— Болиголова, Заяц! Вызов! — в дверь заглянул чернильник.
Ну да, раз Марчук с Карницким недавно были на выезде, сейчас они вторые в очереди.
Млад радостно улыбнулся, еще раз подмигнул Адриану, схватил мешок с пистолем и прочим скарбом, выскочил из колчанной. Через несколько минут в комнату вошел другой Стрела со своим подопечным.
Карницкий допил чай, пробежался глазами по «Ведомостям», побеседовал с сокружником, подремал немного и уже задумался, чем займется вечером, как в колчанную заглянул тот же чернильник.
— Марчук, Карницкий! Вызов!
Второй за день! Многовато.
Адриан вдруг понял, что не может встать. Ноги не слушались. Перед первым вызовом он прямо-таки рвался на дело, не мог усидеть на месте, даже злился на Марчука за его холодность и равнодушие. А когда их всё-таки позвали, Адриан готов был на своих двоих бежать к железной станции, не дожидаясь упряжки. Сейчас же его охватил страх. Почему? Ведь ничего страшного тогда не произошло. Всего лишь мальчишка. Безоружный, растерянный, голодный. Так почему же?
И тут он понял.
Потому что теперь он точно знал, что попаданцы существуют. А значит, и все истории про них тоже правдивы. Можно много лет слушать байки про леших, болотников и прочую нечисть, но пока не столкнешься с кем-то из них взаправду, они будут лишь частью сказки. А стоит лишь раз увидеть упыря, и сказка вмиг превратится в кошмар.
Вот и Карницкий только сейчас уразумел, что всё — правда. И он может умереть взаправду. От неведомой хвори. От чуждой магии. От неприметного оружия, которое может вовсе не походить на пистоли или мечи.
— Карницкий! — окрикнул его старший. — Идем. Сумку не забудь.
Сумку! Адриан ухватился мыслью за сумку и за пистоль, что в ней лежал.
Кто сказал, что он непременно должен умереть? Аверий Марчук вон давно уже в Стрелах и ничего, до сих пор жив и здоров, с двумя руками и на двух ногах. Кроме того, Карницкий и сам не так уж слаб, помимо пистоля у него есть амулет Ордена с защитой против магии и еще один, купленный отцом за большие деньги, что оборонит против всего, хоть только один раз. Ну и Адриана ведь не просто так послали к Стрелам. Учителя в питомнике что-то ведь увидели, раз решили, что он способен к такой работе, а значит, он сможет. Должен суметь.
В присутственной комнате, которую орденцы между собой называли салоном, ходил встревоженный мужчина, по виду из зажиточных крестьян, и отвечал на вопросы чернильника.
— Да, двое зайцев, вашбродь. Две тушки. Не дохлые, а убитые, придушенные. Тогда мы и смекнули, что это неспроста.
— А чего же после пропажи штанов не смекнули? — удивился чернильник.
— Ну, мало ли чего. Вдруг Михась проспорил или детишки балуют. Или с каторги кто сбежал и украл! — озарило мужика. — Но чтоб взамен зайцев подкладывать… Чужак это, не иначе, вашбродь.
— Сами искать не пробовали? Вдруг малахольный какой-то или прохожий, что поистрепался в лесу?
— Мы по укладу, как положено! — напрягся мужик. — Чудно́е? Вот оно, чудно́е. А самим его хватать, не приведи Спас, лихоманку подхватишь! Мы и зайцев тех спалили. Или я зря поспешал, лошадь гнал? А ведь у нас всё по укладу: и жарник стоит, и кашу туда носим, и за людями глядим. А вы в отказ?
— Никто тебе не отказывает, негораздок, — сказал Марчук. — Деревня какая?
Ответил чернильник:
— Верхний Яр. Тут, в дне пути всего. Но придется на лошадях, там станции нет.
— Кто в деревне подсказать сможет?
Мужик стащил шапку, почесал затылок.
— Да сын мой, Лешко. Токма вы его там приструните, а то он давно на чужака хочет поглядеть, в Орден ваш рвется.
Карницкий кивнул. Теперь понятно, почему в город приехал не юнец какой, а солидный мужчина в летах, попросту побоялся отпустить сына. Чтоб не сбежал по глупости. Надо будет сказать парню, что он сможет попасть в Орден, только если его семья перемрет от руки того чужака. И спросить, готов ли Лешко к такой плате.
Карницкий Адриан
Дело об украденных штанах и двух мертвых зайцах. Часть 2
Возчик с почтовой станции хоть и вез куда следует, но как начал стенать и жаловаться с самого начала, так и не замолкал.
— Вашбродь, мож, повертаемся? Куда ж это годится — ехать на ночь глядючи? А если, не приведи Спас, волки?
— Отобьемся. Езжай давай, — в который раз ответил Марчук. И тихо добавил: — Вот же гузыня(1)!
— Так ведь спутаю дорогу по темени, завезу невесть куда. Вашбродь, а если лошадь ногу сломит? Они ж государевы! С меня ж три шкуры сдерут за лошадок, вашбродь.
— Фонарь повесишь! Который по уложению о почтовых станциях должен быть!
Орденский кучер довез лишь до второй станции, где Марчук взял двуконную бричку с возчиком. Как ни уговаривал почтовый начальник, Стрела не согласился остаться на ночь и потребовал отправиться тотчас.
Карницкий не понимал, откуда такая срочность, ведь они даже не были уверены, что в Верхнем Яре и впрямь попаданец. Может, шутит кто?
— Отобьемся… — продолжал ворчать возчик. — Кнутом, что ли, отбиваться? Тут волки громаднющие, как напрыгнут, как перервут глотку-то… Да и что за нужда растакая — ночью через лес ехать? Помирает кто? Да коли и так, разве что поделаешь? Спас даст — выживет.
— Орденские мы, — не выдержал его бубнежа Карницкий. — Чужак там объявился.
Мужик чуть с ко́зел не сверзился — так шею выворотил, чтоб на своих седоков взглянуть. Сотворил Спасов знак и подхлестнул лошадей, переводя тех с шага на легкую рысь.
Марчук укоризненно покачал головой:
— Зря, Карницкий. Не стоит прежде времени людей пугать, теперь ведь слухи пойдут всякие.
— Зато хоть с места тронулись, а то еле шли. И, Аверий, — Адриан замялся, всё ещё не привыкнув называть старшего по имени, — зачем нам торопиться? Никто ж его не видел. Я полагаю, там бродяга или отшельник.
— Тогда подумай еще. Человек вроде бы опытный, в лесу выживает, зайцев ловит, но к людям не выходит. Почему? Если наш, так знал бы, что убивать его не будут. Отсидится в жарнике, поговорит с нами и пойдет дальше. Этот не выходит. В лесу он уже долго, иначе б штаны с рубахой не крал, знать, истрепалась одежка. И мужик тот прав: наши бы взамен краденого ничего оставлять не стали. Нет, это чужак, к тому же умный и осторожный. Не как прошлый…
— Сомов. Женя Сомов, — тихо подсказал Адриан.
Марчук взглянул на бледное лицо подопечного и взрыкнул:
— Ты это, Карницкий, брось! Ни к чему помнить их имена. Никто их сюда не звал и добра от них нет! Зло одно! Лучше сказывай, как в питомник попал. Кто из твоих погиб?
— Матушка. И ее сенные девки, и кухарки обе, лекарь наш… Вся челядь в доме.
— А отец?
— Батюшка в отъезде был, на месяц в Белоцарск уезжал. Говорит, вернулся, а сельчане перепуганы, в дом боятся идти и его не пускают, мол, смерть там, злой Са́тан покуражился. Отец их кнутом разогнал, вошел, а в доме вонь несусветная. Тогда червень(2) стоял, жарко, вот мертвые и засмердели. На коврах засохшая рвота, юбки у девок запачканы… кишечными испражнениями. Матушка лежала в спальне в чистом, скорее всего, она первой испустила дух, и слуги успели ее и помыть, и переодеть, прежде чем сами слегли. А меня нигде нет. Батюшка пробежался по комнатам и нашел меня в детской, дверь была закрыта на ключ. Он ее выломал, а там я, живой, но слабый. Мне тогда пять лет исполнилось всего. Ночной горшок переполнен доверху, смрад стоит, по полу разбросаны обсосанные и плесневые куски хлеба, кувшин перевернут и уже давно — вода-то высохла. По-видимому, я пытался попить да не удержал, опрокинул. Батюшка говорит, мама испугалась, что зараза на меня перекинется и закрыла в комнате с едой и водой, может, уже не соображала толком, а может, думала, что вылечится. Я ведь сызмальства болезненный был, всякая хворь, что обычно у детей сама за день-два сходит, ко мне прилипала надолго. Потому отец нанял лекаря, да не какого-нибудь травника деревенского, а ученого, из Белоцарска. Лекарь тот умел и кровь пускать, и пиявок ставить, мази варил вонючие, хотя с той заразой не совладал, тоже скончался.
