз его старший, чьего имени Карницкий пока не знал. — Вот вернешься со стольких же выездов, как Марчук, тогда сможешь рот открывать. А ты, парень, лучше иди, отдыхай. Болт редко когда впустую отсиживается.
Адриан вежливо откланялся и вышел.
Он боялся себе признаться, что не хочет оставаться один. Снова. Хватило трех дней отсидки в пустой каменной темнице за городской оградой, где ни книг, ни людей, ни прогулок, только еда, подаваемая через окошко на двери, ведро в углу да чернила с бумагой. Не зря в Ордене ходила шутка, что Стрелы и Молоты за убийства просиживают в тюрьме треть жизни. Собственно, там Карницкий и доделал отчет, потом переписал его раз семь, вспоминая детали, попаданца и его слова. Спустя три дня к нему пришел орденский лекарь, осмотрел глаза, язык, кожу, в том числе и в срамных местах, напомнил, что нужно докладывать о любом недомогании, и лишь после этого разрешил вернуться в город.
Больше всего в те три дня Карницкому хотелось выпить. Да что там выпить? Надраться до полного беспамятства, чтобы забыть глаза того мальчишки, забыть его имя, радость в его голосе… Неужто отныне всегда при слове «попаданцы» перед глазами будет вставать Женя Сомов? Лучше бы вместо него был воин с оружием, или какое-нибудь чудище, или хотя бы безъязыкий, чтоб не понимать, что он болтает.
В питомнике их готовили к этому, говорили, что многие попаданцы не виноваты в переходе, не хотели оставлять свой мир, но это не должно останавливать орденцев.
— Каждый из вас на себе испытал, что бывает, когда они приходят сюда. Неважно, случайно или нарочно. Ваша задача — остановить их. Навсегда.
Только у безликих прежде попаданцев теперь появилось лицо, лицо Жени Сомова.
Как ни странно, помог отчет. С каждым переписыванием воспоминания становились дальше, уходила яркость, почти развеялся запах горящего дерева и жареного мяса, словно живые события подменялись пустыми словами.
* * *
Утро началось со стука в дверь.
— Карницкий! В приходный дом! — послышался строгий голос Марчука.
Адриан с трудом оторвал всклокоченную голову от подушки, нащупал отцовские часы, открыл крышку и уставился на стрелки. Не сразу он сумел разобрать, который час. Уже пора! Зря он вчера столько выпил. Но сокружники притащили помимо вина какое-то новое пойло. Жидкий огонь, а не пойло. От нескольких глотков у Адриана закружилась голова, в животе вспыхнул пожар, а язык внезапно перестал слушаться… Ох, сколько же он вчера наболтал! Будто бы вместо перепуганного мальчишки-попаданца в жарнике сидел мужик с косую сажень ростом, будто бы он наставил на Карницкого и Марчука амулет и хотел высосать из них души. Там была и пальба, и перепуганные девушки, и безумная погоня по лесу. Кажется, Адриан вмешал в свой рассказ всё, что вспомнил из прочитанных в детстве романов про чужаков.
Надо будет проверить это пойло. Кто его придумал? Явно же не обычный человек, наверное, попаданец какой-нибудь. Пусть орденцы проверят, откуда оно взялось.
В колчанную Карницкий пришел с опозданием, тяжело плюхнулся на лавку, налил себе горячего чаю с лимоном и принялся прихлебывать его маленькими глоточками. Отец бы за такое пренебрежение столовым этикетом голову оторвал, но питомник многое поменял в барчуке.
Только сейчас Адриан понял, почему эта комната называется колчанной. Да потому, что именно здесь Стрелы ждали вызова.
Марчук сидел, уткнувшись в «Ведомости». Другой Стрела дремал, откинувшись в кресле. Млад Заяц подмигнул Карницкому, но заговаривать не стал, опасаясь потревожить сон своего старшего.
Вот так зачастую проходили недели: бесцельное ожидание вызова, высиживание в колчанной или на квартире. Если сейчас кто-то уедет, то сюда тут же позовут запасного: в колчанной всегда должны быть наготове две Стрелы. Если вызовут снова, тогда придется выдергивать отдыхающих. Если же Стрелы закончатся вовсе, тогда на дело отправятся Молоты, а их в Старополье десяток.
В питомнике говорили, что лет пятнадцать назад близ городка Бирюч вдруг появилось много чужаков, и на местных орденцев посыпались вестники из окрестных деревень. Вскоре в Бирючевском отделении закончились все Стрелы и Молоты, и Орден начал отправлять обслужных-сервиентов и чернильников, послал запрос в соседние города, даже командор Бирюча вынужден был выехать. После Орден узнал, что случился крупный разовый прорыв, только чужаки почему-то разбежались в разные стороны и потом несколько дней подряд вылезали изо всех щелей, тревожа крестьян. Хорошо, что в тот раз попаданцы были не агрессивными, и их быстро уничтожили. Потому что бывало всякое…
