— И что?
— Что-что? Договорились! Слушай, Саша… мне не нравится то, что происходит. Как-то всё быстро меняется, слишком быстро. Гэбешники могу не осилить всё это дело, будет слишком поздно.
Я почесал подбородок.
— Осенью мы запускаем образовательную программу, для детишек в регионах, — сказал я. — Лика говорила?
— С космонавтами с этими? Да, говорила. Хорошее дело — но, как я вижу, этого слишком мало, однозначно. Это игра в долгую. Нужны годы… а всё меняется.
— Я ведь говорил, как оно всё должно быть?
— Говорил, — кивнул политик. — Но ты ведь уже начал всё менять. Как и я. Что, если изменения ускорились и теперь всё пойдёт совсем не так, как было когда-то? А? Ты ведь и сам говорил, что это неизбежно.
— Я проведу повторный анализ, — сказал я. — Плюс поговорю с кем надо.
— Надо реагировать. Чую, что-то будет, крупное. Гораздо раньше, чем ты говорил.
— Всякое возможно, — кивнул я. — Мы… перестрахуемся.
— Это хорошо… это ладно, — кивнул политик. — Кстати, твои предложения по Марий-Эл реализуем. Пока что всё работает, как надо.
— Да? — я поднял бровь.
— Безусловно. Ты был прав, дело можно свести к досрочной отставке. Коммуняка подставляется. И Зю не сможет его защитить — внутри сильные брожения после слитых выборов, ему нужно время на восстановление контроля. Отличная возможность для размена фигур.
— Вот и отлично, — улыбнулся я.
— В общем, ты подумай. И на день города особенное внимание обрати. Не нравится мне происходящее, совсем не нравится…
— Я подумаю, — пообещал я.
Машина остановилась в районе Смоленской площади. Я вышел и направился к метро.
С новым начальником отделения ЗВИ я встретился в неформальной обстановке — в скверике возле его дома в Новогиреево. Он ждал меня возле сломанной лавочке, недалеко от детской площадки, которую оккупировали алкаши. Те шумели о чём-то своём, разливая пойло по пластиковым стаканчикам, но притихли, увидев меня во дворе.
Убедившись, что мне до них нет никакого дела, алкаши продолжили «застолье».
— Часто у вас так? — спросил я, поздоровавшись, кивая в сторону компании на детской площадке.
— Да каждый вечер, пока морозы не вдарят, — начальник отделения равнодушно пожал плечами.
Он был одет «по гражданке» — в довольно приличную куртку, джинсы и кожаные туфли. Такой «прикид» на зарплату офицера не купишь. Вот и хорошо, это сильно упрощает дело.
— Неприятно, — поморщился я.
— Ну да, — кивнул Анохин. — Придётся подождать, пока не передохнут… в общем, я знаю, зачем ты здесь. Условие — пятёрка в месяц.
Я выдержал паузу.
— Дорого? Да. Но ты сам подумай, я не могу такое оставить на своём уровне. Приходится делиться. У юрлы вон расценки ещё выше, там до десятки доходят. Но там такие родители, что ты сам понимаешь, это не проблема.
— Ясно, — кивнул я.
— Вообще ты мне симпатичен. Вроде разумный парень, с понятиями. Знаешь, как зайти. Поэтому условия такие, человеческие. К тому же, я знаю, что для тебя такие деньги не проблема.
— А откуда знаете? — заинтересовался я.
— Откуда надо — оттуда знаю, — улыбнулся Анохин. — Да ладно, ты на себя посмотри. Таких как ты сразу видно. Короче, из этой пятёрки половина сразу идёт наверх, чтобы ко мне вопросов не было. Ещё штуку я возьму на отделение. В коридоре учебного корпуса линолеум менять надо, да и мебель неплохо бы закупить… а то бомжатник-бомжатником.
— Спасибо, — кивнул я.
— Отдавать наличными, только в руки. Сейчас после меня подойдёт девушка — вот ей всё и передашь. Встречаться будете в разных местах — я через Ступикова говорить буду… кстати, ловко ты с ним. Молодец. Он прям за тебя горой! И главное — обошлось в копейки.
— Стараемся, — ответил я.
— Один только момент: в сессии я помочь не смогу. Что-то завалишь — на кафедры я не полезу. Особенно на языковые. Там у них отдельный ценник. А если узнают, на каком ты положении — его заломят до небес. А они узнают. Так что имей ввиду.
— Не завалю, — ответил я.
— Ну и ладно. Но я всё же рекомендовал бы помогать по возможности. Вот тебе намёк: в этом семестре вам назначат препода по языковой практике, который на китаянке женат. У него шуры-муры с торговлей, вроде как дублёнки ли шубы таскает. Поможешь разрулить ему тёрки с местом на Черкизоне — он будет весь твой.
— Спасибо, — повторил я.
— Да не за что, — отмахнулся Анохин. — Давай, смотри только по своим делам осторожнее. Я бы хотел благополучно доработать до пятого курса. А дальше там уже как сложится.
— Кстати, насчёт моих дел. Я бы хотел взять с собой на день города Гоменюка и Зимина, не возражаете?
— На выходные?
— Выходные плюс пятница.
Анохин почесал подбородок.
— Ну ладно. Только смотри — наша договорённость она только про тебя. За остальных, конечно, можешь простить — но не чаще раза в месяц и по обстоятельствам, без гарантий.
— Договорились, — кивнул я.
— Ну ладно. Жди здесь.
С этими словами Анохин развернулся и пошёл к своему подъезду. Ровно в тот момент, когда он приблизился к двери, она распахнулась и оттуда вышла девушка. Некрасивая, полноватая, но в дорогом пальто и кожаных осенних сапогах.
Девушка подошла ко мне. Встала рядом, не произнося ни слова.
Я достал из кармана «бомбера» заранее приготовленный конверт и протянул ей. Она тут же спрятала его в карман пальто и удалилась обратно в подъезд, даже не пытаясь пересчитать сумму. Впрочем, учитывая соседство, это было, скорее разумно. Некоторые вещи приходилось делать на доверии.
Мы собрались в пятницу, в техническом помещении высотки МГУ, под самым шпилем. В самом здании вовсю шли подготовительные работы к завтрашнему шоу. Чтобы достать пропуска сюда, Лике пришлось выйти на мэрию.
Серёжа порядком запыхался по дороге — сказывалась комплекция. Я дал ему время отдышаться, любуясь видом.
— Ты в курсе, что отмазал нас от наряда по столовой? — спросил Зимин, приближаясь к распахнутому настежь окну.
— Нет, — ответил я, пожимая плечами. — Это имеет значение?
— Да не особо… просто приятно оказаться на дне города свободным. А то я и Москвы-то особо не видел.
— Ребят, вы обдумали то, о чём мы говорили в прошлый раз?
Я решил перейти сразу к делам. Для сантиментов ещё найдётся время.
— Ага, — кивнул Серёжа. — И в даже между собой согласились.
— Я слушаю.
— Нужна точка приложения усилий, — начал Зимин. — Проще всего сделать какое-нибудь событие. Оно работает, как… в общем, примерно представляешь себе, что такое напряжённое стекло?
— Представляю, — кивнул я.
— Вот. Так оно и работает.
— Лёша решил, что мы в Чернобыль ездили за этим, — вмешался Гуменюк. — Скорее всего, это был триггер окончательного распада общественного сознания в СССР.
— Вот как…
— Да. Событие, в некотором смысле сакральное, — кивнул Лёша.
— Мы считаем, что использовался дубль, — продолжал Серёжа. — Двойной удар. Для удара изнутри идеально подходит техногенная катастрофа. Для удара снаружи — важное внешнеполитическое событие, затрагивающие самые основы национально самосознания.
— В случае СССР это было падение Берлинской стены. Добивающий удар. Чтобы процессы, которые запустил Чернобыль на заранее подготовленной почве стали необратимыми.
— И вы, получается, додумались до этого за неделю? — улыбаясь, спросил я.
— Меньше, — уточнил Зимин. — А Мендлееву его таблица вообще во сне приснилась!
— По какому принципу такие события выбираются? — спросил я.
— Я только приступил к разработке соответствующих расчётов, — ответил Лёша. — Но, думаю, чаще всего используются интуитивно понятные точки. Плюс огромную роль играет последующее освещение. То, как это подается в СМИ. Какие слухи распускаются.
— Про Берлинскую стену говорили, как это хорошо, — вставил Серёжа. — И это создавало убийственный когнитивный диссонанс в сознании целого поколения!
