Подумал. Достал маленький, самый первый купленный рюкзак. Предполагать нужно худшее. Если тут контора глубокого бурения продалась напрочь, хрен они от меня получат, а не информацию. Сложил фотоплёнки с картами, фотоаппарат, презервативы (чтоб не объясняться, для чего это). Осмотрел ещё раз развалы барахла. Пожалуй, ножи и хороший компас тоже на всякий случай пока припрячу, а то возьмут под благовидным предлогом «на осмотр», да и заиграют. Зубную щётку вот в карман сунул.
Фактически, в куче остались продукты, шмотки и тактический рюкзак. Нормально. Это сложил в «Ермак».
Топорик решил в руках нести. Мало ли кто меня там караулит.
К нашей «Шаманке» я подошёл со стороны противопожарной полосы, постоял у калитки для коз. Вроде, в сарае кто-то ходит. Заскулил Роб — почуял меня, должно быть. На него шикнули. Бабушка!
Я просочился во двор, состроил страшную рожу бросившемуся навстречу псу. Тот чудесным образом понял, что визжать не надо, заскакал вокруг молча, облизал мне руки. Я потрепал его за ушами, сказал тихо:
— Всё, Роб, потом. Фу, — и пошёл в козлятник.
Бабушка собиралась начать утреннюю дойку: готовила козам вкусняшки, тёплую воду и прочее, а по лицу её непрерывно текли слёзы.
— Баба Рая, что случилось?
Она обернулась ко мне и покачнулась:
— Ой, Вова!
— Тише-тише, присядьте. Что случилось, пока меня не было?
Она обняла меня и ткнулась зарёванным лицом в куртку:
— Ольгу-то в больницу забрали!
Я отстранился:
— Как — в больницу? В какую?
Бабушка ещё горше заплакала:
— В психушку…
В груди словно образовался булыжник.
— Вы не плачьте, баб Рая. Это не на самом деле. Это специально, чтоб её защитить.
— От кого? — она внезапно перестала плакать и испугалась совсем по-другому.
— От предателей Родины, — почти механически ответил я. Ну, не скажешь же, в самом деле, что от американцев? С чего бы вдруг такое? — Её там… спрятали. Чтоб никто не мог достать.
Мне самому очень хотелось верить в то, что я говорю. Потому что иначе…
— А как же…
— Всё будет нормально. Я приехал. Я со всем разберусь. Даже не думайте, что Ольга больная. Вот ещё!
— А ты-то…
— Я сейчас вещи оставлю и поеду, разберусь со всеми вопросами. Девчонки у нас?
— Да, спят ещё.
— Вот и ладно. Вы никому не говорите, что меня видели.
— Хорошо, — испуганно кивнула бабушка. Явно сообразила, что что-то тут нестандартное происходит.
Около дома я заглянул в вольер к Робу, сунул маленький рюкзак ему в будку, в самый дальний угол и строго сказал:
— Охраняй.
Роб, для которого в мире воцарилась полная гармония (хозяин вернулся!), с готовностью улёгся у входа в свои апартаменты и приступил к несению службы.
Я вошёл в дом, кинул рюкзак на кровать и достал нашу с Олькой «маленькую» нычку (на срочные внезапные нужды), отсчитал себе пятьсот рублей разными — мало ли что. Переоделся в «простого советского мальчишку», чтоб ничего вообще случайный взгляд не привлекало диссонансом. Из письменного стола достал самодельный кастет, который Ольга иногда использовала в качестве грузика, чтоб бумаги ветром не раздувало, сунул в карман ветровки. Потом подошёл к картине, в которой — я был уверен! — стоял постоянный жучок.
— Если вы причинили ей вред, молитесь, суки, чтобы ваша смерть была быстрой.
Выкатил из сарая свой веломотор. Вниз по улице съехал тихо, и только выруливая на трассу завёл. Ну что, товарищ майор, я надеюсь, у вас найдётся чем объяснить свои действия.
ОПЯТЬ КВАРТИРКА
Ольга. Среда, 15 июля. Иркутск.
Утро в нашем закутке началось рано. Ко мне, конечно, никто не ломился, но не совсем же я глухая — чуть не в шесть утра захлопали дверями, забегали, засуетились. Так-так, варианта два. Нет, три. Два оптимистических: поймали генерала (который после того, как взяли подставных «кэгэбэшников», явившихся за мной в санаторий, рванул в бега) или Вовка проявился. Ну, и пессимистический: «накрылась медным тазом наша качалка»*.
*Это старый мем
из старого КВНа,
про качков.
Поищите по фразе,
до сих пор смешно.
Я была настроена на оптимизм и потому проснулась и пошла смотреть, что у меня есть из продуктов, что-нибудь вкусненькое мужику с дороги приготовлю.
БОЛЬНИЧКА
Вовка. День тот же.
До больницы я домчал минут за десять. И тут до меня дошло, что время-то раннее, семи ещё нет. И что мне делать? Два часа тут топтаться? С другой стороны, это ж стационар, приёмный покой тут круглосуточный должен быть. Рискнуть?
Я пристегнул велик к берёзе у входа и пешком вошёл в калитку, через которую время от времени проходили неторопливые и все как один очень спокойные сотрудники.
Никогда я в этой больнице не был. Справки на вождение и оружие в центре получал, на Гагарина. Где тут приёмный покой?
Территория сильно заросла зеленью, но, скорее всего, машины скорой помощи должны подъезжать прямо к крыльцу — а значит, идём туда, куда идёт нормальный асфальтовый подъезд.
В приёмном скучали двое здоровенных санитаров и женщина в белом халате. Уставились на меня с вялым любопытством.
— Чего тебе? — спросил один.
— Здравствуйте. Я только что вернулся из поездки и узнал, что сестра попала в больницу. И вот хочу узнать, в каком она отделении, и можно ли её будет повидать. Я рано пришёл, наверно? Волнуюсь.
— Будешь тут волноваться, — философски согласилась тётка. — Лет-то ей сколько?
— Одиннадцать. Оля Шаманова.
— А! — брови у тётки подпрыгнули, а сама она развернулась к одному из мужиков: — Паш, это не та, которая следователя по матушке материла, да ещё ежом? Не её в субботу в санаторий увезли? Ты ж в субботу дежурил?
— Я фамилию-то не помню, — пожал Паша широкими как дверной проём плечами. — Чёрненькая такая, песни всё пела.
— В санаторий? — тупо переспросил я.
— Если она. Придётся тебе до восьми ждать, регистратура откроется, там тебе точно скажут.
В голове шумел непечатный хаос.
— О! — воскликнул широкий Паша. — Маша с детского идёт! Маш! Подь на минуту!
Подошла неопределённого возраста женщина:
— Чё ёще?
— Маш, мальчишка сестрёнку ищет.
— А чё пораньше-то не пришёл? — усмехнулась Маша. — В пять утра?
— Да погоди! Мы вспоминаем тут. Шаманова — это ж её в субботу увезли?
— А-а! Но, её. Санаторий, — Маша наморщила лоб, — названье-то такое… навроде «Дерсу Узала».
— Да это ж кино! — всплеснула руками регистраторша.
— Да я говорю — похожее…
Я оставил их вспоминать название, а сам пошёл к калитке. Сука, где теперь её искать⁈ Знал бы где, скоммуниздил бы у деда мотоцикл, беретту откопал и доехал. Ехать куда???
Я с полминуты постоял в нерешительности и помчал в центр.
ЗНАКОМАЯ КОНТОРА
Вовка.
У ворот конторы толклось довольно много для раннего утра народу. Все, конечно, тут «совершенно случайно». Я тоже сделал морду кирпичом, прошёл в здание.
Немолодой дядька на проходной записал меня, прохлопал карманы, сурово потребовал оставить кастет и вообще, не положено такое. Я спорить не стал — собственно, для этого кастет с собой прихвачен и был. Ну, чтоб внимательней не искали. В кабинет к Сергей Сергеичу меня проводили. Он смотрел так, словно до последнего не верил, что это я пришёл и пришёл сам, подскочил, побежал дверь на замок закрывать… а когда повернулся ко мне, аккурат уставился в дуло револьвера.
— Не дёргайся, Сергеич. И не подходи, не доводи до греха. Руки на виду держи, а то я с дороги нервный. Куда Ольгу дели?
Он неожиданно усмехнулся:
— Я думал, ты первым делом спросишь: Сергеич, ты куда меня послал?
— Зубы мне не заговаривай! Что ещё за санаторий?
— Да здесь она! Про санаторий это мы так сказали, чтоб перебежчиков не спугнуть.
— Ну, раз здесь, то к ней и пошли. Там будем разговаривать, — я сунул револьвер в карман, продолжая держать майора на прицеле. — Ты, главное, не дёргайся. Без броника ж. Тебе хватит.
