Солнечный свет после темноты башни показался болезненно ярким, и я поморщился.
— Туда! За мной! — фигуру Ингвара я с трудом, но различал, а вот куда именно мы бежим, не очень соображал.
Потом впереди оказалось нечто черное, затмевающее свет, и я понял, что это единственный не святящийся куб, тот самый, что был поврежден во время последней атаки дрищей, с трещиной в боку.
— Ты с ума сошел?! — закричал Эрик.
— Они со всех сторон, — отозвался норвежец. — Хочешь тут и остаться?
Палили по нам и правда отовсюду, пули буквально резали воздух над нами, летели серые осколки, пыль. Дрищи наступали от башни, откуда мы только что выскочили, а еще раскоряченные серые фигуры мелькали с другой стороны воронки, и у внешней ограды тоже.
Принимать бой в таких условиях — чистое самоубийство.
Поэтому я не стал колебаться, и следом за остальными полез в трещину.
* * *
Внутри царила темнота, пахло слежавшейся пылью, под ногами оказался ровный каменный пол.
— Залегли! Огонь! — не дал толком оглядеться Ингвар.
Стрелять через наклонное и неровное отверстие было не очень удобно, но вся задача состояла в том, чтобы удержать врага, не дать ему сунуться внутрь.
Дрищ возник перед самой трещиной, похожий на помесь огромной половой тряпки и летучей мыши. Но сгинул, не успели мы превратить его в решето, и тут же всякое движение затихло, перед нами остался кусок пустыни, слева полыхающая ограда, справа темнела Воронка, прямо торчала та башня, где мы прятали девчонок.
— Как они прошли на полигон? — спросил Джозеф.
Хороший вопрос, и я мог придумать только один ответ — сегодня атаковали сразу с нескольких направлений, и прежде чем периметр закрыла непроницаемая стена, на территорию сумела пробраться вражеская ДРГ. Очень хотелось знать, насколько она велика, и одна ли, но увы, Яндекс на этой планете не работал.
— Надеюсь, что не на танках, — Эрик и тут нашел способ пошутить. — Какой у нас план? Эй, Ингвар?
Похоже все смирились, что норвежец теперь за главного.
— Надо отсидеться тут, — отозвался тот. — С фронта мы прикрыты хорошо. А с тыла… Требуется изучить обстановку.
Только в этот момент я позволил себе оглядеться.
Мы сидели близко к углу, в две стороны уходили во мрак гладкие и черные стены, а за спинами у нас простирался огромный зал, весь заставленный раскоряченными, очень неприятными на вид силуэтами.
— Серов, бери Макунгу, Сыча, и двигайте, — велел Ингвар. — Изучите все, куда можно забраться без риска, но туда, где совсем опасно — не лезьте. Оттуда дрищи вряд ли нападут. Иван, ты за старшего.
Мне только и осталось, что «взять под козырек».
Он поступил совершенно логично — отправил на разведку внутри одного хранилища тех, кто выжил в другом, пусть там была башня, а тут куб.
— Ну что же, пойдем, — сказал Вася, и мы двинулись.
Пол мягко пружинил под ногами, материал напоминал резину или каучук, шаги на нем практически не отдавались. Силуэты приближались, высокие, со множеством деталей и отростков, и все меньше и меньше мне нравились. Они напоминали деревья, у которых на ветках ближе к земле имелись суставы и пальцы-лезвия, а в кроне болталось нечто вроде глаз и ушей.
— Они смотрят, — прошептал Сыч. — Они дремлют. Они готовы рвать и убивать.
— Умеешь ты ободрить, да уж, — пробормотал Вася.
Наверняка это и правда были военные машины, предназначенные для ближнего боя. Казались они мертвыми, неподвижными, но я бы ни за что на свете не прикоснулся ни к одной из них.
Мы прошли между двумя, я уловил мягкий чмок справа, а силуэт слева качнулся. Спина у меня по-настоящему взмокла, палец на спусковом крючке закаменел, показалось, что многочисленные конечности задвигались, лезвия длиной в ладонь кровожадно заблестели.
Но в следующий момент «деревья» остались позади, и я перевел дыхание — почудилось.
За ними прятались другие штуковины, не такие интересные — вроде как ящики метр на два и метр в высоту, да еще и спрятанные под чем-то вроде маскировочных сетей. Однако воняли они страшно — гнилым мясом, свежей кровью, протухшей рыбой, кошачьим дерьмом.
— Фуу, — Вася не выдержал, зажал нос, я сделал то же самое, и только Сыч остался невозмутимым.
Вонь обитала только рядом с ящиками, уже в двух метрах от них она совершенно не ощущалась.
Дальше мы уткнулись в пересекавшую куб стену, но почти тут же нашли в ней широкий проход без двери. За ним обнаружилась еще одна секция, точно такая же, как и предыдущая, тоже квадратная в сечении, и забитая аппаратами — колонна из множества стеклянных трубок, блестящий металлический шар, в котором, несмотря на сумрак, отразились наши помятые физиономии, ряд эфемерных, дрожащих конструкций из «колосков», непонятно чем скрепленных между собой.
Детские поделки, только слишком уж большие.
Тут не было «клеток», а значит скорее всего не держали действующие системы, нуждающиеся в изоляции, и самое главное — не встречалось никаких емкостей для хранения вирусного оружия, ведь вряд ли их прячут в вонючих ящиках. Хватит с нас того «бешенства», что вырвалось из другого куба и привело к огромному количеству жертв.
Первый уровень куба делился, судя по всему, на четыре секции, и мы как раз заглянули в третью, когда у меня резко и сильно закружилась голова. Я вынужден был опереться о стенку, и тут осознал, что не понимаю, где я, что тут делаю и зачем.
Нечто подобное уже сегодня происходило, но тогда я списал на воздействие полыхающих кубов.
— Иван? Что с тобой? — голос Васи привел меня в чувство.
— Нормально, — ответил я, облизывая пересохшие губы.
На самом деле я чувствовал себя отвратно, мало того, что хотелось пить, еще ломило все тело, как бывает при высокой температуре, и вдобавок начали неметь руки, в какие-то моменты я их вообще не чувствовал. Сказывались нехватка воды, усталость… но было тут и что-то другое, поскольку я и раньше проходил через подобные ситуации, но ощущал себя куда лучше.
Что мы увидели в четвертой секции, я не запомнил, осталось только впечатление чего-то невероятно уродливого. Еще мы там нашли выход — точно такие же ворота, как в башне, широкие и незаметные снаружи, и лестницу на второй ярус, закрытую толстой решеткой.
Открыться она не пожелала, а дергать прутья мы не рискнули.
— Ну что, возвращаемся? — Сыч вопросительно глянул на меня, и я вспомнил, что да, я же за старшего.
Кивнуть смог с немалым трудом.
Когда вернулись в «свою» секцию, ощутил себя чуточку получше, и даже мысли заструились быстрее.
— Нормально, — сказал Ингвар, выслушав мой доклад. — Снаружи тихо. Подождем чуть. Отдыхайте.
Я скорее не сел, а мешком упал на пол, и уставился на собственные руки, пытаясь сообразить, что с ними не так. Но тут башка оттаяла совсем, и я понял, что в дневном свете, проникающем через лестницу, ногти на руках отливают неестественным, медовым блеском.
Головокружение… температура… онемение конечностей… спутанность сознания… желтизна ногтей…
У меня имелись все до единого симптомы «бешенства», то есть жить мне оставалось максимум двенадцать часов, а дальше — переход в «активную фазу», потеря рассудка и смерть.
Глава 19
То есть фактически можно считать, что я — живой труп.
Вспомнилась бабушка, тот момент, когда мы прощались перед этой «командировкой», сильный запах лекарств, намертво прилипший к ней много лет назад, высохшее тело под одеялом, но взгляд все тот же, родной, ласковый, морщинистая рука, взявшая меня за запястье…
Эх, бабушка, подвел я тебя, не вернусь домой, и денег от меня теперь не будет. Выплатят компенсацию, как в договоре прописано, но насколько той компенсации хватит, на полгода?
Вспомнилась Мила, к которой я почему-то мечтал вернуться, хотя осознавал, что возвращаться не к кому, что девочка, которую я любил и люблю, изменилась безвозвратно. Откровенно говоря, она продалась Жабеню — один раз, но зато основательно, на всю жизнь.
