и к зиме барак обложим поленницей снаружи. Для тепла и запаса. Вашим тоже березовых бревен привезли. На зиму хватит.
- Чёй то я не заметил в колхозе такого штабеля, - пожал я плечами.
- Их там немного в сторонке в степи сложили: кому их там брать? Лучше просохнут, чем в лесу. Сухая береза жарче горит.
- Чем стены барака засыпали?
- Камышом с известью. Известь - чтобы мыши в стенах не заводились, мы ее сами пережигали. Известняк потребный в Аджи-Мушкае нашли. Дома, ну как дома - в Расее, правда, вместо камыша опилки использовали. Тут их тоже подсыпали, но тех мало осталось - сожгли в хлебопечке, да по конюшням много опилок растаскивают. А вот там за колючкой у нас бульба да марква посажена. - Указал он на прилично вспаханное поле, посыпанное пятнами золы. - Погреб, пока, в плане работ.
- Урожай будет?
- Ну, если не на сей год, так по весне прорастет. Лишним не будет. По весне нам сеянец цибули потребен. Можем на всех посадить: и на нас, и на вас.
- А где пацаны ваши? Я тут только баб одних вижу. - Оглянулся я окрест.
Странно было наблюдать белорусских баб в полувоенном одеянии. Прям партизанский отряд. Бабы со мной вежливо здоровались, но в нашу беседу с Колбасом не лезли.
- Мужики соль працуют. Деды с пацанами на Азове рыбалят. Мы тут больше рыбой, чем мясом харчуемся. Мясо у ваших егерей на ту же рыбу меняем. И свежую, и солёную. Самим охотиться нам времени нет. Соль работаем, да огород. Стройка еще... А бабы по хозяйству отдыхают.
- А вечерами что у вас? Не скучно?
- Песни хором играем. Деды сказки да байки сказывают. По воскресеньям за нами машины присылают - на молитву. Бережомся на всякий пожарный от леопардов. Можно тут жить. Вот смотри: колодезь отгрохали именно в том месте где ты указал. Вода в нем не сказать, чтобы вкусная, но пить ее можно.
Колодец был взят в двускатный домик всё из того же дубового горбыля. С дверками, за которыми стояло ведро на цепи на специальной полочке. Сбоку домика из стены торчал железный ворот.
- Варот калоджезны нам Джо сковау ужо, - похвалился Ян переходя на трасянку. - А цепку Тарабрин подарил, як убачив, что мы вядзро вереукой привязывали.
- Молодец, - похвалил я его. - Заслужил увольнительную. Со мной поедешь?
- Надолго не смогу.
- Да на пару дней всего. В Севастополь 1993 года. Купишь там в нормальных магазинах, что твоим потребно, не клянчя у Рябошапки то, что у него на складе есть. У него там точно выбор меньше.
Вечером в колхозе, когда наслаждаясь одиночеством и созерцанием звездного неба, курил я перед сном у мангала на дворе своего хозблока, ко мне пристала Васюк. Я тихо про себя матюкнулся, подумав, что наглая баба решилась таки отбить меня у жены, вот и приперлась на ночь глядя влюблядством заниматься. Форму свою армейскую сменила на игривое самопальное платьице из цветастого ситца нашей последней лондонской поставки. Даже что-то вроде прически накрутила на голове.
Она, попросив папироску, присела на скамеечку, дразня голыми коленками, угостилась огоньком и вкрадчиво спросила:
- Дмитрий Дмитриевич, вы так надолго пропали, что мы уже решили, что вы нас бросили. Особенно, когда Тарабрин водил мужиков на лесоповал вместо вас. Где вы всё пропадаете?
- Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, - раздраженно и грубо обрил я ее поползновения, вдавливая окурок в дерн. - Идите спать, товарищ военврач. Для дел есть светлый день.
Ушла врачиха обиженно тверкая задницей. Мне даже показалось, что она, уходя, буркнула себе под нос: "Козёл". Явно в мой адрес. Что впрочем не удивительно: для бабы любой мужик, которого она не смогла превратить в дойного осла - козёл. Ну, и черт с ней, переживет. Гарем мне не нужен. Да и не для любви я ей понадобился, а для статуса в бабской иерархии колхоза. Тьфу...
В Севастополе когда скупались по цивильным универмагам в городе, я подумал, что про народ свой я совсем забыл, а надо было им экзотических фруктов из тропиков привезти полакомиться. А я только пару бутылок рома с собой прихватил. Но хорошая мысля приходит опосля, как известно.
По магазинам украинский мичман с Сухарной балки возил нас на собственных "Жигулях", а чего бы и не услужить клиентам которые оставят ему не меньше штуки "бакинских рублей". А то и больше. Он же нам и так бумажки с портретами мертвых американских президентов поменял на местные фантики по льготному курсу. Это то как раз не удивительно. Удивил меня Колбас который покупал разноцветные нитки и пяльца.
- Не знал что ты вышивкой увлекаешься, и как получается? - подколол его я.
- То не мне. Бабы замучили. Им впадлу в одинаковых рубашках ходить. Хотят украсить каждая по своему.
- Мда. Вопрос серьезный. - Это я уже без подколки. - Я тут как-то читал что в Китае, во времена Культурной революции Мао, когда всех баб одели в одинаковые синие нанковые комбинезоны, то среди них началась эпидемия шизофрении. Так что бери с запасом. На такое дело я еще американские деньги на эти хохлобаксы поменяю. Не жалко. Психическое здоровье населения жальче.
И сам прикупил такие же наборы для вышиванок уже для своего женского населения. А то они тоже практически все в полувоенном шастают. Заодно будет им культурный досуг.
А бочки с соляром мичман нам заранее приготовил, как ждал, только наши забрал пустые в обменный фонд. И запустил нас в закрома родины, предвкушая дополнительный заработок.
Обратно в Манапа я прибыл не один. Сопровождал меня Пахом, обряженный мною в белую матросскую форму с синим гюйсом. Советскую. С летним тельником. Ремень с якоренной бляхой. В бескозырке набекрень - на черной ленточке золотом выведено "Klio". В руках он держал два объемных тюка с такой же формой и бесками на весь экипаж. За плечами сидор с его личным имуществом. На боку наган в морской кобуре на длинных шлейках.
Я также обременил себя двумя
