Глава 20
Река Саксагань. Весна 6657 от С. М. З. Х.
Ставка хана Приднепровской орды Бачмана, как водится, находилась на возвышенности, и, стоя подле своего шатра, потомок славного Боняка смотрел на раскинувшийся вокруг лагерь. Тысячи костров окружали его, и в ночной темноте они казались глазами диковинных зверей, которые глядели на него. Но это, разумеется, было не так. Рядом с каждым костром сидели половецкие воины, которых он позвал в поход, дабы наказать отщепенцев, не желающих признавать его власть. Наглецы должны ответить за измену, и тот, кто подбил их на бунт, неведомый колдун из славянских земель по имени Вадим и прозванию Сокол, тоже. И хан был уверен, что всё сложится именно так, как он хочет. Ведь войско его было больше вражеского, идущие с ним воины не сборные ватаги, а ветераны многих степных сражений, под которыми быстрые кони, а в руках грозных батыров доброе оружие.
Однако, несмотря на большое количество костров, верных телохранителей возле шатра и уверенность в победе, на сердце у Бачмана было как-то неспокойно. По какой-то неизвестной ему причине мятежные роды не бросились бежать, лишь только прослышали о надвигающейся на них беде, а сами выступили навстречу ордынским воинам и сейчас находились невдалеке от войска половцев. Ханом это расценивалось как безумие, и так не должно быть. Но почти три тысячи сабель, которые были собраны из разных родов, готовились к неизбежной битве с шестью половецкими тысячами, и отступать они не собирались. А поскольку хан не понимал их поступка, то беспокоился и был занят поиском ответа на один простой вопрос.
«Почему же они не бегут? – разглядывая огни, спросил себя Бачман, дородный пожилой мужчина с крючковатым носом, в дорогом бухарском халате и с усыпанной драгоценными каменьями саблей на боку. – Может, ищут смерти? Нет, ибо слишком хитры и опытны старые вожаки родов. Тогда, наверное, причина в колдуне, который заморочил уважаемым старикам голову? Возможно. А если они выступили против меня, чтобы дать своим семьям возможность сбежать? Да, скорее всего, это правильный ответ. Однако тогда выходит, что их новый хан слаб на голову, ибо я смету войско отщепенцев, как степной буран сдувает с пути сухую верблюжью колючку. А потом всё равно догоню беглецов и отдам кочевья изменников на растерзание своим воинам».
Найдя, как ему казалось, разумное объяснение поступку противника, Бачман кивнул своим охранникам и вошёл в пустой шатёр. Покряхтывая, с одышкой, которая с недавних пор стала его донимать, хан отстегнул саблю и скинул халат. Смазав барсучьим жиром стоящую рядом с ложем статуэтку родового тоса, он мысленно перечислил по именам своих кормосов и только после этого лёг на широкую мягкую кошму.
Закрыл глаза и постарался заснуть. Ведь завтра хан должен выглядеть сильным и крепким, дабы воины не сомневались в нём. Но голова половца была забита множеством вопросов, которые не желали покидать его, и он, сам того не желая, сосредоточился на них и стал перебирать проблемы, словно нанизанные на шнурок камешки. Одну за другой, одну за другой, пока ещё не решая вопрос, а только присматриваясь к нему.
Кажется, какие проблемы могут быть у вольного и сильного степного хана на родных и милых сердцу бескрайних просторах? Никаких, живи и радуйся. Однако они имелись.
Ромеи, коварные и хитрые твари, что ни год, присылали к нему своих послов, которые передавали ему откуп, чтобы он не трогал их приморские города и не перекрывал торговые пути. Но одновременно с этим они что-то нашёптывали его родственникам, а потом подбивали Бачмана наброситься на соседей или русских князей. За руку ромеев поймать не удавалось, слишком скользкие они твари, словно водяные змеи, и объявить им серьёзную войну хан тоже не мог. Поскольку в таком случае сразу же терял поддержку половины своих приближённых и мог получить на шею удавку или яд в питьё. А ещё эти хитрецы постоянно натравливали на него прикормленных крымских кочевников, которые вели дела с купцами из Херсонеса (Корсуни), Сугдеи (Сурожа), Корчева и Таматархи. Поэтому хан всегда был настороже и бдительности не терял.
Вот и думай, что делать. Сидеть и изображать из себя живого болванчика, который на всё кивает, каждый день посещает жён и развлекается охотой, или следовать заветам предков – бить подлых тварей с чёрной душой там, где их встретишь? Ответа не было, и Бачман вспомнил о других соседях.
На западе от Приднепровской орды кочевали лукоморцы, которых возглавлял внук великого Тугоркана (по-русски – Тугарина Змея) лихой и горячий хан Изай, от которого неизвестно чего ожидать, поскольку он всё время находился в движении и постоянно воевал. То с галичанами сцепится, то с ромеями, то с уграми или киевлянами, а бывало, что и на своих сородичей половцев нападал. Непредсказуемый человек, а значит – опасный.
На севере находились земли русских, Переяславль и Киев, которые прикрывали сильные отряды чёрных клобуков и тяжёлая дружинная кавалерия. Там были богатые земли, и в тех краях всегда можно взять знатную добычу, об этом знал любой степняк. Но славяне внимательно следили за степью, и если пойти на них в поход, то это могло обернуться великим погромом. Тот же самый знаменитый Тугоркан, родственник Владимира Мономаха, сколько бегал, и всё равно попался да живота лишился, а Бачман хотел жить. По этой причине нападать на Русь он не спешил.
На северо-востоке раскинулись владения других родственников, заорельских половцев, которых Бачман ненавидел люто, ибо не раз они вместе с русскими князьями обрушивались на вежи приднепровцев. Этого хан никогда не забывал и постоянно с ними цапался, что при прежнем заорельским хане, старике Аепе, что при нынешнем, временном, Тотуре. И хотя пока они были заняты на Руси, где воевали за своего родственника Гюрги, и звали его, Бачман с ними не пошёл и постоянно ожидал от заорельцев удара в спину.
Ну и последние соседи, с востока. Там по берегам Танаиса (Дона) и привольным приморским степям кочевали люди хана Колчака и остатки тмутараканских конных сотен. В дрязги с другими ордами они старались не вступать, воевали на Кавказе, брали дань с Таматархи и проходящих через их владения караванов и с Бачманом никогда не ссорились. Но хан приднепровцев им не доверял.
Впрочем, Бачман никому не доверял, и от всех ждал подлости, потому что сам был готов её совершить. Он это понимал и был этим недоволен. Но поделать ничего не мог, ибо жить по чести можно только с честными людьми, а хан есть хан. Степной правитель обязан во всём видеть подвох и держать под рукой сильное войско, а иначе можно лишиться всего, что имеешь, и кануть в небытие вместе со всей семьёй, не оставив после себя никакой памяти.
«Как же я устал, – в очередной раз, закрывая глаза, подумал Бачман. – Как правильно жить и поступать? Что есть правда и в чём истина? С кем разделить тяжкую ношу и ответственность? Кому передать власть и накопленные богатства? Не знаю. Я ничего не знаю. Но одно мне известно точно: завтра меня ждёт битва и очередная славная победа».
Последняя мысль немного развеяла муть в душе Бачмана, и он стал засыпать. Однако не успел провалиться в сон, как за пологом шатра послышался непонятный шум. Что-то упало, и хан приподнялся, а затем окликнул своего главного телохранителя, который был предан ему, словно пёс:
– Атрак, что там?
Охранник, который никогда не оставлял хана, не отозвался, и Бачман рывком вскочил.
«Беда!» – пронеслась в его голове паническая мысль, и он кинулся к оружию, которое неосмотрительно оставил в стороне от ложа. Но наперерез ему от входа скользнула стремительная тень. Рот хана открылся, чтобы позвать кого-то на помощь, но он опоздал. Ночной гость не слишком сильно ударил Бачмана в горло, и крик застрял в груди хана, а следующий удар, который пришёлся по голове, погрузил его в пучину беспамятства. Однако прежде чем потерять сознание, он услышал русскую речь:
– Кедрин, не спи. Лошадей давай.
* * *Ноги Бачмана ослабели, и он стал опускаться на покрытый войлоком пол. Свалиться хану я не дал, а подхватил его на руки (тяжёлый, зар-ра-за, кабан) и положил на кошму, которая была его постелью. Потом быстро, но без лишней суеты, закатал пленника в постель и сделал свёрток из его одежды, вложив в неё саблю.
Вроде бы всё. Тихо и спокойно мы с Валентином Кедриным проникли в лагерь половцев. В наглую, словно так и надо, не обращая внимания на караульных, проехали к шатру полководца – а дальше дело техники. Телохранители у хана, конечно, знатные, но расслабленные до невозможности и чересчур раскормленные. В боях давно не участвовали и шкурой, видать, последние лет десять не рисковали. Поэтому они подпустили нас, и мы их вырубили. Двоих Кедрин сделал, а четвёрых – я, и так удачно это вышло, что стоящая у подножия холма сотня ничего не почуяла и не всполошилась. А о ханской обслуге и говорить нечего, холопы дрыхли без задних ног.
