Найти столько мест в вип-ложе было не просто. Лике пришлось подключать своего отца, но, в конце концов, вопрос был решён.
Ложа представляла собой выгородку с пластиковыми сиденьями, на которых заботливо выложили пледы. Досадно, что вид отсюда был, пожалуй, хуже, чем тот, которым я наслаждался в прошлый раз. В такой близи плохо воспринимался масштаб световых инсталляций.
Тем не менее, шоу впечатляло. Даже по меркам далёкого будущего. А уж по меркам девяностых оно вообще представляло собой вершину технологических достижений. По спецэффектам оно точно не уступало концерту Джексона, где я успел побывать не так давно. А по масштабам превосходило.
Время пролетело быстро. Ночь стояла тёплая, пледы вовсе не не понадобились.
В конце выступления артист поблагодарил благодарную публику и пожелал «безопасно добраться домой». В ту ночь автобусы ходили до трёх часов, развозя огромную толпу зрителей.
Лика и Дан уехали на машине с водителем, которую прислал её отец. С музыкантом я планировал обстоятельно переговорить завтра, когда эмоции немного улягутся.
Потом мы проводили Мирославу. Я пообещал приехать встречать её в «Шереметьево», послезавтра. На прощание она поцеловала меня в щёку и села в отцовскую машину. Дмитрий Петрович глянул на меня, кивнул и даже растянул губы в подобии улыбки. Я улыбнулся в ответ.
Перед концертом я припарковал отцовский «Жигулёнок» в одном из дворов на Мосфильмовской. Да, идти было не близко — но и спешить не хотелось.
Мы шли с парнями, сначала в толпе, потом, когда стоянки автобусов остались позади, по опустевшим улицам. Долго молчали.
Первым заговорил Серёжа:
— Странное дело… мне понравилось! Будто в будущем побывал. Видели, когда года загорелись? Я смотрел на те, которые шли после двухтысячного года. Как-то самой собой представлялось, что нас ждёт в то время.
— И что же нас ждёт? Как ты себе это представлял? — спросил я.
— Много чего, — Саша пожал плечами, — космос. Компьютеры и коммуникации. Границ будет меньше. Интернет станет общедоступным, и какой тогда в них смысл в границах? Люди станут свободнее. Не надо только бояться.
Лёша молчал, нахмурившись. То и дело тёр переносицу. Выслушав Сашу, он кивнул и так же молча пошёл дальше.
— Ну а ты что думаешь? — не выдержал я.
— Я? — ответил Лёша, бросив в мою сторону быстрый взгляд. — Я думаю, что это грандиозно. И очень впечатляет. Такая массовая работа с бессознательным… Саня, это какой-то нереальный уровень.
— Скажи, мы так сможем? — спросил я.
Лёша даже запнулся и остановился. Серёжа с недоумением глядел на нас обоих.
— Сможем, — наконец, твёрдо ответил Лёша. — Правда, не просто будет.
— На это я и не рассчитывал, — ответил я.
— Так что ты там увидел-то? — спросил Серёжа.
— Ну ты, в принципе, всё правильно сказал, — кивнул Лёша. — Всё это есть: вдохновение, активация энергии… притупление чувства опасности. Собственно, это самая главная эмоция, которая была заложена во всё мероприятие. Уверен, что те, кто смотрел шоу, стали более склонными к рискованному поведению.
— В смысле? В Москве теперь будет бум экстремальных видов спорта? — уточнил я.
— И это тоже в некотором смысле, да, — кивнул Лёша, — но не только. Для того, чтобы реализовалась склонность, она должна быть изначально. Не все люди интересуются спортом. Кто-то просто думает о том, как жизнь наладить. Вот они тоже начнут рисковать: пытаться менять работу, получать другую специальность, тратить деньги, вкладывать, куда не следует… и дальше в таком духе. Таких людей точно станет больше.
— Значит, усиление социальной мобильности, — сказал я. — Но… зачем?
— Сложно сказать, — Лёша вздохнул. — Иногда такая трансформация может быть полезна. Но если предположить, что организаторы ничего хорошего для нас не желают, но это способ усугубить последствия какого-нибудь социально-экономического катаклизма. Кризиса. Вроде того, что при развале союза был.
Я улыбнулся.
— Мне кажется, это притянуто за уши, — возразил Серёжа. — А что, если они правда добра желают? Может, как-то осторожно прощупать их намерения?
— Меньше, чем через год, — сказал я. — Будет кризис. И ещё какой!
— Ну вот, ты тоже в пророки пошёл? — улыбнулся Лёша, после чего добавил: — Ничего не могу сказать на этот счёт. Я не экономист.
— Будет дефолт, — сказал я. — Государство не сможет платить по краткосрочным обязательствам. Рухнет пирамида, которая сейчас выстраивается…
— О как! — сказал Лёша. — Ну вот, так примерно я и думал: экономические проблемы и рискованное поведение социально активного населения, которое усугубляет катастрофу.
— Лихо вы завернули… — вздохнул Серёжа. — А так хотелось надеяться на хорошее!
— Мы на него не надеемся, — ответил я, улыбнувшись, — мы его сами создаём.
— Справедливо, — кивнул Серёжа.
Так, за разговором, обсуждая детали вскрытых Лёшей элементов психологического воздействия, мы дошли до машины. К счастью, она оказалась на месте.
После того случая с бомбой, я взял за привычку проверять авто после того, как оставлял его в незнакомом месте. Однако же в этот раз всё было в порядке.
Серёжа сел на заднее сиденье, вытянулся и, кажется, тут же задремал. Лёша занял кресло справа от меня. Всю дорогу он молчал, размышляя о чём-то своём.
Я отвёз ребят на Волочаевскую, в казарму. Мы попрощались, договорившись о встрече в следующие выходные. Я попросил их подумать насчёт того, что можно было бы сделать, чтобы снизить склонность к рискованному поведению у москвичей.
Потом, уже под утро, я вернулся в квартиру отца. Как назло, оба лифта оказались сломаны, и мне пришлось подниматься пешком по пожарной лестнице.
Добравшись, наконец, до постели, я уснул раньше, чем моя голова коснулась подушки.
Меня разбудили тёплые прикосновения мягкой ладони Людмилы. Голова всё ещё гудела после вчерашнего концерта, я чувствовал себя совершенно разбитым и не выспавшимся.
— Что, заспался, да? — спросил я, улыбаясь и потягиваясь.
Странно: по ощущениям от серого света за окном было раннее утро. А проспал я, скорее всего, до обеда. Вот Людмила и начала беспокоиться.
— Нет, — почему-то шёпотом ответила она. — Ты приехал пару часов назад. Там тебе звонят… я уж хотела отослать куда — но говорят, что срочно. Кажется, это девушка с твоей работы.
Я тряхнул головой и посмотрел на часы. Восемь утра. Действительно, как-то рановато для рабочих звонков… что там стряслось у Лики?
Я вышел в коридор, взял трубку и, прикрывая микрофон ладонью, спросил:
— Да?
— Саш, надо срочно приехать, — голос Лики звучал непривычно напряжённо.
— Что случилось? — спросил я.
— К нам кое-кто приехал, — ответила она. — Очень важный. Хочет с тобой поговорить.
Я начал лихорадочно соображать, кому бы я мог так срочно понадобиться. Опять дела со стороны отца Мирославы? Всё никак успокоиться не может?.. или какие-то вопросы от киевских насчёт будущей встречи? Конкурирующая группировка «очнулась»? Как бы то ни было, задавать такие вопросы по телефону — занятие бесполезное.
— Хорошо, выезжаю, — ответил я.
— Саш, это по-настоящему срочно, — добавила Лика. — Если ты не завтракал — лучше позавтракать после встречи, хорошо?
— Ладно, понял я.
— И ехать нужно в Дом приёмов, к дяде Борису. Не в офис.
Вот тебе и новости. Видимо, дело действительно серьёзное…
Папа спал после вчерашнего дежурства, и будить я его не стал. Только спросил у Людмилы, не было ли у них каких-то планов на сегодня, для чего могла машина понадобиться. Она ответила, что нет, наоборот: весь день хотели провести дома.
Утром выходного дня, ещё и после грандиозных мероприятий, посвящённых дню города, улицы были, практически, пусты. Так что долетел я быстро.
Секретарь дома собраний меня узнала, прямо возле входа схватила меня за руку и чуть ли не силой потащила в один из парадных кабинетов на первом этаже. Насколько мне было известно, именно это помещение было самым защищённым во всём доме, и создавалось специально для самых конфиденциальных переговоров.
