— Этот урод, — ткнул Тима пальцем в сторону пришедшего в себя и тихо постанывающего насильника, — насиловал вот ее, — он кивнул в сторону все так же лежащей девчонки, которая, видимо от страха, совершенно затихла.
— Но ведь это рабыня, — недоумение все же смогло пробиться сквозь ее спокойствие, — мужчинам надо периодически выпускать пар, да и не только мужчинам, — добавила она, немного подумав, — я, конечно понимаю, что вы из тех, мест, где рабства нет, но тут то оно есть. Я не могу запретить кому бы то ни было из свободных людей утолять свою похоть. Это будет неразумно и неуместно.
— Ну не с девчонкой же! — в сердцах воскликнул Тима, — Лили, — обратился он к ней так, как они общались, будучи наедине, посмотри на нее, она же совсем ребенок. У нее не то, что груди, у нее даже волос нет там, где они должны быть у женщин, — ткнул он пальцем в окровавленный пах рабыни.
— И правда, — задумчиво проговорила Мистресс Лилиана, тоже внимательно рассматривая вышеуказанное место. — Эй ты, как там тебя, — обратилась она к рабыне, — у тебя уже была первая кровь?
— Нет, госпожа, — тихим голосом ответила девочка.
— У тебя до этого были мужчины?
— Нет, госпожа, это мой первый раз.
— Поня—я—ятно, — зловеще протянула Лилиана, — эй, ты, — обратилась она к одному из солдат, продолжающих держать Тиму, — сбегай за Митри, целительницей, передай ей, что она срочно нужна тут. А ты, — обратилась она к рабыне, до которой, похоже наконец-то дошло, что она лежит на столе с раздвинутыми ногами, а вокруг нее собралась толпа народа, которая беззастенчиво ее рассматривает, и она попыталась прикрыться, — не дергайся, лежи как лежала.
— Вы звали, госпожа? — в дверь вбежала запыхавшаяся целительница.
— Да, Митри. Посмотри, будь добра, вот эту, — кивнула хозяйка дома в сторону рабыни, — расскажи мне, правда ли она была девочкой и как скоро у нее должна быть первая менструация.
— Слушаюсь, госпожа, — ответила целительница и начала внимательно осматривать и что—то ощупывать в паху у рабыни. — Судя по остаткам плевы и обилию крови, — совершенно не стесняясь, просунула она палец во влагалище к дернувшейся от этого, девчонке, — она действительно была девочкой. Что же касается первой менструации — тут вопрос сложнее, но я уверена, что ее у нее, — кивок в сторону рабыни, — не было.
— Понятно, — протянула Мистресс Лилиана, — благодарю тебя, Митри, ты свободна. — Целительница поклонилась и вышла. — Юлиус, — обратилась она к начальнику своей охраны, который, естественно, не мог пропустить подобного собрания, — этого, — она кивнула в сторону вновь отрубившегося солдата, — на кол, сегодня же. Только сделай так, чтобы он был в сознании во время казни.
— Да, госпожа, — хмуро кивнул тот и начал отдавать приказы своим бойцам, что тут же подхватили своего бывшего товарища и куда—то поволокли.
— Далоф, — обратилась хозяйка дома, теперь уже, к своему дворецкому, — этойй, — кивок в сторону молоденькой рабыни, — неделю отдыхать и не наказывать. Если не совершит чего-то серьезного, конечно. Проследи за тем, чтобы ей предоставили должный уход. Подлечили как-то.
— Слушаюсь, госпожа, — поклонился дворецкий.
— Эй, ты, — обратилась Лилиана к все так же лежавшей на столе с раздвинутыми ногами девушке, — одевайся и отправляйся к себе в кровать. Или где ты там спишь. И еще, — она сняла с пояса кошель, достала из него золотую монету и протянула рабыне, — возьми. — И не слушая благодарностей ошалевшей от такой щедрости девчонки, вышла в коридор.
— Мистресс Лилиана, — позвал Тима, выйдя вслед за ней.
— Да, мастер Тималь? — повернулась она к нему.
— Спасибо, Лили, — тихо проговорил он, подходя к ней поближе, почти вплотную.
— Меня не за что благодарить, — слегка улыбнулась она, — наказание для насильников детей, что в синархии, что в протекторате одно — кол. Так что я всего лишь выполнила свои обязанности лендлорда. Но, на будущее, у меня будет одна просьба к тебе.
— Слушаю, — улыбнулся Тима, любуясь ею.
— Я понимаю, что там, в твоем странном и страшном мире, все иначе. Но не нужно нести вашу мораль сюда. От этого никому не будет легче. Ни людям, ни рабам.
— Я понимаю, — проговорил он с грустной улыбкой, мимоходом подмечая, что она не считает рабов людьми, — и стараюсь этого не делать. Но сильнее насильников я ненавидить только насильников—педофилов.
— Кого—кого? — не поняла она.
— Тех, кто любит заниматься сексом с детьми, — пояснил он незнакомое слово, — извини, что не сдержался, однако, по другому, я не мог.
— Тогда давай договоримся так, — она вновь улыбнулась, — в следующий раз, когда тебе покажется, что кто—то кого—то насилует — не нападай и не избивай его, пожалуйста, моими семейными реликвиями.
— Хорошо, — с серьезным видом, однако еле сдерживая смех, пообещал попаданец.
После этого они разошлись в разные стороны, а вечером, впервые за долгое время, Тима не стал избегать казни и долго, с не меньшим воодушевлением, чем челядь, наблюдал за тем, как насильник подыхал на колу.
***
— Господин, — вырвало его из раздумий одновременное обращение со стороны Гадаара и молоденькой девушки—рабыни.
— Есть что—то важное? — поинтересовался он вслух у Гадаара, при этом, краем глаза заметив как округлились глаза у рабыни, когда он заговорил с пустым местом на незнакомом ей языке.
— Нет, господин, — отрицательно покачал головой дух—раб, — по крайней мере, насколько я понял, — немного помолчав, добавил он. — Какие—то земельные дела. Склады. Амбары. Все в таком духе.
— Понятно, — протянул Тима, до которого только сейчас дошло, что посылать неандертальца подслушивать разговор двух цивилизованных, причем — сверх всякой меры, людей, было немного самонадеянно. Однако, других вариантов у попаданца все равно не было. — Ладно, лезь в кинжал пока, позже расскажешь в подробностях. — После небольших раздумий сказал он Гадаару, а затем повернулся к рабыне, — ты что—то хотеть милая?
— Мистресс Лилиана приглашает вас присоединиться к ней за обедом, — пролепетала она, почему—то покраснев, — разрешите, я вас проведу?
— Веди, — согласился он, легко поднимаясь на ноги.
Впрочем, особой необходимости в проводнике, пусть и столь приятном глазу, Тима не испытывал. За время своего невольного заточения в поместье, он излазил то вдоль и поперек. Запретными для него оставались всего несколько помещений — личные покои и кабинет хозяйки. А так же кухня, на которой, сейчас, полноценно властвовала любимая рабыня Лилианы и знатная мастерица по части приготовления чая — Руфи. Не то чтобы, ему было запрещено появляться на кухне, просто пожилая рабыня крайне ревностно относилась к любым посторонним на своей вотчине, а Тима слишком хорошо относился к Лилиане, чтобы лишний раз расстраивать ее рабыню.
Кстати, о Лилиане. Их взаимоотношения были крайне запутанными. Его безумно тянуло к ней, и она, явно, была к нему не равнодушна, Тима это четко видел. И еще — эта странная связь между ними, когда они долго смотрели в глаза друг другу. Ведь попаданец именно таким способом рассказал тогда ей все о себе. Причем, действительно все.
Они тогда несколько часов просидели просто смотря друг другу в глаза, совершенно забыв о чае, принесенном Руфи. И Тима рассказывал. Рассказывал о своем мире, о том как он рос, как учился, как попал, как скитался по джунглям, как тонул на корабле, в общем — выложил практически все. И, что удивительно — ничуть не жалел об этом.
Он был уверен, что эта, по сути, совершенно чужая, совершенно непохожая на него девушка, никогда не предаст его. Глупость? Еще какая! И он сам прекрасно понимал это. Но, при всем при этом, был уверен в Лилиане.
— Мистресс Лилиана, Мейстер Монора, — улыбнувшись, поздоровался Тима, входя в столовую, — просить прощения за опоздание.
— О, мастер Тималь, не беспокойтесь, — улыбнулась хозяйка дома, сидевшая во главе длинного прямоугольного стола, сервированного на три персоны. По левую руку от нее, спиной к большому, витражному окну, сидел вышеупомянутый Мейстер. — Прошу, присаживайтесь, — Лилиана указала на стул, стоящий по правую руку от нее.
