Мы двинулись обратно, проехали место боя, где меж светящихся кубов выделялся тот, что с трещиной — мертвый и темный. Вскоре показалась башня, в которой прятались девчонки, и я с удовлетворением заметил, что снаружи по-прежнему никаких следов того, что в этом хранилище кто-то есть.
Может быть наши кавказские пленницы ничего не услышали и не заметили за толстыми стенами?
Башни не светились, в отличие от хранилищ прочих видов, зато они словно концентрировали ушедшую из мира ночную тьму, казались уже не темными, а иссиня-черными, как сердцевина грозовой тучи. Но все же они выглядели более-менее вменяемо на фоне прочего, особенно периметра, который то набирал яркость, то почти затухал, то начинал искрить. Длинные, в метр разряды вонзались в песок и шипели, точно масло на сковороде, и после них оставались черные оплавленные пятна.
Но при этом обычный забор не сгорал и не плавился, даже купаясь в пламени.
В одном месте мы прошли наоборот, участок длиной метров в пять, где никакого свечения не было, зато песок обесцветился и стал прозрачным, словно родниковая вода. Удалось разглядеть уходящие на глубину в пару метров столбы, бесформенные глыбы бетонных оснований.
Но мы быстро забыли про это чудо, когда стало ясно, что дороги вперед тоже нет.
Огненная стена лежала поперек маршрута, уходила на юг, отсекая нас от территории части. За ней виднелась диспетчерская башня, верхние этажи штабного корпуса, верхушки растущих вокруг него деревьев, до всего этого оставалось несколько сотен метров, но…
— Серов! — окликнул Цзянь с остановившейся машины. — Иди туда. Пройди насквозь.
Сердце мое екнуло.
— Чего замер? — комотделения смотрел на меня требовательно. — Это приказ. Вперед.
Я облизал пересохшие губы, поправил висевший на плече автомат, словно он мог помочь. Остался сбоку пикап, я поймал сочувственный взгляд Ингвара, ощутил на лице горячее дуновение, волосы на затылке встали дыбом так, что даже каска, мне показалось, колыхнулась.
Еще шаг, и меня словно ударили по лицу с размаха, не кулаком, а скорее ладонью. Колено уткнулось в нечто твердое, и я замер, будучи не в силах двигаться дальше.
— Серов? — позвал Цзянь. — Что с тобой?
— Преграда, — ответил я.
— Но там ничего нет! Метр вправо попробуй!
Я выполнил приказ, но и там налетел на стену, незримую, но совершенно непреодолимую. Метром левее произошло то же самое, на этот раз меня остановило давление в живот и отчего-то в левое плечо — судя по ощущениям, преграда была жутко неровной, в буграх и выступах.
— Выстрели в нее, — сказал Цзянь.
— Может не стоит, — удивительно, но произнес это Джавал.
— Ты хочешь сидеть здесь? Без еды и воды? Под светом этих… этих… — подходящего слова комотделения не нашел, но было ясно, о чем он говорит.
Я поднял автомат и прицелился так, чтобы пуля выбила ямку в песке на той стороне. Только этого не произошло — лязгнуло, блеснула искра, и кусочек свинца отрикошетил в сторону.
— Все из машины, я сам сяду за руль, — велел Цзянь.
Он что, собрался таранить стену?
Мотор взревел, и опустевший пикап сначала откатил назад, чтобы набрать разбег. Стартовал будто ракета, комотделения выскочил в последний момент перед столкновением, ловко перекатился. Машина же отскочила, задрала капот и опрокинулась набок с бессильным воем, движок чихнул и затих.
Стена устояла.
Мы застряли на полигоне, имея по одному сухому пайку и бутылке воды на брата, и ладно бы только мы — еще пятеро девчонок внутри одной из башен. Компанию хорошим парням в нашем лице составили куб с трещиной, из которой может выбраться что угодно, и очень недружелюбные поклонники «священной плоти» во главе с Цзянем.
Глава 18
Первым делом Цзянь распорядился, чтобы мы отошли в тень ближайшего куба и расположились там. Да, пусть тот светится, но не факт, что от этого свечения произойдет какой-то вред, а вот на солнце мы сначала поджаримся, затем высушимся и в финале закоптимся.
И после этого сам отправился изучать преграду, захватив с собой пару бойцов из старичков.
— Ох влипли мы, братцы, — пробормотал Вася, почесывая потную макушку.
Мы своей компанией уселись на песок чуть в стороне от остальных, чтобы никто не слышал наших разговоров.
— Ты уже так говорил, и когда это было? — на лице Эрика читалось все уныние мира. — Тогда казалось, что все плохо, но выяснилось, что это только почудилось. Обалдеть. Еды нет. Воды нет.
Если бы он смотрел советский мультик про Алису Селезневу, то добавил бы — «населена роботами, планета Шелезяка».
Трогать запасы Цзянь запретил, и правильно сделал — пока можно терпеть, зато неизвестно, когда мы сможем их пополнить. О голоде я, честно говоря, и не вспомнил, а вот жажда начала проникать в организм — сухой рот, опухший язык, и першение в глотке, которое хотелось смыть.
— А ведь это идеальная ситуация, чтобы с нами разобраться, — сказал Ингвар задумчиво. — И это… мы ему мешаем, поэтому он постарается неким образом нас спровоцировать.
— Кто? — Сыч заморгал, мы своими низменными разговорами явно вырвали его из мыслей о чем-то мудром, индейском.
А может он просто тупо задремал.
— Комотделения, — мрачно буркнул Хамид. — Обязательно постарается, и очень быстро. Это я вам как видный конфликтолог говорю.
— Поэтому не расходимся, оружие и вещи держим под рукой, — сделал вывод норвежец.
А я вздохнул — что мы за люди, люди, если не можем жить мирно внутри себя, и даже в такой ситуации, когда со всех сторон враги, и нужно выживать, и логично объединиться? Однако нет — и тут мы найдем повод рассориться, вцепиться в глотку ближнему, а потом и дальнему.
Может быть из-за этой нашей невероятной воинственности ЧВК «Земля» и имеет право на существование?
Цзянь вернулся минут через пятнадцать, по его физиономии прочитать ничего было нельзя, но вот сопровождающие выглядели мрачными — никакого прохода на территорию части они не нашли. Комотделения переговорил с Джавалом, и началось не очень понятное движение по лагерю, перешептывание и взгляды в нашу сторону.
— Вот и дело пошло, — вполголоса заметил Ингвар.
Он лежал, опершись головой о рюкзак, обманчиво расслабленный, с полуприкрытыми глазами.
— Боец Серов! Ко мне! — позвал комотделения.
Я стал и сделал несколько шагов, но автомат захватил с собой, и не просто на плече, а в руках.
— Ближе, — Цзянь буравил меня взглядом.
— Никак нет, — ответил я.
Глаза комотделения на миг вспыхнули, он сам двинулся ко мне навстречу, бормоча «Кто приказы будет выполнять, Конфуций?».
— Серов, — сказал Цзянь очень тихо, когда мы оказались нос к носу. — Отдайте нам их. Тогда я оставлю вас в покое.
Я поднял бровь, показывая, что думаю о таких обещаниях.
— Что вам до этих продажных шкур? — продолжил комотделения, изучая меня очень внимательно. — Они вам никто, и вы ради них идете на конфликт с командиром. Ладно один. Тогда бы я просто решил, что он влюбился. Всякое бывает, но чтобы всей толпой сразу. Невероятно.
— Они люди. Женщины, — произнес я. — Мы — люди, мужчины.
Хотелось добавить «А ты — не человек», но я сдержался.
— Принципы? Это я понимаю, — Цзянь одобрительно кивнул. — Я сам такой, поверь мне. Только мои принципы позволяют мне процветать, а ты из-за своих погибнешь… Джавал!
Они наверняка задумали это как внезапную атаку, но вышло достаточно жалко. Старички во главе с индусом бросились на наших сразу с двух сторон, я поймал движение краем глаза и справа, и слева… но затем раздались недоуменные возгласы и удивленные восклицания.
Еще бы, им в наглые морды оказались нацелены калаши.
Я все так же смотрел Цзяню в лицо, и он взгляда тоже не отводил, но наверняка замечал, что творится вокруг.
— Э, чего за дела? — гнусавый голос принадлежал Энрике. — Вы чо попутали, кексы?
— Видимо это бунт, — комотделения показал редкие желтые зубы в улыбке, в которой не было ни веселья, ни тепла. — Либо вы все, — тут он посмотрел мимо меня, — сложите оружие. Либо я объявлю вас мятежниками. И поверьте — офицеры прислушаются ко мне, а не к вам!
