баулами с льежскими наганами, патронами к ним и морскими кобурами из закромов родины в Сухарной балке. Форма также оттуда. Новенькая - муха не сидела.
Зачем? Затем, что мне надоело, что команда парусника смотрится как хор блатных и нищих. Кто в чём и кто во что горазд. А так хоть в торжественных случаях экипаж будет выглядеть как моряки, а не как пираты Карибского моря.
Осталось только подождать когда Никанорыч с фельдшером коляску обратно к форту пригонят.
С Пахомом получилось даже смешно. Этот был весьма ловкий малый с природной сметкой, но с виду увалень увальнем, а посему многие в первом суждении об этом человеке сильно ошибались в нем. В тесном кругу егерей он стоял как бы на отшибе от основной компании. Был честен, исполнителен - крысу в своем кругу егеря бы не потерпели, а вот дружбы у них не получалось. Пришлый собачник Баранов и тот стал для егерей более своим, чем Пахом. Даже Курт, хоть тот немчура немчурой. А потому я не сильно удивился когда Пахом обратился ко мне с неожиданной просьбой.
- Барин, возьми меня с собой.
- Куда?
- Да белый свет посмотреть. Скучно мне тут после Европ.
- А кем же я тебя возьму?
- Да хоть кем.
- Разве что личным слугой, - почесал я в затылке, и тут же предположил. - Но ты же не согласишься.
- Если только вашим личным слугой, то соглашусь. Но остальным прислуживать не буду. - выставил Пахом свои условия.
- Слуга за всё, - напирал я предупреждениями трудностей, попутно подумав, что и вправду в конце девятнадцатого века человек того социального слоя, который я изображаю просто обязан был иметь хоть одного слугу. Не вижу препятствий чтобы эти функции выполнял Пахом - кадр уже проверенный. И выдал ему список функционала. - Кучер, конюх, камердинер, денщик, вестовой, охранник, на корабле матрос.
- Не... по мачтам лазать я не согласный, но вот кофей вам сварить со всем моим удовольствием, даже исподнее постирать, - смотрит прямо честными глазами.
- Бороду сбрить придётся.
- И шут с ней, усы останутся, - усмехается.
- Одеваться будешь как матрос.
- А то как прикажете так и оденусь.
- А теперь как на духу: от чего отсюда бежишь?
- Да искры меж нами засверкали с Солатенковым. Как бы беды не вышло, коли я тут останусь. Он тут на одну бабёнку глаз положил, а та за мной бегает.
- Ну а ты что?
- А мне коли на всех бабах, что ко мне ластятся жениться, то быть надо турецким султаном.
Ну что же... это причина очень серьезная. Мне только гражданской войны в колхозе не хватало. Хотя Пахом в любое время мог вернуться к Тарабрину на Тамань. Он же не крепостной у меня. Но почему-то не хочет.
- Ну, а жалование какое хочешь, чтобы я тебе положил?
- Коли на круг: то двадцать пять рублей серебром месячины.
Я поначалу очень удивился столь малым запросам, а потом въехал, что Пахом был Тарабриным завербован в Неандерталь практически сразу после эмансипации крестьян. А, к примеру, вольная кухарка в барском доме средней руки получала жалования в пять рублей и много позже. Хороший опытный кучер на каретную шестерку цугом не получал больше двадцати рублей. Это шофера потом на авто стали получать по полста рублей, а в Питере и по сто бывало. Да хороший французский повар доходил до пятисот рублей компенсации в месяц за свое искусство. Но то спецы редкие. А потом его Тарабрин таскал только в брежневский СССР где все также стоило копейки. Но, в принципе, для 1880 года такое жалование для слуги солидное.
- До освобождения крестьян в барской дворне был? - догадался я.
- Не буду отрицать очевидного. - Честно ответил Пахом.
- Тогда по рукам, - сказал я, заключая меж нами устный договор. - Пошли, одену тебя как матроса. И запомни, что на корабле ты мой личный вестовой. Так тебя и пропишем в судовой роли: вестовой капитан-директора.
Путешествие по самой реке Амазонке было скучным. Вдоль широченного русла мутной воды глинистого оттенка с обеих сторон стеной стоял густой дождевой тропический лес всех оттенков яркой зелени, который местные называют сельвой, ну а нам привычнее название джунгли. И больше ничего. Разве что острова еще по пути попадались как заросшие, так и лысые, затапливаемые в половодье. На третьи сутки такой пейзаж откровенно надоел своим однообразием. Также как быстро надоедают в тропических городах попугаи, которые там вместо ворон. Сначала удивляют своей пестротой, а потом раздражают своими противными криками. Ну, разве что закаты приносили эстетствующее наслаждение для глаз.
Фиг я повторю подобное путешествие еще раз. Шальбе подгоняет ожидаемая бешеная прибыль с каучука, она ему настроение поднимает и добавляет терпения. Ну, а мне проверить надо: есть ли в Манаосе удобная площадка для переброски переселенцев "окнами". В Манапа подходящей площади оказался только форт, который все еще нёс своё военное значение. И просторные лысые подходы к нему на пушечный перестрел. Из чугунной пушки "времен Очакова и покоренья Крыма". Считай, что нет. Форт нам в аренду никто не сдаст. А в городе сразу за городской чертой джунгли стеной. Не на главной же площади возле кафедрального собора нам такое шоу устраивать... Дикие люди, не поймут-с...
А мы все плывем. И так день за днем, подчиняясь указаниям лоцмана - пройдошного низкорослого кругломордого метиса. Ему бы еще ноги кривые, так его и от монгола не отличить. Однако, этот абориген сносно лопотал на пиджин-инглиш и реку действительно знал хорошо. Но и заломил за рейс до Манаоса и обратно аж полста английских фунтов плюс двойная винная порция и тельняшку в подарок. Местные мильрейсы он брать категорически отказывался. Но так как нам его порекомендовал капитан порта, то мы с такими условиями согласились - не самим же выкрикивать на улице, что нам нужен лоцман. В бытовом плане он проблем не создавал, повесив свой гамак в матросском кубрике. И питался с ними же.
Неожиданно образовалось два десятка каютных пассажиров до Манаоса. Мы не стали им отказывать. И теперь дамы в длинных платьях прогуливались на шканцах, прикрывая лица зонтиками-парасольками от солнца. Загар в это время удел подлого сословия, который путешествует по реке на утлых лодках. Кавалеры чинно сопровождают дам, развлекая беседой. Меня жутко удивляло как можно
