В глазах у меня потемнело, в ушах зашумело, как от сильного ветра. Я моргнула, прогоняя это состояние, и…
— Ничего? — с удивлением произнесла я, оглядываясь.
В темноте ночи я стояла все в той же комнате. Меня окружала та же мебель. В полумраке даже шкаф, перенесенный Бъёрном, был на месте.
Только вот…
— Адель! — в совершенном восторге выдохнул Карл, оглядываясь по сторонам и поднимая свой фонарь повыше. — Ты видишь?!
— Нет, — тупо ответила я, оглядываясь по сторонам.
— Это не та же таверна! Это другая, точно такая же, но не та!
Вот те раз!
Ноги мне отказали, я очутилась сидящей на полу.
Сердце колотилось, в голове шумело от сильнейшего стресса.
Потому что Карл был прав!
Его фонарь освещал кровать — но кровать была застелена старыми, выцветшими шелками, накрытая огромным балдахином.
Витражное окно без решеток, покрыто пылью.
На полу роскошный ковер. Даже годы не смогли стереть сочность красок с него.
Стены, которые в нашей таверне были серыми, каменными, отштукатуренными, тут были оббиты шелковыми обоями. Узоры с крыльев ночных серебристых бабочек украшали их.
Каминная решетка была изящной, словно сплетение ветвей в лесу.
В камине все еще лежала остывшая зола, а рядом с ним — несколько иссохших поленьев, источенных жуками. Будто хозяин вышел, но хотел вернуться… однажды.
— Это дом твоей матери, думаю, — тихо произнесла я. — Она отсюда пришла в наш городок и выстроила такую же таверну. Зачем-то.
— Наверное, — дрожащим голосом произнес Карл, рассматривая в свете своего фонарика комнату так, словно она была пещерой с сокровищами. — Смотри, как здесь все устроено! С каким тонким вкусом!
— Да, красиво, — согласилась я. — Очень печально, что она отсюда ушла и погибла, как… как глупый серебристый мотылек.
— Да, — согласился Карл, сглотнув ком в горле. — Ну, пойдем, посмотрим, что это за место?
И мы пошли.
Странное это было ощущение. Словно гуляешь по своему сну.
Вроде, все то же самое, но и не то. Касаешься стены — а она блещет серебром и золотом обоев и шелка. Гладишь знакомые перила, а они полированные, тонко пахнут сладким сандалом.
Кухня украшена нарядными тарелками, печь в изразцах. В стенах поблескивают плитки из цельных прозрачных зеленых камней, полы выложены смальтовой мозаикой.
Тут однозначно никто не был уж давно.
Утварь была засыпана пылью.
Но это место, этот дом был когда-то любим. Тут все подбиралось с любовью, с тщанием. Тарелки и миски, блестящие сковороды и ковры…
— Так вот твое настоящее наследство, — произнесла я. — Смотри, Карл: вот на стене завещание!
Оно висело в рамке и гласило то же самое, что и то, что прятал подлец папаша Якобс. За исключением последней строчки.
— «Моим врагам никогда не владеть этим домом и его богатствами», — прочла я. И эти слова отозвались грозным лязгом оружия древних воинов в моих ушах. — «Те из них, кто осмелится переступить границу этого дома, погибнут. И не смогут завладеть ни единой монетой. Эльфийская сталь отомстит за меня. Эльфийская кровь пропуск в этот дом»… Так твоя мать была эльфийкой, Карл?!
— Я… я не знаю, — развел Карл руками.
— Но ты не помнишь в ней никаких особенностей?
— Нет. Мне она казалась такой же матерью, как и все прочие, — тихо ответил он. — Только красивее всех и всех добрее. Может, она была полукровкой. Поэтому и пошла к людям.
Я испуганно оглянулась.
— В любом случае, мне лучше отсюда убраться, — сказала я. — У тебя, может, эльфийская кровь есть, а во мне — нет!
— Но разве ты слышишь, как за тобой идут грозные мстители? — удивился Карл. — Я нет. Все тихо. Может, эти слова вообще были написаны для моего папаши, чтоб его отпугнуть. Давай посмотрим, что это вообще за место такое, где выстроен этот дом!
Отпугнуть?
Да как бы не так!
Я была более чем уверена, что Якобс очень боялся мести эльфов за жену. Была ли она эльфийкой или полукровкой — неважно. Он сам насыпал горсть золота, чтоб закрыть проход. Он сторожил его, смотрел, чтоб никто не разорил его тайник. Поэтому и запирался на замок.
Но я-то не Якобс.
Да и Карл тянул глянуть, что там снаружи.
А я была так потрясена, что не смогла воспротивиться.
И вот мы вышли к дверям таверны, и Карл привычным движением сдвинул засов.
В лица нам ударил свежий ветер, лепестки цветущих деревьев засыпали глаза.
— Весна! — произнес Карл, вдохнув аромат цветущих деревьев.
— Белый Город! — изумленно воскликнула я, осмотревшись кругом.
***
Белый Город был тих, светел и поражал своей красотой.
Весна тут давно наступила. Деревья обильно цвели розово-белым цветом. Лепестки устилали мозаичную мостовую, словно снег. Ветер играл с ними, и тогда аромат цветения плыл над землей.
Мостовая под ногами была выложена разноцветной смальтовой мозаикой. В свете фонарей дорога под ногами блестела, как змеиная шкура. И узоры заплетались на ней так же причудливо, как на змеиной спине.
Таверна Карла оказалась стоящей на огромном мосту, над широким местом над рекой. Домики, стоящие рядом с ней, были нарядные, пряничные какие-то. С разноцветными крышами и с теплыми огоньками в окнах.
Только в окнах нашей таверны не горели огни…
Не зря говорят, что в Белый Город не проникнуть так просто.
Стоило нам сделать шаг по смальтовой мостовой, разинув от изумления рот, как откуда ни возьмись набежали эльфы-стражники, наставив на нас с Карлом пики. Словно мы были преступники.
И еще один эльф, в светлых одеждах, здорово похожих на серебристые доспехи, в шлеме, скрывающем чуть не все лицо, прискакал на сером, в яблоках, жеребце.
— Вы кто такие? — грозно воскликнул он, натягивая поводья. — Как попали сюда? В Белом Городе нельзя быть случайным людям. Есть у вас приглашение от жителей этого города? Есть их согласие на то, чтоб вы жили здесь?
Мы с Карлом прижались друг к другу, озираясь.
Да, у нас не было ни шанса затеряться в толпе, если б нам вздумалось провернуть такую штуку. Здесь и лица у людей — то есть, у эльфов, — были другие, и одежда. Уши вон торчат из-под белых прядей длинны жемчужно-сияющих волос.
Простые стражники, а одеты добротно. Словно богачи из нашего города. Хорошие куртки, крепкие сапоги.
Но больно уж лица неприветливы…
Однако, Карл не растерялся.
Что за дух героя поселился в его тощеньком, нескладном теле?!
Он бесстрашно выступил вперед, заслонил меня собой, и даже руки растопырил — наивно, по-детски, так, как ребенок защищал бы свою мать.
— Я вернулся в дом своей матери! — смело выкрикнул он. — Из города людей. А эта девушка со мной! Она моя помощница! Мой друг! Это хороший человек, правда! Сгодится мое слово и мое согласие для того, чтоб она могла тут находиться?
Эльф молча осмотрел его свысока.
Обернулся к сопровождающим его эльфам.
Те так же молча подали ему странное копье. С рогаткой вместо наконечника.
Им всадник подцепил ближайший фонарь над своей головой из числа тех, что освещали улицу.
Поднес этот фонарь к Карлу.
От теплого оранжевого цвета по коже Карла разбежались искры и тонкие ветви причудливых узоров. Так обнаруживается эльфийская кровь.
— Полукровка, — пробормотал всадник.
Затем тем же фонарем он зачем-то осветил меня, пристально всматриваясь в мои глаза. Интересно, зачем? Во мне-то точно эльфийской крови нет и быть не может…
Не знаю уж, что он там рассмотрел, но фонарь свой от меня убрал. Все так же молча, ничего не сказав.
Ну и хамство у здешних блюстителей порядка! Уж мог бы пояснить смысл своих манипуляций!
— Вы имеете право тут находиться, — вынес он свой вердикт. — Покажи, мальчик, который тут твой дом?
— Да вот же он, — ободренный разрешением сурового эльфа, ответил Карл, указав на старое жилище своей матери.
— А, старая таверна… Долго же она ждала хозяина, — эльф снова смерил нас взглядом свысока. — Надо ж было такому случиться именно сейчас…
